Но нет, ни в одном из архивных документов не было ничего, что бы указывало на их совместную службу в Юго-Восточной Азии. Ни проклятого полсловечка.
Я откинулся на стуле и рассеянно уставился в пейзаж за окном. Имелась только одна возможность, только один вывод, который напрашивался сам собой. И он мне не нравился.
Армейские послужные списки были подчищены.
Но кто это сделал и почему?
Это криминальное дело — мое последнее дело — еще не было закончено.
Я чуял это буквально нутром. Ощущение гнездилось где-то в глубине живота — тошнотворное ощущение неопределенности, незавершенности, и мне оно очень не нравилось. А может, я просто не мог заставить себя выпустить дело из рук. Оставить в покое все эти нераскрытые убийства.
Кто стоял за преступлениями? Кто был главным и подлинным преступником?
И вот неделю спустя после стрельбы в Джорджии я сидел в кабинете Рона Бернса на пятом этаже штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне. Помощник Рона, парень лет двадцати пяти, подстриженный ежиком, только что принес нам кофе в красивых фарфоровых чашках. На серебряном подносе лежали свежие маленькие пирожные.
— Нажимаешь на все рычаги? — спросил я директора. — Горячий кофе, сладкие рулеты…
— Цени это. Ты умеешь получить, что тебе надо, — сказал он. — Беззастенчивое манипулирование.
Я знал Бернса не первый год, но только в последние несколько месяцев сотрудничал с ним так плотно. Пока что увиденное нравилось, но мне уже случалось быть одураченным.
— Как поживает Кайл Крейг? — поинтересовался я.
— Мы стараемся сделать его пребывание в Колорадо как можно менее уютным, — ответил Бернс и позволил себе улыбнуться.
Крейг был раньше их старшим агентом, которого я помог засадить в тюрьму. До сих пор точно не знаю, сколько убийств на его счету, но никак не меньше одиннадцати, а возможно, и много больше. Мы с Бернсом всегда считали Кайла своим другом. То было худшее предательство в моей жизни, хотя и не единственное.
— Приходится держать его в одиночке большую часть суток. Для его же собственной безопасности, конечно. Кайл терпеть не может быть наедине с собой. Это сводит его с ума. Не перед кем порисоваться.
— А нет там каких-нибудь психологов, которые попробовали бы его расколоть?
Бернс покачал головой:
— Нет-нет. Не стоит. Слишком для них опасно.
— Вдобавок Кайлу бы понравился интерес к его персоне. Он его страстно жаждет. Без внимания со стороны его ломает, как наркомана.
— Абсолютно точно.
Мы улыбнулись, нарисовав себе образ Кайла в заточении, где, надо надеяться, он и пребудет до конца дней. К сожалению, как мне было известно, он наладил контакты с другими узниками тюремного корпуса строжайшего режима — в частности с Тран Ван Лю.
— Ты не думаешь, что Кайл имел какое-то отношение к этим убийствам? — спросил Бернс.
— Я проверял это, насколько было в моих силах. Нет указаний на то, что он знал Лю до своего водворения в тюрьму Флоренса.
— Я знаю, Алекс, что он туда наведывался, когда работал в Бюро. Он определенно бывал там в корпусе строжайшего режима, как и в блоке смертников. Он мог встречаться с Лю, это не исключено. Боюсь, что когда дело касается Кайла, то ни в чем нельзя быть уверенным.
Мне не хотелось даже задумываться над невероятной возможностью причастности Кайла к дьявольской схеме этих зверских убийств. Хотя такой вариант нельзя было полностью сбрасывать со счетов. И все-таки он представлялся до того неправдоподобным, что я отказывался верить.
— Ты нашел время подумать над моим предложением? — спросил Бернс.
— У меня по-прежнему нет для тебя ответа. Извини. Это серьезное решение для меня и моей семьи. Могу лишь сказать — если это послужит тебе каким-то утешением, — что если уж я где-то приземляюсь, то потом не скачу с места на место.
— О'кей, я согласен ждать еще. Но ты же понимаешь, я не могу держать предложение открытым до бесконечности?
Я кивнул.
— Я ценю то, в какой форме ты преподносишь это дело. Ты всегда такой терпеливый?
— Всегда, когда есть возможность, — ответил Бернс и закрыл эту тему. Он подцепил несколько папок, лежавших на кофейном столике между нашими чашками, и подтолкнул ближе ко мне. — У меня есть для тебя кое-что. Взгляни, Алекс.
— Еще какие-то материалы из загашника ФБР? — улыбнулся я Бернсу.
— Они придутся тебе по вкусу. Это действительно ценные материалы. Надеюсь, они окажутся полезны. Я хочу, чтобы ты наконец завершил это армейское дело. Мы тоже заинтересованы.
Раскрыв одну из папок, я вынул нечто похожее на сложенный обрывок пиджака. Поднял кусок ткани к свету, чтобы рассмотреть подробнее. Лоскут был цвета хаки, и на ткань было нашито что-то вроде арбалета. Кроме того, на лоскуте была соломенная кукла. Страшная и противная соломенная кукла. Точно такая же, как мы нашли в квартире Эллиса Купера.
— Это обрывок пиджака шестнадцатилетнего члена молодежной банды, орудующей в Нью-Йорке. Группировка, к которой он принадлежал, называется «Призраки усопших». Их штаб-квартира размещается то в одном, то в другом кофе-шопе на нью-йоркской Кэнал-стрит. Этот район считается их криминальной территорией, — пояснил Бернс. — Операция, проведенная нами совместно с полицейским управлением Нью-Йорка, увенчалась арестом этого хулигана. Он решил поделиться кое-какой информацией, которая, как он решил, пригодится нью-йоркской полиции. Полиции, однако, она не пригодилась, но может представлять интерес для тебя.
— Каким образом? — спросил я.
— Он говорит, что отослал тебе, Алекс, за прошедший месяц несколько электронных сообщений. Якобы пользовался для этой цели компьютерами одного из нью-йоркских технических училищ.
— Так это он Пехотинец? — потрясенно воскликнул я.
— Нет, но он мог быть просто передаточным звеном. Выполнять при Пехотинце функции курьера. Он вьетнамец. Знак в виде арбалета заимствован из их популярной народной сказки. В этой истории арбалет, выстреливая, мог поразить зараз десять тысяч человек. «Призраки усопших» считают себя очень могущественной организацией. Они широко используют символы, мифы, магические ритуалы. Как я уже упомянул, этот парень и его хулиганствующие товарищи проводят большую часть времени в кофейнях. Играют в «тьен-лен», потягивают кофе по-вьетнамски. Банда перебралась в Нью-Йорк из округа Ориндж, в Калифорнии. Начиная с семидесятых годов в этом округе обосновалось свыше ста пятидесяти тысяч вьетнамских беженцев. Эта нью-йоркская группировка предпочла преступную деятельность, окрашенную национальным колоритом. Переброска незаконных иммигрантов (их называют «змеиными головами»), махинации с кредитными карточками, воровство программного обеспечения и деталей компьютеров. Это для тебя что-то проясняет?
— Конечно, проясняет! — кивнул я.
Бернс вручил мне другую папку.
— Вот это, возможно, тоже пригодится. Это информация о бывшем главаре банды.
— О Тран Ван Лю?
Бернс кивнул.
— Я тоже воевал в Азии в шестьдесят девятом и семидесятом. Служил в морской пехоте. И у нас тоже были свои отряды разведчиков. Их забрасывали на вражескую территорию — точь-в-точь как Старки с компанией. Вьетнамская война была партизанской, Алекс. Некоторые из наших тоже действовали, как партизаны. Их задачей было сеять страх и разрушение в тылу врага. Это были жесткие, бесстрашные люди, но очень многие из них сделались на удивление невосприимчивыми к чужим страданиям. Зачастую они практиковали ситуационную мораль.
— Сеять страх и разрушение? — переспросил я. — Ты ведь толкуешь о терроризме, разве не так?
— Да, — кивнул Бернс. — Именно так.
На сей раз в штат Колорадо меня откомандировало ФБР. Отныне это дело стало для Рона Бернса и его делом. Он хотел знать того или тех, кто стоял за длинной цепью убийств.
Изолятор для особо опасных преступников в городе Флоренс произвел на меня столь же угнетающее впечатление, что и в первый раз. Вступив на территорию тюремной зоны особого режима, я оказался под неусыпными взорами охранников за пуленепробиваемыми наблюдательными окнами. Двери в помещении были окрашены довольно необычным образом, в оранжевый либо мятно-зеленый цвет. В песочно-желтые стены с интервалом в десять футов были вделаны видеокамеры.
В камере, где я встретился с Тран Ван Лю, имелись стол и два стула — все это было привинчено к полу. На сей раз его привели ко мне трое охранников в бронежилетах и толстых перчатках. У меня сразу возник вопрос, не произошло ли за это время каких эксцессов? Не было ли проявлений насилия или других неприятностей с его стороны?
На время нашего свидания запястья и лодыжки Лю сковали кандалами. Седые волосенки, свисавшие с его подбородка, казались еще длиннее, чем при нашем предыдущем свидании.
