Минут двадцать мы болтали, обмениваясь через трубку поцелуями и строя планы насчет того, что мы будем делать, когда я вернусь в город. Затем я слезла с кровати, наспех оделась, подкрасилась и вышла на крыльцо.
Репортеры сразу бросились ко мне и сунули под нос охапку микрофонов. Щурясь на яркий свет, я объявила:
— Простите, парни, если вас разочарую, но комментариев не будет. Это дело шефа Старка, так что обращайтесь к нему. Пока, ребята!
Я шагнула обратно в дом и захлопнула дверь под шквальным огнем вопросов. Смеясь, я задвинула засов и выдернула телефонный шнур. Потом направилась снимать свои записи с пробковой доски в детской, но тут в спальне зазвонил мой мобильник — это были Синди и Клэр.
— Все закончено, — сообщила я, повторив слова Старка. — По крайней мере, так мне говорят.
— А что происходит на самом деле, Линдси? — недоверчиво спросила Синди.
— Вижу, тебя не проведешь.
— Да уж. Так в чем дело?
— Не для протокола. Наш парень чертовски гордится, что попал в зал славы великих психопатов и маньяков. Но я не уверена, что он это заслужил.
— Он признался в убийстве «Джона Доу № 24»? — поинтересовалась Клэр.
— А, вот и еще одна умница, — улыбнулась я. — Привет, пташка.
— Ну так что?
— Нет, он не признался.
— Как это понимать?
— Сама не знаю, Клэр. Мне всегда казалось, что тот, кто убил Джона Доу, расправился и с остальными жертвами. Вероятно, я ошиблась.
Мы с Мартой устроились на заднем сиденье патрульной машины — место, где мне приходилось бывать нечасто. Опустив окно, я расстегнула пуговицы на крутке и следила за тем, что происходит на Мэйн-стрит. В каждом переулке мелькали репетирующие уличные оркестры, компании бойскаутов и пожарников, которые превращали грузовые платформы в передвижные сцены. Люди на приставных лестницах развешивали над дорогой транспаранты и иллюминацию, с каждого фонаря свисали праздничные флаги. В воздухе витал запах горячих сосисок. Наступило Четвертое июля.
Мой новый приятель, офицер Нунан, забрал нас у входа в полицейский участок, где Старка окружила гигантская толпа журналистов и зевак.
Пока я пробивалась к автомобилю, из подъезда появился майор Хефернон — в шортах-хаки, белой тенниске и нахлобученной на лысину рыбацкой шляпе. Пожав мне руку, он сказал:
— Надеюсь, вы всегда будете проводить свои отпуска в Халф-Мун-Бэй, лейтенант. — Он постучал по микрофону, и толпа на площади затихла. — Минутку внимания. Я хочу поблагодарить всех, кто сюда пришел. Сегодня у нас День независимости. — Голос майора дрогнул от волнения. — Мы опять свободны — для мирной и спокойной жизни. — Он поднял руку, чтобы остановить аплодисменты. — Дамы и господа — начальник полиции Питер Старк.
Шеф вышел на площадку в полной полицейской форме — с начищенными пуговицами, сияющей бляхой и пистолетом в блестящей кобуре. Когда он пожал руку Хефернону, его губы дрогнули и расплылись в улыбке. Он прочистил горло и склонился к микрофону:
— Мы арестовали человека, подозреваемого в ужасных преступлениях, которые терроризировали жителей нашего города. Он во всем признался.
Публика ответила ему восторженными криками, кое-кто даже пустил слезу. Из толпы выбежал мальчишка и протянул шефу бенгальский огонь.
— Спасибо, Райан. Этот малец — мой сынок, — растроганно объяснил Старк. — Подожди немного, ладно?
Он прижал к себе ребенка и, положив руку на его плечо, продолжил речь.
Старк сказал, что полиция выполнила свою работу, и теперь все зависит от прокуратуры и судебной власти. Он поблагодарил меня за «неоценимую помощь, оказанную следствию», и под дружный смех публики передал своему сыну ленточку с медалью. Один из патрульных подержал бенгальский огонь Райана, пока тот вешал медаль на шею Марты.
Это была ее первая награда.
— Хорошая собачка, — улыбнулся шеф.
Старк поименно перечислил всех награжденных сотрудников из его команды и выразил общую благодарность полиции штата, остановившей «преступника-одиночку, отнимавшего жизни у невинных граждан».
Что касается меня, то поимкой убийцы я полностью восстановила свою репутацию. Я снова стала «чертовски хорошим коном». Моей радости мешало лишь одно — тревожное чувство, шевелившееся где-то в сердце. Оно вело себя точь-в-точь как мальчишка Старка, который размахивал игрушкой и тянул за рукав отца, требуя внимания.
Мне не давала покоя одна простая мысль. А если преступник не был одиночкой?
Ночью я едва не оглохла от грохота фейерверков и петард, которые одна за другой взлетали над Пиллар-Пойнт и пышно расцветали в небе. Сколько я ни натягивала на голову подушку, спать под канонаду было невозможно. Моя храбрая собачка забилась под кровать и дрожала, поджав хвост.
— Все в порядке, Бу. Не бойся. Скоро все закончится. Когда я наконец заснула, меня разбудил металлический звон ключей, загремевших во входной двери. Марта его тоже услышала, быстро выскочила в коридор и разразилась громким лаем.
Кто-то пытался войти в дом. Дальше все происходило очень быстро.
Я схватила пистолет, сняла предохранитель, скатилась с кровати на ковер и ползком двинулась к прихожей. Нащупывая по дороге стены, я стала отсчитывать двери от спальни до гостиной, и вдруг сердце у меня подскочило к горлу — в дверном проеме возникла темная фигура. Лежа на полу, я вскинула перед собой оружие и заорала:
— Стоять, чертов ублюдок! Руки за голову, быстро! Раздался сдавленный крик.
Лунный свет упал на испуганное лицо моей сестры. Она держала на руках ребенка, который зашелся от громкого плача. Я сама едва сдержала крик. Вскочив, я торопливо щелкнула предохранителем и опустила руку.
— Кэт, это я. Прости. Назад, Марта, назад!
— Линдси? — Кэт шагнула ко мне, поправляя на руках маленькую Мередит. — Твой пистолет заряжен?
Шестилетняя Бриджид робко прижалась к матери. Она закрыла лицо мягкой игрушкой и ударилась в громкий рев. Руки у меня тряслись, а в ушах бешено стучала кровь. Боже милостивый. Я едва не убила собственную сестру…
Я отложила пистолет и порывисто обняла Кэт и Мередит.
— Прости, — выдохнула я. — Прости, ради Бога.
— Я звонила тебе раз двадцать, — пробурчала мне в плечо сестра и отодвинулась. — Ты ведь меня не арестуешь?
Я взяла на руки Бриджид, прижала к себе, поцеловала в мокрую щеку и в кудрявую головку.
— Мы с Мартой не хотели тебя испугать, милая.
— Ты останешься с нами, тетя Линдси?
— Только на одну ночь, солнышко мое.
Кэт включила свет и увидела на стене следы от пуль.
— Ты не брала трубку, — пробормотала она. — А на ответчике нет свободной памяти.
— Это все из-за журналистов. — Сердце по-прежнему колотилось в горле. — Извини, что я вас напугала.
Сестра протянула руку и потрепала меня по щеке.
— Ты действительно очень страшный полицейский. Вместе с Кэт я отвела девочек в детскую, где нам удалось немного успокоиться, а мои племянницы перестали хлюпать носами. Мы переодели их в пижамы и уложили на кровати.
— Я слышала новости, — произнесла сестра, как только мы закрыли за собой дверь. — Это правда? Ты поймала того парня, и преступник — Кит? Я знала Кита. Он мне нравился.
— Мне тоже.
— А что это за машина у подъезда? Похожа на автомобиль дядюшки Дуги.
— Верно. Это для тебя.
— Неужели? Ты серьезно?
— Подарок от жильца. Прими его, Кэт.
Мы крепко обнялись. Мне хотелось сказать: «Теперь все будет хорошо. Мы поймали этого ублюдка». Но я лишь проговорила:
— Завтра устроим пробную поездку.
Пожелав сестре спокойной ночи, я забрала Марту и вернулась в спальню. В темноте щелкнула выключателем и застыла на пороге.
Мне опять захотелось крикнуть.
На моей кровати сидела Эллисон, дочка Кэроли. То, что она оказалась здесь, само по себе было достаточно пугающе, но вид девочки встревожил меня еще больше. Она была босиком, и одной ночной рубашке и плакала навзрыд.
Опустив пистолет, я бросилась к Эллисон, упала рядом на колени и схватила ее за плечи.
— Что случилось, милая? Почему ты здесь?
Восьмилетняя малышка всхлипнула и, прильнув ко мне, горячо обняла за шею. Она сотрясалась от рыданий. Я прижала ее к себе и стала забрасывать вопросами, почти не давая ей времени ответить.
— Тебе плохо? Что случилось, Эллисон? Как ты сюда попала?
Девочка пролепетала:
— Дверь была открыта, и я вошла.
Ее захлестнула новая волна плача, причину которого я не могла понять.
— Эллисон, поговори со мной, — попросила я, отодвинувшись и быстро осмотрев девочку.
