Я очнулась в своей комнате в доме Шалдиных. Простыни взмокли, и я, отбросив их, села на постели. Сердце мое бешено колотилось, я вся дрожала. Я зажгла лампу, откинулась на подушки и принялась размышлять об этом сне. Эта женщина — я догадалась, что она была учительницей, моей предшественницей. Что он сделал с ней, как получилось, что она так постарела? Мне на ум пришла бабка Акакия. А что если она тоже не старше меня? Чем больше я размышляла обо всем этом, тем более бессмысленным мне это казалось. Я напомнила себе, что это всего лишь сон, в котором собраны наиболее странные вещи, с которыми я столкнулась в этой деревне, но никак не реальность. Я почувствовала себя очень глупо, снова укрылась одеялом и попыталась заснуть, оставив лампу гореть. В ту ночь мне больше ничего не снилось.
На следующий день Акакий не пришел в школу, и кто-то из детей сказал мне, что он слишком слаб и остался дома. Утро прошло без происшествий. Днем, возвращаясь домой, я встретила Трифона. Он спросил меня, как мне понравилась новая работа, и я ответила, что все в порядке, но что дети сильно отстали, потому что прежняя учительница работала плохо.
— Она была слабее вас, — заявил он, — но мы не должны судить ее слишком строго, верно?
Казалось, он прочел мои мысли или видел тот же сон, что и я. Я согласилась. Он продолжал:
— Она забыла о том, что не все дети нуждаются в пристальном внимании, и о том, что кто-то способен к учению, а кто-то нет. Есть дети, которые не хотят, чтобы им помогали. Хотя они всего лишь дети. Я думаю, вы понимаете это и не станете навлекать на себя неприятности.
Он попрощался со мной и отправился дальше. После этого разговора я пришла в уныние, потому что надеялась, что Трифон ответит на те вопросы, на которые не хотели отвечать остальные. Теперь я почувствовала себя поистине одинокой и затерянной в тысяче миль от знакомого мне мира. Я пошла домой, закрылась в своей комнате и разрыдалась. Если кто-то и слышал мой плач, никто не пришел узнать, в чем дело. В конце концов я, утомленная слезами, уснула.
Мне снился сон, такой же живой и яркий, как в прошлую ночь. Сначала я не поняла, что это сон, потому что я по-прежнему лежала в своей комнате. Но затем я заметила, что на улице полная темнота. Занавески были отдернуты, на миг я увидела звезды, затем их скрыла какая-то тень. Я встала, зажгла лампу и поднесла ее к окну. В стекле я увидела свое отражение, но за ним заметила мальчика, Акакия, и лицо его было еще более отталкивающим, чем обычно, еще более морщинистым и злобным.
— Впусти меня, — сказал он, — ты должна мне помочь.
Я, держа лампу, отступила, взмахом руки давая ему знак войти. Он скользнул через подоконник, за которым клубился туман, и скрючился с гримасой боли на лице. Я поставила лампу у кровати, чтобы помочь ему подняться, вспомнив, что он был слишком слаб, чтобы прийти в школу, но он велел:
— Ложись в постель.
Я, к своему удивлению, повиновалась. Он подошел к изножью кровати и начал рыться в разбросанной одежде, лежавшей там со вчерашнего дня, среди которой была и моя ночная сорочка. Каждый предмет он подносил к носу и нюхал, как собака. Затем бросал и брал следующий, пока не испачкал все. Все это время он не сводил с меня взгляда блестящих глаз. Наконец он подошел ко мне и встал рядом. Искалеченная рука, которую он прижимал к телу, оказалась над моим лицом. Пальцы заканчивались длинными, острыми когтями. Другой рукой он развязал бант у меня на шее, схватил блузку и разорвал ее, открыв мою грудь. Он медленно разогнул руку и выставил когти. Рука оказалась вполне здоровой. Он опускал ее не спеша, наслаждаясь. В его жестоких глазах сверкнуло предчувствие экстаза — с тех пор я видела его у многих своих клиентов. Затем рука исчезла из моего поля зрения, и я ждала, не дыша, ни о чем не думая. Ждала. А потом когти вонзились в мою плоть. Я словно одеревенела, почувствовав, как будто мне в сердце вонзили кусок льда. Спина моя изогнулась, и я подумала, что сейчас сломается позвоночник, но я не могла пошевелиться, чтобы защититься от кошмарного вампира. Он вздохнул, и я почувствовала, как его пальцы подбираются к моему сердцу. Эта боль — я не могу объяснить, но в ней была какая-то сладость, страдание смешивалось с почти невыносимым наслаждением. Я закричала, пытаясь вырваться из лап Акакия. Он рассмеялся — но не как ребенок, а как сам дьявол. Выпрямился. Глаза его увеличивались, приближались, заслонили все остальное.
Я проснулась, вечернее солнце ослепило меня — оно светило в окно, опустившись низко над горизонтом. Я встала, но от охватившего меня головокружения покачнулась и вынуждена была перевести дыхание. Эти кошмары, подумала я, совершенно лишили меня сил. Я подошла к умывальнику, чтобы освежиться, и увидела свое отражение в зеркале. На груди у меня виднелось кольцо из пяти крошечных белых шрамов, окруженных синяками. Синяки скоро исчезли, но, если я зажгу лампу, ты увидишь шрамы. Заметив их, я разрыдалась. В эту минуту жена Шалдина позвала всех ужинать. Я не знала, что мне делать. Рассказать им? В этом не было смысла — они не проявляли сочувствия ко мне прежде, не проявят и теперь. А может быть, даже выгонят из дома. Я вытерла слезы, умылась, застегнула и пригладила блузку.
За ужином я молчала, что, казалось, устраивало всех. Я что-то ела, не понимая, что именно. Окружающие бросали на меня взгляды исподтишка. Дети, казалось, жалели меня, но в глазах родителей я заметила страх. Извинившись, я ушла в свою комнату.
Оказавшись у своей двери, я услышала в коридоре голос Шалдина:
— Я говорил Трифону, что не хочу навлекать на нас это. Пусть она отправляется в другой дом, пусть из-за нее страдает другая семья.
Я превратилась из гостьи во врага, в чужака. Этот человек винил во всем меня, хотя определенно знал о способностях Акакия. Почему он ничего мне не сказал? Я прокляла его за трусость и хлопнула дверью, чтобы он понял, что я все слышала.
Я подошла к окну, закрыла ставни и задернула занавески. В комнате стало душно. Я надеялась, что из-за духоты не смогу заснуть, но, напротив, она усыпила меня. Никто не входил в комнату, и сны не тревожили меня.
Наутро я отправилась искать Трифона. Он сидел в лавке, где продавали сладости и чай. Когда я пришла, он, сидя спиной ко мне, разговаривал с какими-то людьми. Я ждала, сидя неподалеку. Люди, сидевшие с Трифоном, почувствовали себя неловко, поднялись и вышли. Он, не поворачиваясь, махнул мне рукой, чтобы я подошла. Я села, он взял пустую чашку и налил мне чаю.
— В чем дело? — спросил он.
— Я хочу узнать обо всем, о чем вы не рассказали мне вчера.
Он поджал губы, смахнул с усов крошки.
— О чем вы хотите узнать?
— Об Акакии, — сказала я.
Мне не нужно было ничего больше говорить. Трифон был могучим человеком, но при звуке этого имени он, казалось, стал меньше ростом. Он кивнул, словно давно ждал этого вопроса, но молчал, и я подтолкнула его к разговору.
— Почему вы его терпите?
— Вы ничего о нас не знаете, а если и знаете, то гораздо меньше, чем думаете, — ответил он. — Да, мы верим в Бога, но мы также верим в то, что, если человека убили, его душа вселяется в сердце убийцы, чтобы терзать его.
Я заметила, что это любопытное верование, однако оно не имеет отношения к делу.
— Не имеет отношения? — повторил он. — Именно поэтому мы оставили это чудовище в живых. Именно поэтому он такой, какой он есть. Его отец убил соседа — я уверен, что непреднамеренно, в гневе, но так вышло. Через несколько недель родился этот мальчик. Он был рожден злобным, жестоким и хотел только одного — уничтожить самого себя и свою семью. Вот откуда мы узнали, чья у него душа, вот почему его семья покрыта позором.
— Но почему вы говорите, что он навредил только своей семье? А как насчет дома, ушедшего под землю? Как насчет его несчастных обитателей?
Трифон уставился на меня, как на дурочку.
— Это был его дом. Там жила его семья. Он уничтожил его. — И, словно желая, чтобы я ушла, он отодвинул свою чашку.
Но я еще не закончила.
— А что сталось с моей предшественницей? — спросила я.
— С ней? Она присутствовала при этом, потом сбежала от нас. С ней ничего не случилось, и с вами тоже ничего не случится. После этого Акакия долго никто не видел. Семья его жила в нищете. Они сказали, что он впал в спячку и скоро умрет. Мы поверили им, Боже милосердный, мы надеялись на это. Ему следовало умереть. Тогда мы и послали за вами. И вот вы здесь. Акакий слабее, чем прежде, так что оставьте его в покое, оставьте его гнить. Просто не убегайте в страхе, иначе нам придется нанимать другую учительницу. Он — само зло, но он вам ничего не сделает, только напугает. Тем более в доме Шалдина, где он боится Ларисы — она сильнее его, да и всех нас. Видите, я же говорил вам, что вы ничего не знаете о нас. Каждый из нас обладает долей могущества, но мы действуем осторожно и не пользуемся им без нужды. Иначе мы все выглядели бы, как Акакий. Теперь вы знаете, почему мы поселили вас туда, несмотря на возражения Шалдина.
