— Кто, говорите, вы такой?
— Кэмпбелл Армур, мэм. Я работаю на Эда.
— А, ну хорошо… Эдди только что уехал в поселок за продуктами. Он скоро вернется. Можете подождать.
— Благодарю вас. — Кэмпбелл скрыл удивление. — Скажите, он был здесь вчера вечером?
— Да, был, — озадаченно взглянула Алиса. — Почему вы спрашиваете?
— Просто мы… разминулись.
— Он никогда не сидел на месте. Статный красивый мужчина, хотя иногда бывает занудой, этаким, знаете, наглухо застегнутым английским чучелом.
Кэмпбелл кивнул, но промолчал. Прямолинейность Алисы слегка обескураживала.
— А после трагедии… — Старуха вздохнула. — Он просто обожал ее.
Кэмпбелл отвел взгляд.
— Да.
Хотелось бы толковать сомнения в пользу Эда, но после его признания, что он знал Джун Ситон, все перевернулось вверх тормашками. Почему он раньше об этом молчал? Ведь наверняка понимал, насколько важна эта связь с «Небесным поместьем». Факт знакомства с Джун еще не доказывал злого умысла, но теперь утверждение Стража, что в ночь гибели его родителей Эд находился в доме, выглядело чуть менее абсурдным.
Дальше оставался лишь шажок до мысли, что любовное письмо Джун предназначалось Эду Листеру и что именно он был тем человеком, в которого она влюбилась на нью-йоркской вечеринке. Что если Грейс солгала, когда сказала, что письмо затерялось? Тогда понятно, зачем ей понадобилось звонить в этот дом незадолго до своей смерти. Это был предпоследний звонок с ее мобильного.
Чем больше сыщик размышлял, тем хуже выглядела позиция его клиента. Он вдруг почувствовал, что все стало очень зыбко.
— Не угодно ли вина? — спросила Алиса. — Об эту пору я обычно пропускаю бокальчик. — Она подняла трубку и нажала кнопку внутреннего вызова. — Интересно, придет ли кто-нибудь. Вечно Хесуситы нет на месте, когда требуется.
— Вы очень любезны. Я бы выпил содовой…
— Он пригласил на ужин подругу. Очень близкую подругу, с которой хочет меня познакомить. — Алиса вдруг подалась вперед и перешла на доверительный шепот: — Сказал, что без ума от нее.
— Простите… о ком вы говорите?
— Об Эдди, конечно. О ком же еще?
— А, понятно. — Кэмпбелл кивнул, стараясь не показать, что ошеломлен.
— Кажется, ее зовут Лора.
Кэмпбелл окончательно растерялся.
— Вы говорите о его жене?.. Вашей внучке?
— Да нет, не о ней, бестолочь. Ту я знаю.
— Видите ли, я недавно работаю на Эда.
— Тогда вам невдомек, — загадочно сказала старуха. Не зная, как все это истолковать, Кэмпбелл лишь кивал. Его растерянный взгляд скользнул к фотографии в серебряной рамке, стоявшей на каминной доске. Похоже, семейный снимок Эда и Лоры с маленькими детьми был сделан в усадьбе. Еще несколько фотографий повзрослевшей Софи расположились на письменном столе, превратив его в подобие алтаря. Особенно впечатляла одна: ветреный день, Софи улыбается в камеру, удерживая слетающие на лицо волосы.
— До чего ж красивая девочка, правда? — с непонятной усмешкой сказала Алиса Филдинг, проследив за взглядом сыщика.
— Я как раз хотел сказать, мэм, что родовое сходство весьма заметно.
Старуха досадливо отмахнулась от комплимента.
— По-моему, служанка устроила себе выходной. У нее новый кавалер Карлос, если вы еще не знаете. Она постоянно витает в облаках. Ну конечно, с таким-то неземным именем — Хесусита…
Кэмпбелл не знал, следует ли воспринять это как шутку, и ответил серьезно:
— В Ибор-Сити, где я живу, большая испанская община, так там это имя вполне обычно.
— Не сомневаюсь, мистер… Ну вот, голова дырявая, теперь ваше имя забыла. — Алиса весело хихикнула. — В моем возрасте забываешь все.
— Кэмпбелл.
— Вас не затруднит сходить на кухню за вином, Кэмпбелл? И себе что-нибудь возьмите в холодильнике.
Билетов на балет у меня не было. Я с ходу наплел про них, потому что хотел вновь увидеть ту девушку, кем бы она ни была.
Проблема уладилась быстро — все-таки хорошо, когда у тебя есть деньги (не раздумывая, я выложил почти две тысячи долларов за билеты, которые могли и не пригодиться), — но, считай, повезло, что я раздобыл ложу в бельэтаже: свободных мест не осталось ни одного. В этом виделся добрый знак, когда на ступенях Линкольн-центра[97] я ждал Тачел.
Я пришел на час раньше и слонялся по эспланаде, поглядывая на выход из метро, автобусную остановку и стоянку такси на Коламбус-авеню. Спустились сумерки, приближалось начало спектакля; на случай, если девушка появится с другой стороны, каждые пять минут я пересекал площадь и сливался с потоком зрителей, устремлявшихся к Метрополитен-опере.
Мотаясь взад-вперед по величественному мраморному перистилю, я выглядывал ее в толпе публики, от которой невольно заразился премьерным настроением. Я уже не мог противиться растущему ознобу возбуждения. Потом я занял исходную позицию на ступенях, тревожно вглядываясь в длинную вереницу хвостовых огней на Бродвее.
Даже если она придет (что казалось уже маловероятным), это еще ничего не доказывает, говорил я себе.
Похоже, опрятная и стерильно чистая кухня не водила близкого знакомства со стряпней. В дальнем ее углу был столовый закуток с окнами во всю стену, сквозь которые струился вечерний свет. Кэмпбелл смотрел на открывавшийся вид и думал, так ли уж не в себе миссис Филдинг, как показалось вначале, и можно ли доверять хоть чему-нибудь из того, что она сказала про Эда. Бабке втемяшилось, что он поехал за продуктами, тогда как Листер, скорее всего, давно вернулся в город.
На лужайки, что на задах имения уступали место пустоши и заболоченным пятачкам в камышовых зарослях, уже ложились длинные тени. На светлой песчаной отмели, из-под утесов убегавшей в золотистую ширь воды, виднелись силуэты цапель. Пламеневший в закатном солнце Гудзон больше походил на озеро или море. Не верилось, что все это лишь в получасе езды от Манхэттена.
Кэмпбелл отыскал и поставил на поднос стаканы. Из автоматической морозилки набрал в ведерко льда. Он решил, что часик подождет, не объявится ли Эд. Но если служанка ушла, кто приготовит старухе ужин?
С Хесуситой тоже не мешало бы перекинуться словечком.
С бутылкой «Шардонне» в одной руке и банкой диетической пепси в другой, Кэмпбелл закрыл холодильник и лишь тогда заметил на дверце магниты. Обычные безделушки: медвежонок с шариком, статуя Свободы, классическая бутылка кока-колы, арбузный ломоть, Русалочка и тому подобное. Всего штук двенадцать. Некоторыми были пришпилены памятки и телефонные номера, а одним — скромный список покупок. Внимание привлекало то, что магниты, собранные в центре дверцы, составляли узор, который с одной точки выглядел продолговатым сердечком, а с другой — стремительным логотипом «Найка», крылом греческой богини победы.
Не похоже, чтобы этим забавлялась миссис Филдинг. Уж не Эд ли составил узор? Казалось, он выложен преднамеренно — как напоминание или сообщение. Вспомнился рассказ Эда о трупе в холодильнике во Флоренции… Ладно, хватит фантазий. Кэмпбелл решил, что магнитная гроздь больше похожа на сердечко, и представил Хесуситу, истомленную грезами о Карлосе. С подносом он отправился в оранжерею и об узоре больше не вспоминал.
— Ну наконец-то, Эдди, — проворчала Алиса Филдинг. — Хесуситу отпустил ты. Я вспомнила.
— Я Кэмпбелл, — сказал сыщик.
В восемь часов, когда уже начинался спектакль, она еще не появилась. Напоследок я заглянул в фойе театра, опустевшее как песочные часы, в которых стремительно истекали песчинки припоздавшей публики.
Девушка сама сказала, что вряд ли придет, и потому я не имел права огорчаться, но все равно чувствовал себя обманутым и слегка обиженным. Понурившись, я ослабил галстук, расстегнул воротничок рубашки и побрел к выходу.
Я дал ей еще пять минут. Они растянулись на десять. Окончательно смирившись с тем, что она не появится, я сошел по ступеням и стал выглядывать такси, чтобы ехать в отель. Первую машину перехватила пожилая пара. Следующая еще высаживала пассажира, когда я подошел и махнул шоферу. Пассажиром была она.
Я увидел ее чуть раньше, чем она меня. Не скажу, что мой пульс участился или сердце пропустило такт. Скорее уж возникло раздражение от того, как она роется в сумочке в поисках денег; я шагнул и сунул шоферу несколько бумажек.
— Знаю, знаю… опоздала, — буркнула она, одарив меня уничтожающим взглядом, словно я был виной ее задержки.
Я издал нечто среднее между фырканьем и возмущенным вздохом, чем замаскировал свое изумление, — она была сногсшибательно красива, — а также свой безоговорочный восторг, поскольку теперь определенно знал: это Джелли.
— Какого черта опаздываете? — спросил я.
— Так приехала же.
