— Хотела бы я так скучать, как ты со своим Эдмундом, — съязвила Синди. — Вот было бы здорово!
Все эти поддразнивания и смешки живо напомнили мне о наших вечеринках в кафе «У Сьюзи».
Как обычно бывало в таких случаях, разговор зашел о деле.
— А что там с этими убийствами у вас в округе?
— Довольно скверная история. Весь город стоит на ушах. Несколько недель назад убили молодую пару, а сегодня утром зарезали женщину — буквально в миле от меня.
— Я слышала новости, — вставила Синди. — Кровавое дельце.
— Верно. Все это сильно смахивает на серийные убийства, и меня просто бесит собственная беспомощность. Мне бы съездить на место преступления, пошерстить улики. А я сижу и ничего не делаю.
— Ладно, вот тебе кусочек информации, — произнесла Клэр. — Я выудила его из нашей базы данных. Ты говоришь о супружеской чете из Кресент-Хайтс, правильно? Так вот, перед смертью обоих высекли.
Похоже, я на мгновение отключилась, вспомнив про «Джона Доу № 24». Его тоже подвергли порке.
— Их высекли? Клэр, ты уверена?
— Абсолютно. Следы на спине и ягодицах.
Запищал звонок с другой линии, и, взглянув на фамилию звонившего, я мгновенно погрузилась в прошлое. Пробормотав: «Подождите, девочки», — я переключилась на второй канал.
— Линдси, это Кастеллано. Ты можешь со мной поговорить?
Хорошо, что на соседней линии меня ждали Клэр и Синди. Мне необходима была передышка, чтобы подготовиться к беседе с адвокатом насчет перестрелки на Ларкин-стрит. Юки сказала, что перезвонит утром, и я снова вернулась к подружкам, но настроение упало.
За прошедшие дни мне удалось забыть почти обо всем на свете — кроме судебного разбирательства, на котором решалась моя судьба.
Лоцман шел по береговой тропинке, петлявшей в траве при свете молодого месяца. Он был в черном спортивном костюме и шерстяной шапочке; в руках держал маленькую камеру с десятикратным зумом. Понаблюдав за юной парочкой, занимавшейся любовью на песке, Лоцман перевел объектив на жилые дома, которые стояли в нескольких сотнях ярдов от него, на другом конце Си-Вью-авеню. Его интересовал конкретный дом — прибрежный коттедж с щипцовой крышей, широкими окнами и раздвижными дверями на веранду. Он видел, как лейтенант Линдси Боксер расхаживает по гостиной.
На ней была только легкая белая футболка, волосы стянуты в узел на затылке. Она говорила с кем-то по телефону, теребя на шее узкую цепочку. Лоцман ясно видел очертания ее груди, полной и крепкой.
Хорошие сиськи, лейтенант.
Он был в курсе, кто такая Линдси, чем она занимается, почему попала в Халф-Мун-Бэй. Но ему хотелось знать больше. Например, с кем она беседует по телефону. Может, с тем темноволосым пареньком, который провел у нее прошлую ночь, а потом укатил в черном лимузине с правительственными номерами? Лоцмана очень интересовал этот парень — кто он такой и вернется ли обратно. Еще он намеревался выяснить, где Линдси прячет свое оружие.
Лоцман делал кадр за кадром — как она улыбается, хмурится, распускает волосы. Как, зажав трубку между плечом и подбородком, поднимает руки — грудь ходит ходуном под тонкой тканью — и опять туго завязывает узел.
Пока он смотрел, в комнате появилась собака и легла у раздвижной двери, уставившись наружу — ему показалось, что прямо на него.
Через минуту Лоцман вернулся по тропинке к пляжу, где все еще целовалась молодая парочка, и зашагал прямо по траве к парковочной стоянке. Забравшись в салон, вытащил из «бардачка» блокнот и перелистал его до закладки с аккуратной надписью «Линией».
Лейтенант Линдси Боксер.
Тусклого света фонарей едва хватило, чтобы сделать новую заметку.
Он написал: «Ранена. Одинока. Вооружена и опасна».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ СНОВА В СЕДЛЕ
Солнце начинало подрумянивать утреннее небо, когда меня разбудил оглушительный звонок. Я нащупала телефон и взяла трубку.
— Линдси, это Юки. Надеюсь, я тебя не разбудила? Звоню из машины, и у меня почти нет времени, но мне надо с тобой поговорить.
Юки всегда энергична и стремительна; девяносто миль в час — ее стиль.
— Выкладывай, — пробормотала я, плюхнувшись обратно на кровать.
— Сэм Кэйбот выписался из больницы, вчера я допросила его под присягой, — быстро заговорила Юки. — Он отказался от признания в убийствах в отеле, но это уже проблема окружного прокурора. Что касается тебя, он утверждает, что ты выстрелила первой и промахнулась, а им с сестрой пришлось защищаться. Наглое вранье. Все прекрасно это понимают, но мы в Америке. Он может плести все, что ему захочется.
Я испустила вздох, похожий на стон. Юки продолжила:
— Наша главная проблема в том, что эта чертова вонючка не парень, а слезовыжималка. Прикован к креслу, шея в гипсе, губы дрожат. Невинное дитя, на которого наехал…
— Злобный и гнусный полицейский, — вставила я.
— Я хотела сказать — на которого наехал грузовик, но не важно. — Она рассмеялась. — Короче, надо встретиться и пообщаться. Есть какие-нибудь предложения?
Мой календарь был девственно чист на несколько недель вперед. У Юки, наоборот, весь ближайший месяц поминутно расписан встречами, допросами и судебными разбирательствами. Наконец мы выбрали время за пару дней до начала процесса.
— В прессе по-прежнему шумиха, — добавила Юки. — Мы намекнули, что ты уехала к своим друзьям в Нью-Йорк, так что пока можешь спать спокойно. Линдси, ты меня слышишь?
— Да, слышу, — отозвалась я, разглядывая жужжавший на потолке вентилятор.
— Я советую тебе расслабиться, пока можно. Сиди тихо и не высовывайся. А остальное предоставь мне.
Вот и отлично.
Приняв душ, я надела парусиновые брюки и розовую футболку, после чего прошлась с чашкой кофе по двору. Потом я положила завтрак в корытце Пенелопы, приговаривая:
— Сколько ботвиньи скушают свиньи, если свинушки — большие толстушки?
Женщина-полицейский беседует со свиньей. С ума сойти.
Вернувшись на продуваемую ветерком веранду, я все еще размышляла над словами Юки. Сидеть тихо и не высовываться! Хороший совет, но что мне делать, если меня буквально раздирает от желания «высунуться»? Если я не могу просто так сидеть на месте, а хочу куда-то лететь, с кем-то бороться, кого-то защищать?
Это было выше моих сил.
Я свистнула Марте и завела «иксплорер». Мы помчались по дороге, и я уже точно знала, куда ехать, — в дом на Кресент-Хайтс, где убили молодую пару.
— Плохая собачка, — буркнула я Марте. — Снова ищешь неприятностей на свою голову?
Марта скосила на меня влажные карие глаза, помахала хвостом и уставилась на мелькавшие вдоль дороги валуны.
Пока я ехала по шоссе, меня трясло от возбуждения. В трех милях к югу я свернула к Кресент-Хайтс — симпатичным домикам, расположенным на склоне холма в самой дальней части Халф-Мун-Бэй. Под колесами машины захрустел гравий, и я увидела место преступления. Свернув на обочину, я выключила двигатель.
Это был чудесный дом с желтыми дощатыми стенами, тремя мансардами под острой крышей и заросшим цветами садом. Возле решетчатой изгороди стояла аккуратная поленница в форме улитки, а на самодельном почтовом ящике красовалась выведенная от руки надпись: «Далтри». По периметру двора тянулось полмили желтой пластиковой ленты, преграждавшей путь в это воплощение американской мечты.
«Место преступления. Вход только с разрешения полиции».
Глядя на уютный коттедж, я попыталась представить ужасную смерть хозяев, но не сумела. Убийства не происходят в таких местах. Что заставило преступника выбрать именно этот дом? Как он сюда попал — случайно или у него была конкретная цель?
— Сидеть, — приказала я Марте и вышла из машины.
Со времени убийства миновало пять недель, поэтому место преступления уже никто не охранял. Теперь на него мог глазеть кто угодно — нельзя было только входить в дом, — и я повсюду видела следы непрошеных гостей: отпечатки ног на клумбах, окурки возле дорожки, пивные банки на лужайке.
Нагнувшись под желтой лентой, я прошла в открытые ворота и стала обходить вокруг дома Далтри, внимательно оглядываясь по сторонам.
Под кустами остался брошенный кем-то баскетбольный мяч. На задней веранде валялась детская кроссовка, мокрая от ночной росы. Я заметила, что одно подвальное окно вынуто из рамы и стоит рядом, прислоненное к стене дома, — вероятно, это было место взлома.
С каждой минутой мое сердце стучало все быстрее. Я тайком бродила по месту преступления вместо того, чтобы обследовать его с опергруппой, — от этой мысли мне становилось не по себе, словно случившееся здесь не имело ко мне отношения, и я лезла не в свое дело. В то же время я напряженно размышляла над тем, что Клэр сказала мне по телефону прошлой ночью.
