Маленький мальчик, её сын, вряд ли был в силах противостоять прущему на него товарняку. Прекрасная тактика: сшибать противника с разбегу. Они меньше всего ожидают атаки в лоб, чисто по бокам куда-нибудь, сильно мешкаются, не знают, куда свернуть, как лучше отразить атаку. Это тот случай, когда выбираешь инь или янь.
Он заорал ему в ухо, прижав его к стене и разрывая на нём одежду. В сторону полетели пуговицы и клочки разорванной клетчатой рубашки.
Ещё на живом дрыгающемся тельце он сделал надрез от горла до солнечного сплетения, а оттуда два надреза по линии рёбер вправо и влево, эдакие лопасти получились. Делать надрез надо мягко, чтобы не повредить внутренние органы и кровопроводы. Кстати, дети частенько дохнут от болевого шока, а этот не умирал. Он просто потерял сознание.
Легион аккуратно очистил рёбра от всякой мишуры, подвинул сосуды. Всё было чисто, опрятно и даже красиво. Он видел, как бьётся маленькое сердечко недоразвитой жизни, как подёргиваются кровеносные сосудики. Собственно, вот и аорта собственной персоной. Отворачиваемся и режем. Номер сто девяносто восемь.
Остатки крови он зачерпнул пальцем мальчика, поднял его и вывел на стене: «Сегодня утром бог умер, аминь, товарищи».
Оппаньки, а это что за хрень? Через вентиляционную решётку у самого потолка что-то тихо проблёскивало, такое полукруглое. Как будто камера. Кто бы мог подумать, что здесь кто-то будет следить за ним, а точнее за ними. Влезши на стул, он вырвал заслонку с мясом, взял камеру и потянул. Провод шёл куда-то вверх, там что-то гулко упало.
Через секунду или две на лестнице послышался скрип и грохот. Нет, всё не так, мы будем сидеть здесь. Если этот человек настолько умён, что всунул камеру в воздуховод, то не будет уходить примитивно по лестнице. Прошло ещё несколько секунд, в окне замаячили чьи-то ноги в тапках. Сверху спрыгнул аккуратно толстый человек в майке, трусах и тапочках.
Дождь разломился, когда из окна вылетел убийца с удавкой в руке.
– Стоять! – прошипел он, обвивая жертву струной. Он попал неудачно, прямо в рот. Пилящим движением он распорол ему рот, такая лыба от уха до уха, отпустил. Изо рта жертвы вывалился кусочек мяса, брызнула кровь. Он откусил собственный язык. Нет, язык должен быть во рту. – Во рту, я сказал.
Булькающим движением он всунул язык ему в горло и перевернул на спину, чтоб задохнулся. Минуту он держал его на коленях неподвижно. Он видел, как тот не мог дышать, как беспомощно хватал ртом воздух, как мучался, как умирал молодым. Номер сто девяносто девять.
Надпись на стене: «Fuck Jesus».
«Я люблю большие машины с мощными моторами и мигалками. Поэтому скорая – лучше всего, ибо везде пропускают без вопросов.»
– Я не люблю тебя, я не люблю тебя, я не люблю тебя! Нет! Стоп.
Всего в полукилометре отсюда он наткнулся на автобусную остановку. Откуда-то запахло палёной резиной, кто-то ещё мог жечь в этом дожде.
Два человека стояли на остановке, мужчина и женщина. Они старались спрятаться от дождя, который лил под углом, навес не спасал их от этой напасти. Возле них остановилась машина скорой помощи, оттуда высунулась голова и предложила подвезти, сколько сможет. Отчего-то они согласились, наверное, соблазнил вид белой машины с красным крестом.
Они сели рядом с водителем. Он врубил передачу, взял что-то с пола и пригвоздил женщину ломиком к стенке кабины, резко отворил дверь и выпрыгнул. Неуправляемая машина дёрнулась, наскочила на бордюр и перевернулась. Номер двести.
Он ждал в трёх метрах от машины. Он ждал проявления тяги к жизни, что самец вылезет из гроба на колёсах. Никого не было, он устал ждать. Мужик в машине лежал без сознания, окровавленный с разбитым лбом. Он похоже спал, положив голову на грудь своей спутнице. Как прекрасно, когда вот так признаются в любви.
Спящему легко отрезать голову, нужно просто сразу отрезать артерии, а потом спокойно отрезать всё остальное. Получалось вообще красиво, такие ровные куски мяса плавно обрамляли кости. Номер двести один.
Голова возлюбленного была положена в мусорку.
Дальше нужно было идти пешком без помощи. Около книжного магазина вертаемся направо вдоль элитных домов. За углом два качка раскуривали одну сигарету на двоих.
«Я не люблю, когда мне напоминают о том, чего никогда не было. Ещё больше я не люблю, когда это выдают за правду, а потом заявляют, что я всё равно им не докажу своей правоты. Но это моя жизнь, и я не буду им ничего доказывать. Пускай живут и подыхают в неведении.»
Одного качка он знал – Ванька, они учились вместе до девятого класса, а потом он сам бросил школу прежде, чем она бросила его.
Подойдя к ним сзади, он размозжил одному голову ломом. Номер двести два.
Ванька оставался жив. Хорошая вещь – отвёртка; можно починить чего или прирезать кого. Он сунул ему отвёртку в шею и пошёл дальше. Прощай, друг детства, номер двести три.
–= 15:00, 9 часов назад =-
«А если я вам спою, вы не сильно обидитесь?»
Смачные шлепки по воде провоцировали на обман, испарения асфальта убивали, но это будет после дождя, когда поднимется солнце, припечёт.
«Маленькие тела носятся по земле, решают какие-то свои проблемы, а тут Родину водой затопляет.»
Одинокие машины летали по пустому шоссе: гаишников не было, людей тоже, значит, можно нарушать.
Водитель-таксист с десятилетним стажем и длительной наработкой на отказ выехал на заработки. Многие пользуются в такую погоду попутками. Из-за дерева выпрыгнул человек, повалился на дорогу. В последний момент он ударил по тормозам, грязная и мокрая дорога взяла своё. Его развернуло, повело и ударило об стенку. Сработала подушка безопасности.
Кто-то разбил стекло в двери, схватил его за голову, стал вытаскивать наружу. На выходе его прислонили шеей к разбитому стеклу, провели вправо. Он сопротивлялся. Заливая всё кровью из шеи, он открыл дверь и вывалился. Номер двести четыре.
На месте аварии остановился ещё один водитель с другом. Два крепыша в спортивных костюмах вывалились из горбатого. Горбатый, несмотря на свой возраст и раритетность, имел две выхлопные трубы, мощные фары, блестящую покраску и винилы по бокам. Единственное, чего не хватало – антикрыла и воздухозаборников для полного ажура.
Из-за дерева вышла фигура в плаще и направилась к ним.
«Помните, голова офицеру дана не только для того, чтобы носить фуражку. Сегодня вечером вы могли заработать сержантские погоны: рядом с вами стоял убийца, а вы его не задержали.»
Он воткнул одному из них ломик в почку сантиметров на десять-двадцать, тут же вырвал, вбил в шею и дёрнул, как рычаг. Голова отломилась и безвольно повисла. Номер двести пять.
Второй представлял собой настоящего делового человека: большой живот, тонкие ноги. При таком положении вещей центр тяжести высоко, человека легко сбить с ног. Собственно, он сам это сделал, попятившись назад, наткнувшись на труп и повалившись на землю. В прыжке Легион протаранил его голову подошвой, вырубая.
–Милиция, где вас черти носят! Тут три трупа на улице, а вы спите! Юбилейный, на дороге. Я – Скворцов, шёл из магазина, смотрю, они тут. Нет, скорую им уже не надо... Да, блин, они без голов, йопт! – он вырубил мобилу и разбил её об асфальт.
«Если гора не идёт к Магомеду, то Магомед идёт к горе.»
Там были магазины на той стороне дороги. Он сел в горбатого, поставил его колесом на вырубленного качка. Номер двести шесть.
Магазин цветов был закрыт напрочь уже дня два. В продуктовом был выключен свет, закрыты шторы, но замка не было. Он дёрнул. Дверь не шла, но внутри кто-то явно был, ибо не было антивандальных заслонов. Прикладом он высадил стекло, зажёг фонарик и впрыгнул.
Сзади что-то свистнуло, он спиной ощутил ветерок, резко пригнулся. Сзади стояла женщина с каким-то поленом в руках и плакала. Удар прикладом в дыхалку, она роняет полено, ещё удар, только сильнее, она обмякла. Легион бросил автомат на пол, поднял её и бросил на стойку. Дикий хруст и крик раздался, когда она переломилась надвое об железяку. Номер двести семь.
Оставался охотничий магазин. Его редко кто посещал, но тут было всё, о чём может мечтать десятилетний пацан, но не было ничего серьёзного. Кто-то, говорят, покупал из-под полы оружие и боеприпасы, но то были только слухи. У входа стоял парень лет двадцати в косухе и бандане.
– Заходи, – сказал он и исчез внутри.
«И снова поклонники?»
Сквозь залежи военной одежды он пробирался за своим проводником. Где-то в подсобке сидели ещё два таких же, на столе перед ними лежала куча тряпья.
– Приветствую тебя, боец, – насмешливо сказал один из них, вставая, – нам понравилось твоё выступление здесь. Мы считаем тебя достойным присоединиться к нашей братии, работать вместе. Знаешь, мы ведь все работаем в одном направлении: очистить Русь от гадов пришлых. Ты сделал свой вклад в это дело, чем заслужил наше одобрение. С Серым ты уже знаком, он поможет тебе. Серый, будь на улице. А ты выбирай.
