В начале 80-х годов я много опрашивал для наших исследований заключенных преступников. И как-то сидел среди осужденных в старинной каменной готической государственной Мерилендской тюрьме в Балтиморе. Каждый из них представлял собой интересный в своем роде случай: убийца полицейского, убийца ребенка, торговцы наркотиками, вымогатели, но мне требовалось выяснить modus operandi (МОСпособ действия (лат.)) насильника-убийцы, и. Я спросил, нет ли такого в тюрьме, с кем я мог бы поговорить.
— Чарли Дэвис, — вспомнил один из заключенных, но остальные покачали головами: врял ли он станет откровенничать с федералом. Кто-то отправился поискать его на тюремном дворе. К удивлению присутствующих, через несколько минут Дэвис явился — скорее из любопытства или от скуки, чем по другим причинам. В нашей работе нас выручало то, что у заключенных было полно времени и, как правило, они не знали, чем заняться. Обычно, когда мы проводим опрос в тюрьме — и это с самого начала доказало свою правоту, — мы стараемся узнать заранее как можно больше о нашем подопечном. Мы просматриваем полицейские досье, фотографии с места преступления, протоколы вскрытия и судебного заседания — все, что может пролить свет на личность преступника и мотивы преступления. Таким образом, преступник лишается возможности играть себе на руку или просто потешаться над вами. Но в данном случае я никак не готовился и решил попробовать воспользоваться именно этим.
Дэвис оказался огромным неуклюжим детиной лет тридцати с небольшим, ростом в шесть футов и пять дюймов. Он был чисто выбрит и опрятно одет.
— Я в невыгодном положении, Чарли, — начал я.
— Даже не знаю, что ты натворил.
— Убил пять человек, — ответил заключенный.
Я попросил его описать места преступлений и рассказать, что он делал с жертвами. Оказалось, что неполный рабочий день Дэвис служил водителем на «скорой помощи». Он задушил женщину, положил ее у дороги, там, где обычно ездил, сделал анонимный звонок, сам на него ответил и подобрал тело. Когда он клал задушенную на носилки, никто не мог и подумать, что убийца рядом. Дэвиса воодушевляло собственное самообладание, а подготовка преступления щекотала нервы. Любые сведения, проливающие свет на способ совершения преступления, всегда оказывались крайне полезными для нас.
— Способ убийства — удушение — подсказал мне, что Дэвис — спонтанный убийца, а изначально у него на уме было изнасилование.
— Да ты настоящий фанат полицейских, — заявил я ему. — И сам не прочь стать копом, чтобы помыкать другими, а не быть на посылках, что явно ниже твоих способностей.
Дэвис рассмеялся и признался, что его отец был лейтенантом полиции.
Я попросил его описать МО. Он обычно следовал за симпатичной молодой женщиной и замечал, что она оставляла машину на стоянке, скажем, у ресторана. Через отца устраивал проверку номерного знака. А когда выяснял фамилию владелицы, звонил в ресторан и, позвав намеченную жертву к телефону, говорил, что она забыла выключить фары. Когда та выходила на стоянку, набрасывался, запихивал в свою или ее машину, надевал на нее наручники и уезжал. Дэвис подробно, почти смакуя, рассказывал о каждом из пяти убийств. Вспоминая о пятом, он признался, что изнасиловал жертву на переднем сиденье — деталь, о которой он упоминал впервые.
В этот момент я его перебил:
— А теперь, Чарли, я сам расскажу кое-что о тебе. У тебя были проблемы в отношениях с женщинами. Ты сильно нуждался в деньгах, когда убил в первый раз. Тебе было под тридцать. Ты знал, что твои способности выше той работы, которую ты выполнял. Так что жизнь была для тебя сплошным разочарованием.
Он сидел и кивал головой. Давай, мол, давай. Пока ничего гениального я не произнес и предположить все это не составляло никакого труда.
— Ты сильно пил, — продолжал я. — Занимал деньги. Поколачивал женщину, с которой жил (он не говорил мне, что с кем-нибудь жил, но я чувствовал, что моя догадка верна). А по вечерам, когда становилось совсем невмоготу, выходил на охоту. Со своей подружкой ты разделаться не решался, так что приходилось искать, на ком вымещать обиду.
Я заметил, как красноречиво изменилась его поза, и, опираясь на скудную информацию, продолжал:
— Но последнее убийство было куда менее жестоким. Жертва сильно отличалась от остальных. И после того как ты ее изнасиловал, ты позволил ей одеться. Накрыл голову. И в отличие от других случаев не радовался тому, что совершил.
Когда к тебе начинают прислушиваться, значит, в твоих словах что-то есть. Я вынес это из разговоров в тюрьмах и умел использовать при опросах заключенных. И теперь видел, что полностью завладел вниманием Дэвиса.
— Она сказала тебе нечто такое, от чего тебе не захотелось ее убивать, но ты все равно убил. Внезапно Дэвис стал красным как свекла и, казалось, впал в транс. Я мог свободно читать его мысли: он снова видел картину убийства. Немного поколебавшись, он признался, что женщина заговорила о муже — сказала, что тот очень болен, может быть, даже умирает, и она о нем сильно беспокоится. Не исключено, что с ее стороны это было уловкой, а может, и нет — этого я не знал. Но совершенно очевидно, что ее слова подействовали на Дэвиса.
— Я же не прятал лица. Она меня видела. Я был вынужден ее убить.
Несколько секунд я хранил молчание, потом заговорил снова:
— Ты ведь у нее что-то взял?
Дэвис опять кивнул и рассказал, что залез к женщине в кошелек и достал из него фотографию, на которой она была изображена с мужем и ребенком во время празднования Рождества.
До этого разговора я Дэвиса никогда не встречал, но теперь у меня в голове стало складываться о нем представление.
— Ты и на кладбище ходил, Чарли?
Дэвис вспыхнул, и это убедило меня, что он следил за газетами и знал, где похоронена жертва.
— Ты пошел, потому что после последнего убийства тебе сделалось тошно. Что-то принес с собой и положил на могилу.
Остальные заключенные замерли и слушали разинув рты (Ох и красуется господин Дуглас, ох красуется и красуется…примечание murder's site).
— Ты что-то принес с собой на кладбище. Что это было, Чарли? Та фотография?
Он снова кивнул и уронил голову на грудь. Я не творил волшебства и «не извлекал из цилиндра кролика», как могли решить заключенные. Я только строил догадки, но они основывались на определенных знаниях, поисках и опыте, который накопился у меня и моих коллег и который мы постоянно продолжали пополнять. Например, мы выяснили, что старинный стереотип, согласно которому убийцу должно тянуть на могилу жертвы, очень часто подтверждается на практике, хотя преступник приходит туда совсем не по тем причинам, о которых мы думали раньше. Поведение отражает личность.
Наша работа необходима еще и по той причине, что природа тяжких преступлений постоянно меняется. Мы хорошо изучили преступления, связанные с распространением наркотиков, захлестнувшие, точно эпидемия чумы, большинство наших городов, преступления с применением огнестрельного оружия, ставшие повседневным явлением и позором нации. Но раньше участниками таких преступлений становились, как правило, люди так или иначе друг друга знавшие. Теперь картина выглядела иной. Ещё в начале 60-х годов раскрываемость убийств в США составляла намного больше 90 %. Сегодня изменилось и это положение. Несмотря на впечатляющее развитие науки и технологии, на наступление компьютерной эры, а также на возросшее число полицейских, подготовленных и экипированных несравненно лучше, чем раньше, процент убийств растет, а процент раскрываемости падает. Больше и больше преступлений совершается против незнакомых людей «чужаками». Во многих случаях отсутствуют мотивы, с которыми можно было бы работать, или, по крайней мере, мотивы явные, «логические».
Традиционно убийства и другие тяжкие преступления были достаточно понятны правоохранительным органам. Они проистекали из чрезмерного проявления таких чувств, которые может испытывать каждый из нас: гнева, жадности, ревности, жажды наживы и мести. Считалось, что, если справиться с эмоциями, прекратится разгул преступлений. Кто-то, безусловно, погибал бы, но полиция обычно знала, кого искать и за что.
Но в последние годы проявился новый тип преступлений — серийный. Преступник чаще всего не останавливается до тех пор, пока его не поймают. И от убийства к убийству набирается опыта, совершенствуя свои методы и усложняя сценарий. Я специально употребил слово «проявился», потому что до какой-то степени он существовал и раньше — с 80-х годов прошлого века, когда в Лондоне орудовал Джек Потрошитель, первый серийный убийца в мире. И я специально сказал «преступник», поскольку по причинам, которые мы будем рассматривать далее, почти все серийные преступления совершаются мужчинами. Серийный убийца — явление, по всей видимости, гораздо более старое, чем мы привыкли думать. Возможно, доходящие до нас рассказы и легенды о ведьмах, оборотнях и вампирах — это всего лишь попытка выразить ужас, который жители небольших, изолированных городков Европы и прежней Америки испытывали перед извращениями, считающимися теперь чуть ли не чем-то само собой разумеющимся. Монстры могли быть только существами сверхъестественными и поэтому никоим образом не должны походить на нас.
