Два друга, вероятно, уже усекли погоню. Так мне казалось. Стоило мне выскочить на улицу, как они бросились из своей машины врассыпную.
Один из них обернулся и трижды выстрелил. Бах. Бах. Бах. Только у него, видимо, был пистолет. И снова что-то щелкнуло у меня в голове: я вспомнил сцену в лесу. Сопоставление сделано. Аналогия есть.
Я спрятался за черным «ниссаном-зет», ожидавшим зеленого света, и завопил что было сил:
— Полиция! Полиция! Всем лечь! На землю! Вон из машин!
Большинство водителей и пешеходов тут же повиновались. Удивительная разница в этом смысле между Чепел-Хиллом и Вашингтоном. Я на мгновение выглянул из-за металлического разделительного ограждения посреди улицы. Но убийц нигде не было видно.
Согнувшись чуть не пополам, я двигался вдоль черной спортивной машины. Студенты и владельцы магазинов с опаской наблюдали за мной с тротуаров.
— Полиция! Всем лечь! Всем лечь! Заберите ребенка, черт побери! — вопил я.
Перед мысленным взором мелькали жуткие образы. Ретроспектива. Сэмпсон с ножом в спине… Кейт, избитая, изуродованная до неузнаваемости. Ввалившиеся глаза женщин в подземелье.
Я прижимался как можно ниже к земле, но один из них меня углядел и прицелился в голову. Мы оба выстрелили одновременно.
Его пуля угодила в боковое зеркало машины, что меня, вероятно, спасло. Результата своего выстрела я не видел.
Я продолжал двигаться вдоль машин. Вонь от выхлопных газов и бензина стояла невозможная. Издалека донесся вой полицейской сирены, и я понял, что подмога близка. Но не та, какая мне в тот момент была более всего необходима. Не Сэмпсон.
«Продолжай двигаться… Старайся не терять их обоих из вида… Обоих! Двое против одного. Лучше так: двое ценой одного!»
Я пытался угадать, как они собираются действовать. Каков ход их мыслей? Остался ли лидером Казанова? Кто он?
Я быстро выглянул из-за укрытия и увидел полицейского. Он стоял на углу улицы и держал в руках пистолет. Предупредить его я не успел.
Слева от него прозвучало два выстрела кряду, и полицейский рухнул на землю. Фрэнклин-стрит взорвалась криками. Зазнайство и самоуверенность, типичные для здешних студентов, покинули их. Многие девушки плакали. Может быть, они внезапно поняли, что все мы смертны.
— Всем лечь! — снова заорал я. — Всем немедленно лечь, черт вас побери!
Прячась за машинами, я медленно продвигался к мини-фургону. В его сверкающем серебристом боку я увидел отражение одного из преступников.
Я не собирался играть на публику и демонстрировать этакий эффектный выстрел. Я мечтал попасть хоть куда-нибудь — в грудь, плечи, живот. И я нажал на спусковой крючок.
Вот так выстрел, мать твою! Только полюбуйся! Пуля пробила стекла обеих передних дверей опустевшего «форда» и попала одному из мерзавцев в грудь, чуть ниже горла.
Он свалился, как будто ему выдернули ноги. Я бросился туда, где он только что стоял. «Который из них? — неудержимо хотелось крикнуть мне. — И где второй?»
Я носился как сумасшедший между машин. Исчез! Пропал! Где тот, в которого я попал? И где прячется второй умник?
Того, в кого попал, я наконец увидел. Он лежал, раскинув руки и ноги, под светофором на углу улиц Фрэнклин и Колумбия. Смертная маска по-прежнему скрывала его лицо, но выглядел он вполне обыкновенно — белая водолазка, полотняные брюки, ветровка.
Пистолета рядом с ним я не обнаружил. Он лежал без движения, и я знал, что он тяжело ранен. Я опустился рядом с ним на колени и обшарил, не переставая при этом оглядываться. «Осторожно! Берегись, — предупреждал я себя. — Наверняка его не видно. Но ведь где-то он прячется. И стрелять умеет».
Я сорвал с лежавшего маску, последнее его прикрытие. Ты не Бог и кровью истекаешь, как все смертные.
Это был доктор Уилл Рудольф. Посреди улицы в Чепел-Хилле лежал при смерти Джентльмен-Ловелас. Синие глаза его смотрели вверх. Из-под тела уже натекла целая лужа густой артериальной крови.
Люди на тротуаре подходили ближе. Они охали и ахали от благоговения и ужаса. Глаза у всех были широко распахнуты. Многие из них наверняка впервые так близко видели умирающего. А мне приходилось.
Я приподнял его голову. Джентльмен. Державший в страхе весь Лос-Анджелес. Он не в силах был поверить, что ранен, не мог с этим смириться. Его испуганный недоумевающий взгляд рассказал мне об этом.
— Кто такой Казанова? — спросил я доктора Уилла Рудольфа. Мне хотелось вытрясти из него ответ. — Кто такой Казанова? Говори!
Я продолжал оглядываться. Где Казанова? Не мог же он оставить Рудольфа умирать. В это время наконец подоспели два патрульных автомобиля. Ко мне бежали трое или четверо местных полицейских с пистолетами наготове.
Рудольф вздрогнул, и взгляд его прояснился. Может быть, хотел рассмотреть меня, а может быть, в последний раз взглянуть на мир. На губах у него вздулся кровавый пузырь и лопнул, разлетевшись брызгами.
Слова с трудом, толчками вылетали из горла.
— Ты никогда не найдешь его. Кросс. — Он улыбнулся мне. — Кишка тонка. Ты даже близко к нему не подобрался. Тебе никогда его не превзойти.
Хриплый вой вылетел из глотки Джентльмена. Я понял, что это предсмертный крик. И снова надел маску на лицо монстра.
Глава 113
Это была картина всеобщего беспредельного ликования. Мне никогда ее не забыть. Ближайшие родственники и лучшие друзья бывших пленниц всю ночь напролет приезжали в Медицинский центр Дьюк. На холмистой территории клиники и на автомобильной стоянке у Эрвин-роуд собралась и оставалась далеко за полночь толпа возбужденных студентов и горожан. Все это запечатлелось у меня в памяти навсегда.
Увеличенные фотографии спасенных люди держали высоко над головами, как транспаранты. Преподаватели и студенты, взявшись за руки, распевали религиозные гимны и знаменитую песню «Дайте миру шанс». По крайней мере, на одну ночь все решили забыть о том, что Казанова по-прежнему на свободе. Я и сам позволил себе не думать о нем хоть несколько часов.
Сэмпсон был жив, лежал в больнице и потихоньку выздоравливал. Кейт тоже. Совершенно незнакомые люди подходили ко мне во время этого стихийного празднества и воодушевленно трясли мне руку. Отец одной из девушек совсем раскис и разрыдался у меня на плече. Никогда еще служба в полиции не приносила мне столько радости.
Я вошел в лифт и поехал на четвертый этаж навестить Кейт. Но, прежде чем войти к ней в палату, сделал глубокий вдох. Только после этого решился открыть дверь. С головой, сплошь забинтованной и запеленутой, она была похожа на загадочную мумию. Состояние ее стабилизировалось, смерть уже не грозила, но она по-прежнему оставалась в коме.
Я подержал Кейт за руку и поведал ей все, что приключилось за этот долгий день.
— Пленницы на свободе. Мы с Сэмпсоном были в подземном доме. Теперь они в безопасности, Кейт. И ты возвращайся к нам. Сегодня выдалась замечательная ночь, — шептал я.
Мне до боли хотелось снова услышать ее голос, ну хоть разочек. Но с губ ее не сорвалось ни звука. Я даже не знал, слышит ли она меня, понимает ли. Я нежно поцеловал ее на прощанье.
— Я люблю тебя, Кейт, — прошептал я, прижавшись к ее забинтованной щеке. Едва ли она меня слышала.
Палата Сэмпсона находилась этажом выше. Человек-Гора уже вернулся из операционной, и состояние его считалось удовлетворительным.
Он не спал и живо отреагировал на мой приход.
— Как Кейт и остальные? — спросил он. — Я здесь, пожалуй, долго не задержусь.
— Кейт все еще в коме. Я только что от нее. С тобой все в порядке, если тебя это интересует. Говорят, состояние удовлетворительное.
— Убеди врачей переименовать его в отличное. Я слышал — Казанове удалось смыться. — Он закашлялся, и я понял, что Сэмпсон злится.
— Не расстраивайся. Поймаем. — Я понимал, что мне пора уходить.
— Не забудь принести мне темные очки, — попросил он. — Тут слишком светло. Чувствую себя как на пляже.
