Взобравшись на верстак, Фишенауэр принялся вытаскивать старые доски из того места, где стена упиралась в потолок. Именно там и было пустое пространство — так описывал Гэри. Он направил луч фонаря на дыру в потолке. Точно — вот они, денежки, часть выкупа! Того выкупа, который Гэри, по их мнению, не получил! Фишенауэр не мог поверить своим глазам: вот деньги, груда денег! Прямо здесь, в гараже!
В начале четвертого утра Гэри Сонеджи-Мерфи прижался лбом к холодным металлическим прутьям, отделявшим его камеру от коридора. Ему предстояло сыграть новую роль. Черт возьми!
Согласно плану, его вдруг начало рвать на идеально вымытый линолеум. Он внезапно заболел. В перерывах между спазмами он звал на помощь.
Тут же принеслись двое ночных дежурных. За Гэри с первого же дня пребывания установили неусыпное наблюдение из-за возможности самоубийства. Лоренс Вольпи и Филипп Холиярд прослужили в федеральной тюрьме много лет, однако плохо представляли, что делать в такой ситуации, особенно в полчетвертого утра.
— Что стряслось, черт побери? — испуганно завопил Вольпи, глядя на растекающееся по полу буро-зеленое пятно. — Да что с тобой, скотина?
— Наверное, меня отравили, — прохрипел Сонеджи-Мерфи, с величайшим трудом произнося каждое слово. — Меня отравили! Я умираю! Боже мой, я умираю!
— Отличная новость, — сказал с ухмылкой Филипп Холиярд. — Жаль, не я додумался. Давно пора отравить ублюдка.
Меж тем Вольпи извлек переговорное устройство и вызвал ночного надзирателя. Пусть-ка начальство поднимет свою задницу. И без того с ним хлопот не оберешься. Такое происходит — да еще в смену Вольпи.
— Опять плохо! — простонал Сонеджи-Мерфи, наваливаясь всем телом на прутья решетки. Его снова сильно стошнило.
Через несколько мгновений прибежал надзиратель. Лоренс Вольпи кратко отчитался перед боссом в своей обычной лаконичной манере:
— Он тут блюет, Бобби. Говорит — траванулся. А хрен его знает — с этих ублюдков станется.
— Я сам сейчас отправлю его в госпиталь, вниз, — заявил Роберт Фишенауэр.
Отлично — в любом случае вся ответственность ложится на Фишенауэра. Именно на это и рассчитывал Вольпи.
— Думаю, ему там сделают промывание желудка. Если еще осталось, чего промывать. Наденьте-ка наручники — на руки и на ноги. Надеюсь, он не в том состоянии, чтобы буянить.
Через несколько мгновений Гэри Сонеджи-Мерфи оказался на полпути к свободе. Тюремный лифт был обит изнутри тяжелыми матерчатыми матами, он полз невероятно медленно в силу своей древности. Сердце Гэри стучало как барабан. Для полноценной жизни ему необходимо немного побыть в напряжении — чтобы в крови повысился адреналин.
— Ты в порядке? — спросил Фишенауэр, покуда лифт с трудом преодолевал пядь за пядью. Их освещала единственная тусклая лампочка, торчавшая из щели между матами.
— В порядке ли я? В каком смысле? Я сам себя делаю больным или здоровым. Сейчас я болен, — пояснил Сонеджи-Мерфи. — Почему эта чертова штука ползет как черепаха?
— Ты что, опять хочешь сблевануть?
— Вполне возможно. Но это очень маленькая плата за все, — со слабой улыбкой сообщил Сонеджи-Мерфи. — Очень маленькая, Бобби.
— Да ладно, — хрюкнул Фишенауэр. — Смотри, держись только подальше от меня, если намерен сблевать.
Лифт перевалил через один этаж, затем еще через один и, не останавливаясь, проследовал в подвальное помещение, где с глухим стуком остановился.
— Если кого встретим — то мы на рентген, он здесь, в подвале, — быстро проговорил Фишенауэр, прежде чем двери лифта успели открыться.
— Я в курсе. Ведь это мой план, — вымолвил Сонеджи-Мерфи.
Было лишь начало четвертого, так что они никого не встретили. Посередине длинного тоннеля, шедшего через весь подвал тюремного здания, находилась низенькая боковая дверца. Фишенауэр быстро отпер ее своим ключом. Еще один краткий отрезок пустого гулкого коридора. Вот и дверь охраны. У Фишенауэра не было от нее ключа. Здесь работенка для профессионала: пусть-ка Фишенауэр убедится, что Сонеджи-Мерфи честно заслужил свою репутацию.
— Давай сюда свою пушку, Бобби. Начинай думать о десяти миллионах долларов. Дальше идет моя часть работы, а ты беспокойся только о денежках.
Вот так: у Сонеджи это прозвучало чрезвычайно просто. Сделай то, сделай это и получи свою долю от десяти лимонов. Фишенауэр неохотно расстался с револьвером. Ему не хотелось думать о том, что он делает. Это единственный шанс покинуть Фаллстон. Последний шанс. Иначе он обречен торчать здесь до конца своих дней.
— Давай, Бобби, здесь нет ничего странного. Ты играешь для Кесслера. Давай, сделай вид, что ты напуган.
— Я и так напуган до смерти.
— Еще бы, Бобби. Ведь у меня в руках твоя пушка.
По ту сторону двери находились два тюремных охранника. Через окошко из толстого плексигласа им представилась неправдоподобная картина: там был Сонеджи-Мерфи и с ним надзиратель Боб Фишенауэр. Сонеджи был скован наручниками, но в руках он держал револьвер, приставленный к левому виску надзирателя. Охранники повскакивали с мест и направили свои револьверы на плексигласовое окошечко, но сделать ничего не могли.
— Вы сдохнете сию же минуту, — вдруг истерически завопил Гэри; — если сейчас же не откроете эту поганую дверь!!! Ну!
— Пожалуйста! — прокричал Фишенауэр своим коллегам. Он перетрусил — Сонеджи вдавил дуло револьвера ему в висок. — Он убил Вольпи наверху!
Старший охранник Стивен Кесслер принял решение меньше чем за пять секунд. Он быстро повернул дверной ключ. Кесслер дружил с Фишенауэром — на это и рассчитывал Сонеджи. Тут все было продумано: он знал, что Роберт Фишенауэр обречен работать в тюряге до конца жизни — словно заключенный. Он здесь как в ловушке. Сонеджи был осведомлен о злобе и разочарованиях Фишенауэра и делал на это ставку. Он был наихитрейшим из всех жуликов, каких приходилось встречать Фишенауэру в своей жизни. Он пообещал жалкому тюремному поденщику сделать его миллионером.
Вдвоем они рванули к машине Фишенауэра, стоявшей близ ворот. Дверца нарочно была оставлена незапертой.
— А неплохая тачка, Бобби, — ласково похвалил Сонеджи-Мерфи. — Ничего, скоро прикупишь себе «ламборгини». Два или три, ежели пожелаешь.
Сонеджи улегся на заднем сиденье под старым одеялом, на котором обычно спала колли Фишенауэра. Тряпка провоняла псиной.
— Давай, выбирайся из этой мышеловки, — скомандовал он оттуда.
«Понтиак» рванул с места. Менее чем в миле от территории тюрьмы они сменили машину: в нужном месте ждал «бронко». Они впрыгнули вовнутрь и через несколько минут уже мчались по шоссе. Транспорта в это время немного, но достаточно, чтобы затеряться.
Менее чем через полтора часа «бронко» свернул на заросшую дорогу, которая вела к старой ферме в Мэриленде. В течение поездки Сонеджи-Мерфи позволил себе посмаковать свой славненький изысканный планчик. Он наслаждался мыслью, что пару лет назад сообразил оставить в гараже немного наличности. Разумеется, не выкуп. Это были деньги на всякий случай. Очень дальновидно с его стороны.
— Мы уже на месте? — раздался из-под одеяла голос Сонеджи.
Фишенауэр сразу не ответил, но Сонеджи уже все понял по колдобинам на дороге и вольготно развалился на заднем сиденье. Теперь он на свободе. Он непобедим!
— Пришло времечко разбогатеть, — рассмеялся он в голос. — Ты вообще намерен когда-нибудь снять с меня наручники?
Но Роберт Фишенауэр не потрудился оглянуться. Он пребывал в убеждении, что они все еще находятся в отношениях пленника и охранника.
— Как только получу свою часть выкупа, — процедил он сквозь зубы, — тогда ты и будешь свободен.
Сонеджи-Мерфи вновь обратился к затылку Фишенауэра:
— А ты уверен, что не забыл ключи, а, Бобби?
— Не беспокойся. А ты уверен, что не забыл, где остальная часть выкупа?
— Уж я-то уверен.
Еще Сонеджи-Мерфи был уверен в том, что Фишенауэр держит ключи при себе. Вообще, Гэри страдал клаустрофобией и последние полтора часа чувствовал себя неуютно. Потому и старался отвлечься на разные приятные мысли — например, на удавшийся мастерский план. Всю дорогу перед ним маячили жуткие образы мачехиного подвала. Он вновь видел ее как живую и с ней двух ее гадких выродков. Он снова был маленьким, снова был Плохим Мальчишкой, испытывавшим чудесные приключения. Фантазии на время целиком захватили его.
«Бронко» медленно переваливался из колдобины в колдобину по когда-то существовавшей колее. Гэри Сонеджи-Мерфи вдруг закинул обе руки за шею Фишенауэра и сжал его горло, вдавив металлические наручники прямо в адамово яблоко.
— Ничего не поделаешь, Бобби, — я ведь всего-навсего лжец-психопат.
