Пожар в их детройтском доме унес все — и фамильные альбомы, и, вероятно, дневники.
Грэхем старался понять покойных по вещам, которые они покупали и которыми пользовались. Другой возможности нет.
Папка с завещаниями Джекоби оказалась толщиной в три дюйма и содержала подробную опись имущества и домашней обстановки, приобретенных уже после переезда в Бирмингем. Надо просмотреть все это дерьмо. Каждая вещь шла под своим номером, как того требовали страховые компании. Человек, чье имущество сгорело дотла, получал отдельную компенсацию за каждую мелочь. Напрягая усталые глаза, Грэхем вчитывался в неразборчивые копии страховых деклараций, присланные адвокатом Меткалфом.
У Джекоби был глиссер, у Лидсов тоже был глиссер. Джекоби имели трехколесную тачку, Лидсы — велосипед с прицепом. Грэхем послюнил палец и перевернул страницу.
Здесь, под номером четыре значился кинопроектор фирмы «Чайнэн Пасифик».
Стоп. Стоп. Как это он пропустил? Стремясь проникнуться бытом семьи Джекоби, Грэхем пересмотрел все коробки с их вещами на полицейском складе в Бирмингеме. Кинооборудования там не оказалось.
Куда девался проектор? Следовательно, надо сопоставить страховую декларацию с описью имущества, составленную душеприказчиком адвокатом Меткалфом. Заведующий складом проверяет каждый предмет, прежде чем поставить свою подпись на расписке о приеме на хранение.
Просмотр списка отданных на склад вещей занял пятнадцать минут. Не было проектора, не было камеры, не было пленки.
Грэхем откинулся в кресле и уставился на Джекоби, улыбающихся ему с фотографии.
Что же вы, черт возьми, сделали с аппаратурой?
Или ее кто-то украл?
Может быть, проектор стащил убийца?
Если убийца сделал это, то продал его потом или нет?
Час от часу не легче — придется искать скупщика краденого.
Усталость Грэхема как рукой сняло. Он решил выяснить, не упущено ли что-нибудь еще, и почти целый час сопоставлял список имущества, переданного на склад, со страховыми декларациями. Было учтено все, кроме мелких драгоценностей. Они вошли в особый реестр, поскольку передавались на хранение в банк. Но Грэхем быстро обнаружил еще две пропажи.
«Хрустальная, с трещиной, коробочка, 4 на 3 дюйма, с серебряной крышкой», — так записано в страховой декларации, но в списке Меткалфа ее не было. «Серебряная рамка для фотографии, 9 на 11 дюймов, с орнаментом из виноградных лоз и цветов» тоже отсутствовала.
Украдены? Заложены?
Вещи небольшие, их легко спрятать. Серебро, как правило, скупщики краденого сразу же переплавляют, и его уже не найти. А вот на киноаппаратуре должны остаться серийные номера.
Неужели этот убийца к тому же еще и вор?
Глядя на выгоревшую фотографию семьи Джекоби, Грэхем почувствовал внезапный прилив надежды.
Хотя, если вдуматься, вероятность успеха ничтожна.
В комнате присяжных был телефон, и Грэхем позвонил в бирмингемский отдел расследования убийств. В трубке послышался голос дежурного офицера.
— Я по поводу дела Джекоби. Вы регистрировали посещения их опечатанного дома?
— Подождите, сейчас поглядим, — ответил дежурный.
Обычно сведения обо всех, кто побывал на месте преступления, заносились в специальный журнал, и это часто оказывалось полезным. Через пять минут дежурный снова взял трубку.
— Да, в журнале есть. Что вы хотите узнать?
— Ниле Джекоби, сын убитого, приходил в дом?
— Э-э, да. Второго июля, в семь часов вечера. У него имелось разрешение взять личные вещи.
— Там не записано, был ли у него с собой небольшой чемодан?
— К сожалению, об этом ничего нет.
Следующий — Байрон Меткалф. Его голос был хриплым, а дыхание шумным.
Интересно, чем он там занимается, тоскливо подумал Грэхем.
— Надеюсь, я вам не помешал.
— Чем могу помочь, Уилл?
— Дело касается Нилса Джекоби.
— Что он опять натворил?
— Я просто хотел выяснить, не забрал ли он кое-какие вещи из отцовского дома.
— Хм.
— В вашем списке не достает серебряной рамки для фотографии. А в Бирмингеме в спальне Нилса я подобрал снимок семьи. Похоже, он прежде был в рамке — остались следы по краям.
— Вот шельмец.
Я разрешил ему взять только свои вещи и несколько книг.
— У Нилса много знакомств, требующих расходов. Еще отсутствуют кинопроектор и кинокамера. Я хотел бы знать, не взял ли он и их. Если нет, то, возможно, их украл убийца. В таком случае надо сообщить серийные номера во все комиссионки и внести эти вещи в «горячий розыскной список». Ну, а рамка, по-видимому, уже расплавлена.
— Я ему покажу рамку, когда увижу!
— Еще одно: если Ниле взял проектор, то у него, наверное, сохранилась и пленка. За нее все равно ничего не дадут, а мне она очень нужна. Но если вы спросите напрямик, то он, конечно, будет все отрицать.
— Ясно, — сказал Меткалф. — Он еще не вступил в право собственности на машину, поэтому я как его душеприказчик, могу произвести в ней осмотр без ордера. Кроме того, мы в приятельских отношениях с судьей, и, надеюсь, он не станет возражать против обыска комнаты.
Грэхем вернулся к своей работе.
Богатство. Внесем «богатство» в усредненный социальный портрет жертвы.
Грэхем гадал, ходили ли миссис Лидс и миссис Джекобс по магазинам в теннисных костюмах. Кое-где это считается особым шиком. Ужасная глупость: с одной стороны провоцирует классовую неприязнь, с другой — вожделение.
Грэхем словно увидел двух молодых женщин, толкающих тележки с продуктами.
Их короткие плиссированные юбочки едва прикрывают загорелые бедра; кажется, что помпоны на белых гольфах подмигивают окружающим. Рядом проходит какой-нибудь здоровенный детина с глазами морской щуки. Его ланч — кусок холодного мяса, торопливо проглоченный в духоте грузовика.
Сколько кругом семей с тремя детьми и собачкой или кошкой, и только стандартный замок охраняет их ночью от Дракона.
Мысленно набрасывая портреты возможных жертв, Грэхем видел обеспеченных, удачливых людей в красивых домах.
Но тот, кому предстояло в самое ближайшее время встретиться с Драконом, не имел ни детей, ни любимой собачки, и дом его не радовал взгляд. Этим человеком был Фрэнсис Долархайд.
Грохот роняемых на пол мансарды штанг сотрясал весь старый дом.
Сегодня Долархайд выжимал больший вес, чем обычно, Одет он был тоже необычно: спортивные брюки закрывало татуировку. Хлопчатобумажный спортивный блейзер прикрывал «Большого Красного Дракона и женщину, одетую в солнечный свет». Кимоно висело на зеркале, подобно сброшенной змеиной коже.
Долархайд тренировался без маски.
Вверх. Двести восемьдесят фунтов от пола до груди — одним рывком. Теперь на вытянутые руки.
— О КОМ ТЫ ДУМАЕШЬ?
От испуга он чуть не уронил штангу, закачавшись под страшной тяжестью. Долархайд отскочил, и штанга с лязгом рухнула на пол.
Он повернулся и уставился туда, откуда раздавался голос. Его большие руки повисли, как плети.
— О КОМ ТЫ ДУМАЕШЬ?
Казалось, слова доносятся из-под блейзера на стене, но резкость и сила голоса раздирали его собственную гортань.
— О КОМ ТЫ ДУМАЕШЬ?
Долархайд знал, кто это говорит. И был очень напуган. С самого начала он и Дракон были единым существом. Он Преображался, а Дракон был его высшим «я». Их тела, голоса и желания были неразделимы.
Теперь, с тех пор как появилась Риба, все изменилось.
— КТО ТЕБЕ НУЖЕН? — спросил Дракон.
— Миссис…ерман — Шерман, — с трудом выдавил Долархайд.
— ГОВОРИ ЯСНЕЕ. Я НЕ МОГУ ТЕБЯ ПОНЯТЬ. О КОМ ТЫ ДУМАЕШЬ?
Долархайд с застывшим лицом повернулся к штанге. Р-раз! На вытянутые руки. Стало намного труднее.
— Миссис…ерман в воде.
— ТЫ ДУМАЕШЬ О СВОЕЙ МАЛЫШКЕ. НЕ ТАК ЛИ? ТЫ ХОЧЕШЬ. ЧТОБЫ ОНА СТАЛА ТВОЕЙ МАЛЫШКОЙ?
Штанга с грохотом упала на пол.
— Мне не…ужна…шка. — Вместе со страхом вернулось косноязычие. Ему приходилось закрывать ноздри верхней губой.
— БЕССМЫСЛЕННАЯ ЛОЖЬ. — Голос Дракона звучал громко и отчетливо. Он без труда произносил «с». — ТЫ ЗАБЫЛ ПРО ПРЕОБРАЖЕНИЕ. ТЫ ГОТОВИШЬСЯ НАНЕСТИ ВИЗИТ К ШЕРМАНАМ? ПОДНИМИ ШТАНГУ!
Долархайд взялся за штангу и натужился. Тело и мозг были напряжены до предела. Он пытался думать о Шерманах, заставлял себя воображать, что держит на руках миссис Шерман.
Миссис Шерман — следующая. Он держал на руках миссис Шерман.
Борясь в темноте с мистером Шерманом, он одолел его, вонзил в него зубы и сдавливал челюсти до тех пор, пока обескровленное сердце Шермана не затрепетало, как у пойманной птицы. Он прислушивался только к замирающему стуку сердца Шермана. Он не вспоминал о Рибе. Он не делал этого — нет, нет!
Страх лишил его силы. Он поднял штангу только до бедер и не сможет взять ее на грудь. Он думал о Шермане — тот оказывался рядом с ним то с одной, то с другой стороны. Глаза Шермана расширены от ужаса. Было пусто, одиноко. Штанга упала на пол.
