Тетя сказала ему, чтобы он не говорил с полицейскими о наркотиках и тем более о Вуди, потому что, если привлечь к этому ее сына, неминуемо всплывет, что Джон злоупотреблял наркотиками, а кому это нужно? Если Вуди вызовут в суд, он скажет всю правду.
А мы ведь не хотим, чтобы Вуди рассказывал всю правду, верно?
В тот вечер Вуди сказал ему: «Без обид», а потом сунул этот пакетик. Может, именно тогда он и решил напасть на Мэри Элис?
Без обид. Никаких обид у Джона не осталось — одна только ярость, которая горела внутри, будто он хлебнул бензина, а потом бросил туда спичку.
Он посмотрел на девушку. Она была совсем ребенком, но одновременно еще и посланником.
Желудок Джона сжало спазмом, когда он сунул руку в перчатке ей в рот и зажал язык большим и указательным пальцем.
Вуди сам принес все это к дверям Джона. И Джон вернет это ему обратно. Самое главное, чему он научился в тюрьме: нельзя прикасаться к чужой собственности, если не хочешь умереть за это.
— Вуди, — произнес он.
Но это было имя мальчика, а Вуди больше уже не мальчик. Как и Джон, он стал мужчиной. И звать его нужно мужским именем.
Майкл Ормевуд.
Джон поднял нож с земли.
15 июня 1985 года
— Тебе нужно пройтись, — сказал Джон Мэри Элис. — Нельзя возвращаться домой в таком виде.
— Ты когда-нибудь целовался с девушкой?
Он густо покраснел, и она расхохоталась.
— Марк Рид, — сказала она. — Он считает себя моим парнем, потому что поцеловал меня после игры.
Джон молчал, про себя желая скорейшей кончины этому Марку Риду, куортербеку и лидеру футбольной команды, ездившему за рулем красного «корвета», гордому обладателю густой поросли по всему телу, которую он любил демонстрировать, разгуливая по раздевалке, словно работал в мужском стрип-шоу «Чиппендейле».
— Ты мне так и не ответил, — напомнила Мэри Элис, и Джон подумал о пакетике с порошком Вуди в кармане.
Она прочла его мысли.
— Дай мне попробовать.
— Ни за что.
— Но я хочу!
— Не хочешь.
— Брось! — Она полезла к Джону в карман и при этом коснулась его руки.
Джон с такой силой втянул в себя воздух, что даже удивился, как его легкие не взорвались.
Мэри Элис поднесла пакетик к свету уличного фонаря.
— Что в этом такого хорошего?
Джон не мог ответить на этот вопрос. Сейчас было несколько других напряженных моментов, требующих всего его внимания.
Она открыла пакетик.
Он пришел в себя.
— Не делай этого!
— Почему? Ты же делаешь.
— Я неудачник, — сказал он. — Ты сама мне об этом говорила.
Позади раздался какой-то шорох, и они обернулись.
— Кошка, — предположила Мэри Элис. — Пойдем.
Она взяла его за руку, и Джон позволил увести себя по улице по направлению к дому Финни. Когда она провела его через задний двор, Джон совсем притих. Он знал, что ее спальня находится на первом этаже, но не ожидал, что она откроет окно и залезет через него.
— Что ты делаешь?
— Тс…
Позади хрустнула ветка. Он снова оглянулся, но, сколько ни вглядывался, видел только темные тени.
Мэри Элис сказала:
— Давай.
Он взобрался на подоконник и замер там, прошептав:
— Твоя мама убьет меня, если найдет здесь.
— Мне все равно, — прошептала она в ответ и включила ночник в форме белой кошечки из японского мультика «Привет, киска».
— Ты спишь с включенным ночником?
Она игриво шлепнула его по плечу.
— Просто залазь.
Джон мягко спрыгнул. Ее кровать стояла прямо под окном, и теперь они сидели на ней. Надо же — кровать Мэри Элис! Он почувствовал, как эрекция мстительно нарастает.
Если Мэри Элис и заметила это, она ничего не сказала.
— Покажи мне, как это делается, — попросила она, протягивая ему пакетик с кокаином.
— Я не собираюсь этого делать.
— Я уверена, что хочу этого.
И он сделал это. Боже, он это сделал! Он готов был на все, лишь бы перешагнуть через собственный идиотский комплекс и поцеловать ее.
— Покажи мне, — повторила она.
Он развязал пакетик и пальцем поддел немного порошка.
— Это нужно нюхать, — сказал он. — Вот так.
Джон закашлялся и едва не подавился, когда порошок ударил в горло. Вкус был горький, металлический. Он пытался собрать слюну, чтобы проглотить его, но во рту было слишком сухо. Сердце вытворяло какие-то странные вещи: оно как будто оборвалось, а потом ему показалось, что в него воткнули нож.
Мэри Элис выглядела напуганной.
— Ты что…
Кокс ударил ему в голову. Две секунды — и все, он был в таком состоянии, что не мог открыть глаза. Он увидел звезды — настоящие звезды! — и упал вперед, прямо на Мэри Элис. Она положила руки Джону на лицо, чтобы остановить его, а он приподнял подбородок, и губы их встретились.
Следующее, что он мог вспомнить, — это пробуждение с такой головной болью, какой у него не было никогда в жизни. Он чувствовал стреляющую боль в груди, ему было холодно, хотя тело обливалось потом. Когда он поворачивался на бок, кожа, казалась, прилипала к простыням. Он еще подумал, что мать убьет его за то, что он намочил постель, и тут почувствовал рядом с собой чье-то тело.
Мэри Элис была абсолютно голая. Ее шея была свернута в сторону, рот открыт и заполнен кровью. Он увидел синяки на ее руках и по всему телу. Волосы на лобке были вырваны клочьями, а маленькая грудь испещрена следами от укусов.
Джон был слишком ошеломлен, чтобы издавать какие-то звуки. Он задыхался, мочевой пузырь рвался освободиться от своего содержимого, когда он отталкивал от себя ее тело. Позади него находилось открытое окно. Он потянулся вверх, но пальцы соскользнули по раме. Кровь! Его руки были в крови.
Он пролежал в ней всю ночь, и одежда пропиталась ею, словно губка.
Он услышал какой-то шум — хуф-хуф-хуф! — но этот шум исходил от него самого. Ее лицо… Он не мог оторвать глаз от ее лица. Столько крови! Мочевой пузырь расслабился, и горячая жидкость хлынула по ногам.
Нужно было выбираться отсюда. Он должен уйти.
Джон прижался к стене и, отталкиваясь ногами, поднялся на подоконник. Он вывалился через открытое окно и упал во внутренний двор на спину. Падение, казалось, выбило весь воздух из легких, и он закашлялся.
Он посмотрел на небо. Утро еще не наступило, солнце едва начало окрашивать силуэты деревьев в серый цвет на фоне черного неба. Ноги его дрожали, но ему удалось встать. Брюки прилипли к бедрам, а окровавленная рубашка в том месте на спине, которым он всю ночь прижимался к Мэри Элис, казалась ему второй кожей.
Джон побежал, и сердце билось где-то у него в горле.
Он должен убираться отсюда.
Он должен попасть домой.
«ДЕКАТУР СИТИ ОБЗЕРВЕР», 18 июня 1995 года
УБИЙСТВО ФИННИ: ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯПрошло десять лет с тех пор, как пятнадцатилетнюю Мэри Элис Финни нашли изнасилованной и убитой в доме ее родителей в Декатуре, хотя это преступление, в свое время всколыхнувшее спокойное предместье Атланты, до сих пор свежо в памяти местных старожилов. «Оно изменило буквально все, — утверждает Элизабет Рид, чей сын встречался с Мэри Элис в то время, когда ее убили. — Мы перестали быть открытой общиной и теперь запираем по ночам двери своих домов».
Сперва полиция была поставлена в тупик убийством юной девушки, лидером группы поддержки и президентом класса средней школы Декатура. «Она была просто нормальной девчонкой, которая вела нормальную жизнь», — говорит Рид. Но все изменилось 16 июня 1985 года, когда весь район разбудили женские вопли. Салли Шелли пришла будить дочь, чтобы идти в церковь, а вместо этого обнаружила кровавую бойню.
«Работать на месте преступления было сложно, — говорит шеф полиции, ныне в отставке, Гарольд Уоллер. — Кровь была повсюду. Мы никогда не видели ничего подобного. Мы тогда подумали, что видим работу психопата… В конечном итоге, так и оказалось».
Судебные психиатры согласились с такой оценкой Уоллера в отношении хладнокровного убийцы, объяснив, что ярость накачанного наркотиками подростка стала проявлением скрытого психоза. Хотя убийца говорил о том, что принимал дозы только «для поддержания формы», его друзья раскрыли гораздо более мрачную картину. Тренер Вик Мак-Коллох, подтвердивший жестокий характер поведения Шелли на футбольном поле, сказал, что вынужден был в конце концов отчислить юношу из команды. Тогда же близкий друг Шелли, просивший не называть его имени, сообщил, что у Шелли выработалась навязчивая идея в отношении Мэри Элис Финни и он «горел ненавистью» к ведущей ученице.
Помимо того, что девочка была жестоко изнасилована, на ее теле, груди и бедрах были раны от нескольких глубоких укусов. Затем малолетний убийца осквернил труп, помочившись на него. Однако не это стало самым шокирующим открытием. Давая свидетельские показания на судебном процессе, Уоллер показал, что язык девушки был отрезан ножом с зазубринами.
