– Они не обращают на него внимания.
– Он угрожал тебе чем-нибудь?
– Нет. Не явно.
– Может, каким-то образом проявлял агрессию или выходил из себя?
– Нет.
– Наркотики употребляет?
– Не знаю.
– Тебе известно, кем он работает, где живет?
– Нет. О некоторых вещах в тех кругах не принято спрашивать. Это правило, негласная договоренность.
Мы опять замолчали. Я проследила за велосипедистом, проехавшим по тротуару, крутя педали неторопливыми движениями. Казалось, его шлем пульсирует: когда он проезжал под фонарем, шлем светился, когда въезжал в темноту – гас. Вскоре его поглотил мрак, и я могла видеть только свет фары над задним колесом его велосипеда. Свет. Тьма. Свет. Тьма.
Я обдумывала слова Гэбби, размышляя, виновата ли я в ее страданиях. Я ли разожгла в ней этот страх, поделившись своими опасениями, или же судьба действительно свела ее с психопатом? Может, она сгущает краски, придавая слишком много значения нескольким случайным встречам? Или в самом деле находится в серьезной опасности? Следует ли мне пытаться ей помочь? Стоит ли вовлекать в это дело полицию? Я засыпала себя вопросами и не находила на них ответов.
В течение нескольких минут мы молча прислушивались к доносившимся из сквера звукам, вдыхали ароматы летней ночи, углубившись каждая в свои мысли. Наконец Гэбби, успокоившись, опустила портфель на колени, покачала головой и откинулась на спинку сиденья. И хотя ее черты были едва различимы, я опять отчетливо почувствовала, что в ней произошла перемена. Когда она заговорила, ее голос зазвучал более уверенно:
– Я знаю, что реагирую чрезмерно остро. Этот парень просто со странностями. Хочет немного меня подразнить, а я ему подыгрываю. Позволяю себя запугивать, сбивать с толку.
– Но ведь тебе не часто доводиться иметь дело с такими, как он?
– Нет. Большинство из моих информаторов в своем уме.
Гэбби безрадостно засмеялась.
– Что наводит тебя на мысль, что этот тип не в своем уме?
Гэбби на несколько мгновений задумалась, кусая ноготь большого пальца.
– Словами это сложно описать. Понимаешь, существует некая... Некая черта, отделяющая чокнутых от просто бандитов, хищников. Объяснить, что она собой представляет, трудно, но ее чувствуешь. Может, во мне уже развился какой-то особый инстинкт. Девочки, например, никогда не работают с теми, от кого веет угрозой. Каждая определяет это по-своему – кто по глазам, кто по странным просьбам. Элен, например, никогда не обслуживает парней в ковбойских сапогах. – Гэбби помолчала, опять советуясь со своим внутренним голосом. – Мне кажется, я просто слишком увлеклась думами о серийных убийствах и сексуальных извращениях.
Она вновь на несколько мгновений углубилась в себя. Я попыталась тайком взглянуть на часы.
– Этому типу всего-навсего нравится меня шокировать.
Пауза. Ей хочется успокоить саму себя, подумала я.
– Долбанутый!
Ее голос прозвучал раздраженнее, и я поняла, что поспешила с выводом.
– Черт побери, Темпе! Я не должна позволять этому гаду пудрить себе мозги! Не должна давать ему повода совать мне под нос разные дебильные картинки! – Гэбби повернулась ко мне и положила ладонь на мою руку. – Извини, что я сорвала тебя сегодня. Я паникерша. Ты простишь меня?
Я молча уставилась на подругу, пораженная очередной резкой переменой в ее настроении. Каким образом в течение буквально тридцати минут ей удавалось быть то напуганной, то расчетливой, то злой, то раскаивающейся? Разгадать эту загадку я не могла, потому что чувствовала себя слишком уставшей и потому что было ужасно поздно.
– Гэбби, давай завтра обо всем поговорим. Конечно, я на тебя не сержусь. И очень рада, что ты цела и невредима. Если хочешь, приезжай в любое время ко мне.
Она подалась вперед и обняла меня.
– Спасибо, не беспокойся. Со мной все будет в порядке. Я позвоню тебе. Обещаю.
Когда Гэбби поднималась по лестнице, я смотрела ей вслед. Юбка развевалась вокруг ее ног, как туман. Через несколько мгновений она скрылась за лавандовой дверью, и в пространстве между нами воцарился покой. Я сидела одна, окруженная темнотой и едва уловимым запахом сандалового дерева. Несмотря на то что ничто нигде не двигалось, мое сердце на секунду сжалось от холода. Это ощущение тут же исчезло, будто тень.
Мой мозг распирало от мыслей, когда я ехала домой. Может, Гэбби разыгрывает очередную мелодраму? Или, потрясенная моим рассказом об убийствах, развивает в себе паранойю? А если этот парень в самом деле сумасшедший и над ней действительно нависла серьезная опасность? И все ли она рассказала мне или что-то утаила? Не пора ли обратиться в полицию?
Я решила, что не должна позволять переживаниям за Гэбби полностью овладеть мной, и, приехав домой, прибегла к любимому с детства способу снимать усталость: наполнила горячую ванну, растворила в ней ароматизированные соли и, поставив альбом Криса Ри, с удовольствием в нее опустилась. Я отмокала, а Ри на полной громкости пел мне про дорогу в ад. Не знаю, как выдержали это испытание мои бедные соседи.
Приняв ванну, я попыталась позвонить Кэти, но попала на автоответчик. Вместе с Берди мы поужинали молоком с печеньем – он вообще-то только попил молока, – и, оставив грязную посуду на столе в кухне, я забралась в кровать.
Полностью отделаться от тревоги мне не удалось. Заснуть сразу – тоже. Некоторое время я лежала, рассматривая тени на потолке и борясь с желанием позвонить Питу. Я ненавидела себя за то, что в подобные моменты остро нуждаюсь в нем, за то, что, выматываясь, жажду его силы. Об этих привычках нужно забыть.
Наконец-то сон, подобно водовороту, затянул меня в свои объятия, освобождая мозг от мыслей о Пите, Кэти, Гэбби и убийствах. Хорошо, что я отдохнула той ночью. Это помогло мне пережить следующий день.
Я спала очень крепко до девяти пятнадцати утра. Обычно я встаю раньше, но сегодня была пятница, двадцать четвертое июня, День святого Иоанна Крестителя, национальный квебекский праздник, а в выходные я позволяю себе расслабиться. В связи с тем что День Иоанна считается одним из главных праздников провинции, практически все учреждения и магазины в этот день закрыты. "Газетт" мне не принесли, поэтому, сварив кофе, я вышла из дома и отправилась на поиски какой-нибудь другой подобной газеты.
День был ясным и ярким. Все предметы и их тени отчетливо выделялись из общей картины. Разнообразные оттенки кирпича и дерева, металла и красок, травы и цветов гордо заявляли каждый о себе. Небо было ослепительно чистым и прозрачным и напоминало мне о детстве – о яйцах малиновки, выделявшихся ярко-голубыми пятнами на моих открытках. Я надеялась, что святой Иоанн не сердится на меня за подобное сравнение.
В теплом ласковом воздухе потрясающе пахло петуниями, росшими в ящиках на окнах. В течение всей последней недели температура постепенно, но целенаправленно возрастала, каждый последующий день был жарче предыдущего. На сегодня синоптики пообещали тридцать два градуса по Цельсию. Я быстро перевела в уме: примерно восемьдесят девять по Фаренгейту. Монреаль располагается на острове, омываемом рекой Святого Лаврентия, и здесь постоянно довольно влажно. Сегодняшний день обещал быть как в Каролине. Здорово! Выросшая на Юге, я обожаю жаркую сырую погоду.
Я купила "Монреальскую газету". "Французская ежедневная газета номер один в Америке" не погнушалась работой в выходной день в отличие от "Газетт", издаваемой на английском языке. Возвращаясь домой, я на ходу просмотрела первую страницу. На самом верху, напечатанный трехдюймовыми буквами синего цвета, красовался заголовок:
"С ПРАЗДНИКОМ, КВЕБЕК!"
Я подумала о параде и концертах в парке Мезоннев, запланированных на сегодня, о поте и пиве, неизменно сопровождающих подобные мероприятия, и о политическом разногласии, разбивавшем людей Квебека на отдельные группы. Перед осенними выборами страсти накалялись. Те, кто ратовал за разделение, горячо надеялись именно в этом году добиться своего. В городе уже мелькали футболки и плакаты с надписями: "В следующем году в собственной стране!" А я мечтала об одном: чтобы день выборов не был отмечен насилием.
Вернувшись домой, я налила себе кофе, смешала в тарелке мюсли с молоком и разложила газету на обеденном столе. Я новостная наркоманка. Если по каким-то причинам мне на протяжении нескольких дней не удается почитать газеты, в одиннадцать часов каждого вечера я непременно должна принять дозу телевизионного выпуска новостей. Если я путешествую, то, поселяясь в гостиничном номере, первым делом нахожу Си-эн-эн, а уж потом распаковываю вещи. Я в состоянии жить без газет в будни – в течение недели все мое внимание сосредоточено на работе; меня успокаивают знакомые радиоголоса "Утреннего выпуска", а еще осознание того, что на выходных я наверстаю упущенное.
Я не могу позволить себе пьянствовать, не терплю сигаретного дыма и вот уже целый год ни с кем не занимаюсь сексом, однако в субботу утром непременно устраиваю себе газетные оргии – часами насыщаюсь мельчайшими подробностями последних новостей. Не то чтобы из них я узнавала что-то новое. Вовсе нет. Я на это и не рассчитываю. Новости похожи на шары в лототроне "Бинго". Вновь и вновь то тут, то там происходят одни и те же события. Землетрясения. Торговые войны. Захват заложников.
