А еще меня занимали мысли на излюбленную тему мамы Наны — о необходимости полюбить какую-нибудь женщину, сойтись с ней и жить нормальной семьей.
Не то чтобы я не прилагал к этому никаких усилий. Мою жену Марию убили в автомобильной перестрелке, преступников так и не удалось найти. Это случилось, когда Деймон и Дженни были еще совсем крохами. Мне кажется, образовавшаяся в тот момент в моем сердце рана до сих пор кровоточит. И возможно, не затянется никогда. Даже сейчас, когда я даю волю мыслям о Марии и ее до жути нелепой смерти, о трагедии нашей семьи, у меня все внутри переворачивается. Настолько бессмысленно оборванная человеческая жизнь. И двое детей, оставшихся без матери.
Я старался повстречать другую женщину, но, по-видимому, мне не суждено быть счастливым дважды. В моей жизни появилась Джеззи Флэнаган, однако закончилась наша связь прескверно. Спустя некоторое время я познакомился с Кристин Джонсон, матерью малыша Алекса. Теперь она живет здесь, на Западе, в Сиэтле, работает учительницей и уже нашла себе другого. Меня и по сей день терзают смешанные чувства по отношению к Кристин. Ей пришлось вынести нечто страшное — по моей вине. Она сказала, что не в состоянии жить с детективом по расследованию убийств, и уехала. Потом, совсем недавно, я сблизился с агентом ФБР Бетси Кавальерр. Сейчас Бетси нет в живых, а ее убийцу мы так и не поймали. С Джамиллой Хьюз я опасался даже сходить выпить пивка. Прошлое нависало надо мной грозовой тучей.
— А детектив она классный, — пробормотал я, замечая указатель с надписью: «Фресно».
Я приехал сюда, чтобы встретиться с одним человеком и поговорить о зубах.
Точнее, о клыках.
Салон тату, клыков и когтей располагался на краю делового квартала Фресно, где обитают коммерсанты из низшей прослойки среднего класса. Это было обветшалое, выходившее на улицу помещение на первом этаже. У самого окна стояло старое стоматологическое кресло, буквально бросавшееся в глаза прохожим. В кресле я увидел девочку лет четырнадцати-пятнадцати. Она сидела, низко наклонив голову на тонкой прыщавой шее, и вздрагивала при каждом уколе иглы.
Молодой парень в яркой желто-голубой бандане сидел рядом на высоком табурете и занимался татуировкой. Ряд бутылочек с чернилами, расставленных перед ним, напомнил мне палатку художников на школьной ярмарке.
Несколько минут я наблюдал за процессом нанесения тату с улицы. В моей голове роились мысли о роли физической боли при получении татуировки и об убийствах.
Местный «художник» выводил сзади на шее девушки S-образную фигуру и использовал при этом две педальные машины: одну для нанесения наброска, вторую — для доработки и раскраски. В округлом ретушере между машинами я насчитал четырнадцать различных игл. Чем больше игл, тем пестрее плоть.
Проходивший мимо мужчина средних лет со стрижкой «ежик» приостановился возле витрины салона ровно настолько, чтобы успеть пробормотать:
— Вот ведь ненормальные! И вы тоже, раз стоите здесь и смотрите!
В наши дни все кого-нибудь да критикуют.
Наконец я вошел внутрь и взглянул на работу мастера — небольшой кельтский символ, выполненный в желто-зеленых тонах. Я поинтересовался, где продаются клыки и когти. Парень шевельнул головой, вернее, челюстью, указывая на выход в коридор слева. Я не услышал от него ни единого слова.
Коридор был заставлен демонстрационными витринами с образцами гвоздиков в пупок и в язык — включая те, что светятся в темноте, — массивными кольцами, солнцезащитными очками, высокими сапогами и отделанной металлом одеждой. Здесь же я увидел и стенд с двумя видами самых популярных когтей — «людоед» и «Фауст».
Кажется, мы на правильном пути, подумал я, едва войдя в коридор. Мысль эта окрепла, когда я встретился с мастером по изготовлению клыков.
Он ждал меня и начал говорить, как только я появился на пороге его небольшой студии.
— А-а, вот и ты, странник. Знаешь, когда человек приезжает в самые интересные и самые небезопасные вампирские клубы — в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Новом Орлеане, Хьюстоне, — то видит клыки буквально повсюду. Зрелище, скажу я тебе, еще то! Они подходят к любому наряду — готическому, эдвардианскому, викторианскому, садомазохистскому. Я один из первых открыл специализированный салон по изготовлению клыков. Сначала в Лагуна-Бич, потом стал продвигаться все дальше и дальше на север и вот теперь я здесь, во Фресно.
Пока он говорил, я рассмотрел, какие у него зубы. Резцы этого типа выглядели неестественно длинными и при укусе могли нанести человеку серьезные повреждения.
Звали моего собеседника Джон Баррейро. Он был маленький, болезненно худой и одет во все черное, почти как Питер Уэстин. Таких мрачных личностей я, пожалуй, не встречал еще ни разу в жизни.
— Вам известно, для чего я сюда приехал, — сказал я. — Чтобы побеседовать о произошедших в парке «Золотые ворота» убийствах.
Баррейро кивнул и диковато улыбнулся.
— Мне известно, почему ты приехал сюда, странник. Тебя прислал Питер Уэстин. Питер обладает поразительным даром убеждения, не правда ли? Пойдем.
Он повел меня в маленькую комнатку в дальней части студии. Стены в ней были темно-синие, а люстра — кроваво-красная.
Баррейро явно страдал переизбытком энергии: разговаривая со мной, он постоянно ходил взад и вперед.
— В Лос-Анджелесе есть знаменитый клуб под названием «Клык». Болтают, будто только там можно встретить настоящих вампиров и что-то о них узнать. В конце недели по ночам там собираются до четырех-пяти тысяч людей. Истинных вампиров в этой толпе всего-то человек пятьдесят. Но клыки носят все, даже те, кто только подражает вампирам.
— А у вас настоящие зубы? — спросил я.
— Давай я разок укушу тебя, тогда узнаешь, — ответил изготовитель клыков смеясь. — А если говорить серьезно, у меня зубы настоящие. Только резцы увеличены и заострены. Я кусаюсь. И пью кровь. Меня стоит бояться, детектив.
Я кивнул, ничуть не сомневаясь в его словах.
— Если я взгляну на твои зубы и сделаю с них простейшие слепки, смогу изготовить парочку клыков и для тебя, — сказал он. — И ты сразу выделишься из толпы своих приятелей-сыщиков, возвысишься над ними.
Я улыбнулся, однако промолчал, давая ему возможность продолжить.
— Каждый год я произвожу несколько сотен пар клыков — нижних и верхних. Иногда делаю их даже двойными, а порой отливаю из золота или серебра. Ты бы классно смотрелся с серебряными клыками.
— Вы слышали о совершенных в Калифорнии убийствах? — спросил я.
— Конечно, слышал. От друзей и знакомых, например, от Питера Уэстина. Некоторые вампиры только рады происходящему. По их мнению, это сигнал о наступлении новой эры, возможно, о смене Владыки.
Меня обдало холодом. Последние слова Баррейро отозвались в моей голове гулким эхом.
— У вампиров есть предводитель?
Темные глаза Баррейро превратились в узкие щелочки.
— Нет. Само собой, нет у них никакого предводителя. А если бы был, я не стал бы разговаривать о нем с тобой.
— Значит, вампирами руководит Владыка, — произнес я.
Баррейро приостановился, пристально глянул на меня и вновь принялся расхаживать по комнате.
Я поинтересовался:
— А тигриные зубы для человека вы в состоянии изготовить?
— В состоянии, — ответил Баррейро. — Я выполнял подобные заказы.
Совершенно неожиданно и с поразительной проворностью он рванулся ко мне, вцепился одной рукой в мои волосы, а другой схватил меня за ухо. Во мне сто девяносто два сантиметра, и я гораздо крупнее этого коротышки. Подобной выходки от него я никак не ожидал. Он двигался очень быстро и обладал удивительной силой. Его рот приблизился к моему горлу.
— Советую оценивать нас по достоинству, детектив Кросс, — прошипел Баррейро, внезапно отпуская меня. — Ну, точно не желаешь обзавестись клыками? Хотя бы для личной безопасности? Я выполню твой заказ абсолютно бесплатно.
Уильям вел белый пыльный фургон по пустыне Мохаве на скорости почти в сотню миль в час. Диск с записью Маршалла Мэтерса играл на полную мощь. Путь братьев по Пятнадцатой магистрали лежал к Вегасу, следующей остановке в их путешествии.
Как здорово, что они решили ездить на этом фургоне — чертовски быстром, обклеенном эмблемами Красного Креста. Кстати, и у Уильяма, и у Майкла были дипломы, позволяющие брать кровь у любого, кто согласился бы на это.
— Осталась парочка миль, — сказал Уильям брату, который сидел у раскрытого окна, высунув наружу ногу.
— Парочка миль? До чего? — спросил Майкл. — До жертвы? У меня уже нет сил, черт возьми. Я голодный, как зверь, хочу срочно подкрепиться. А на горизонте ни черта не видно, — простонал он, словно до предела избалованный подросток — по сути, таким Майкл и был. — Ни черта!
