На начальных стадиях облегчение наступало в результате насилия над мелкими животными и возбуждения во время драки. Но оно было непродолжительным. Годы психологической боли порождали сложную фантазию, которая обещала облегчение, созданное кровью и криками жертвы. После обезображенное тело будет отброшено с чувством потери и вины, как пустая упаковка от продукта питания. На какое-то время убийца вернется в общество, будет поступать нормально, чувствовать себя обновленным и уверенным в завтрашнем дне. Но потом болезненная фантазия снова ввергнет его в депрессию и отчаяние, вернет к потокам невинной крови, омывающим кожу.
Как только начинаются убийства, пути назад уже нет. Специалисты ФБР, которые будут работать над этими делами, – всего лишь чистильщики. И их подход – реакция на действие, а не упреждающий маневр.
В рамках программы изменения поведения проблемные дети забирались из узкого мира существования в трейлере и передавались приемным родителям, которые будут любить их. Перед ними открывалась дорога к образованию вплоть до высшего, частное лечение у психолога, уход и доступ к новейшим методам лечения. Позже появлялась работа, отдельное жилье и возможность стать полезным членом общества – полный пакет, который был возможен благодаря объединенным усилиям ФБР и федерального правительства.
Возникали ли проблемы? Конечно, некоторых детей было сложнее перевоспитывать. Их пребывание в тюрьмах для малолетних преступников и психиатрических больницах, уровень сексуального и физического надругательства, которому они подвергались в период формирования, оставляли психологические шрамы, которые невозможно было нивелировать интенсивной терапией. Они были настолько глубоко спрятаны в психике, что ничего поделать с ними было уже невозможно. А еще были очень редкие случаи биологических отклонений, которые по неизвестным причинам еще в утробе матери настраивали человека на насилие. Никакая эмоциональная стабильность, никакое лечение или медикаменты не могли успешно удалить темные наклонности. Проще говоря, такие люди были злыми.
Да, проблемы были. Их ожидали. Но были и удачи. Выживали не только сами пациенты, но и сохранялись жизни их потенциальных жертв.
Но публику не интересуют истории об успехах. Покажите ей статистику и личные дела, покажите им свидетельства мужчин, которые превратились в образованных, спокойных взрослых людей, и что же она будет делать? Она будет зевать. Публика хочет слышать о провалах – и чем оглушительнее, тем лучше. Бросьте ей кусочек с надписью «пациент из сверхсекретной правительственной программы» – и скоро эта новость во всех СМИ, а вся страна судачит о теории заговора. Почему? Потому что публика тупа. Потому что она слушает и смотрит бульварные шоу, Оливера Стоуна и телесериалы, а на правду внимания не обращает. Очень печальное положение вещей, но такие вот дела.
«И не забывай об Интернете. Если Манн прав и этот пациент захочет опубликовать скачанные документы, через несколько секунд весь мир будет знать о них».
Алан услышал за спиной шаги.
– Что там, Генри? – спросил он, не поворачиваясь.
Манн подошел, оперся об ограждение и, зажав в зубах деревянную палочку для кофе, посмотрел на воду. Утреннее солнце било ему в глаза.
– Гарднер купил билет на самолет в Россию на десятое июня, расплатился карточкой «Америкэн Экспресс». Если верить записям авиакомпании, он был на борту.
Ярость, которая совсем недавно буквально сжигала Алана, испарилась.
– Значит, мы должны поверить, что Гарднер вошел в базу данных, скачал файлы пациентов, сверхсекретные правительственные документы, а потом покинул страну, чтобы продать эти данные Советам?
– Он хочет, чтобы именно в это мы поверили. Версия с Советами неудачна. Они уже не супердержава. Может, китайцы, но не Советы.
– Боже…
– Возможно, этот вариант выглядел бы убедительным, если бы не некоторые странности. Он снял только сбережения. А если прикинуть его индивидуальный пенсионный счет и ценные бумаги, то он стоит под девять лимонов. И это без учета дома и тех дерьмовых картин, которые он развешал по стенам.
«То есть, если он действительно продался, имело смысл превратить в наличность все активы. Если человек собирается сбежать, понадобится каждый чертов цент. Бессмысленно оставлять столько денег».
– Кроме того, у него не было причин продаваться, – продолжал Манн. – Даже если Гарднер попал в точку, ни одна страна в мире не заплатит ему большие деньги одним куском.
– И он бы не воспользовался карточкой «Америкэн Экспресс», чтобы заказать билет на самолет.
– И не купил бы его на свое имя. Более того, он оставил здесь паспорт. Мы нашли его в сейфе. – Манн потер пальцем щеку. – Кто-то хочет, чтобы мы искали в другом месте.
Алан вздохнул.
– Похоже, да.
– Еще одно. Мои парни только что закончили осматривать кабинет, где Гарднер занимался частной практикой. Ноутбук они не нашли, здесь его тоже нет. Осталось единственное место, где можно поискать.
Манн имел в виду исследовательское здание ФБР в Ла-Холе.
– Мои ребята могут добраться туда за пятнадцать минут, – сообщил Манн. – Хотите, чтобы я послал их?
– Это место закрыто лучше блошиной задницы. Понадобятся карточки с ключами и коды доступа. И еще там система распознавания личности по тепловому образу. Это просто чертов форт Нокс! Придется подумать, как попасть туда, не тревожа наше начальство.
Манн повернулся к нему.
– Ты говорил Пэрису, что происходит? – Пэрис был директором ФБР.
Алан уставился на него.
– Ты что, с ума сошел?
Манн кивнул, его лицо оставалось бесстрастным.
– Считаешь, что это мудро? У него больше возможностей, чем у нас.
– Пэрис ищет повод, чтобы выпереть меня. Кроме того, если мы ему расскажем, он запортачит все дело. Он без инструкции даже подрочить не может.
Манн хохотнул.
– Мы найдем его, Алан. Мы всегда находим.
Алан не ответил. По лбу скатилась струйка пота и упала на ладонь. Что-то подсказывало ему, что на этот раз все будет иначе.
Кокадье – прекрасное место, если вы хотите исчезнуть. Городок находился на самой северной оконечности штата Мэн, недалеко от канадской границы, и был не столько городом, сколько лесом с адресами, коряво написанными на деревянных дощечках, прибитых к стволам деревьев. Дома располагались вдалеке от дороги, некоторые стояли друг от друга на расстоянии нескольких километров и были совершенно оторваны от цивилизации. Джек видел нескольких местных жителей в дежурном магазине «Мом и Поп», где он остановился, чтобы узнать дорогу. У них был запущенный вид людей, которые не отваживались выходить из леса, чтобы увидеть, как развивается человечество. Чем дальше он ехал по извилистым дорогам, тем больше ему казалось, что он возвращается в прошлое.
Странное место жительства выбрал бывший криминалист ФБР, раскрывший двадцать три серийных убийства.
Дом Малколма Флетчера тоже располагался вдали от дороги. Подъездная дорожка оказалась покрытой толстым слоем грязи, лужайка заросла сорняками и была засыпана сосновыми иголками. Но небольшой участок был расчищен, и двухэтажная свежевыкрашенная коричневая коробка примостилась под широким овальным просветом между деревьями, откуда виднелось голубое небо. Частично заляпанная веранда выглядела новой и занимала всю переднюю часть дома. Все окна были открыты. Классическая музыка, а именно Чайковский, разливалась в утреннем воздухе.
Джек прошел по подъездной дорожке, обратив внимание на новый серебристый пикап «Форд F-250» в гараже. Он подошел к крыльцу и увидел, что дверь за сетчатым экраном открыта. Через нее он разглядел небольшую кухню, которая переходила в гостиную со встроенными в стену книжными полками и небольшим телевизором, по которому транслировали новости.
«Хорошо, – подумал Джек с облегчением. – Хозяин дома».
Он нажал кнопку звонка. Подождал. Снова нажал. Потом принялся стучать и звать Флетчера. Ничего.
Может, он вышел? Но куда? Ближайший сосед живет в семи километрах от него. Он должен быть где-то здесь. Может, решил пробежаться. Джек не думал, что местные жители следят за собой, но всякое возможно. Что бы там ни было, у него не было выбора.
Придется подождать.
Было только начало девятого утра, а воздух уже стал густым от влажности. От запаха подсыхающей грязи некуда было деваться. Пот струился по лбу и спине Джека. Его джинсы и футболка промокли насквозь. Он положил папку с файлами на пол веранды, уселся и оперся об ограждение. Его окружал лес. Когда классическая музыка затихала, было слышно жужжание насекомых.
Он ехал примерно тридцать шесть часов без сна. В глаза будто кто-то песка насыпал, в висках нарастала тупая пульсирующая боль. Он держался лишь на кофеине, и мысли разбегались, словно дикие лошади. У него было ощущение, что это место не более чем декорация. Он не мог возвращаться домой, ему надо было остановиться у обочины и подремать.