Но прежде необходимо было вернуть на Землю приборный отсек, в котором бережно хранился сей орган зрения, ибо таков был замысел доктора Хафиза. Ястреб должен броситься на свою жертву.
Изучив карты, Али выбрал нужное место — узкую долинку, ведущую к небольшой возвышенности. Он сделал звонок на секретный номер в Австралии, откуда сообщение ушло в Тегеран. На следующий вечер самый важный отсек спутника «Глаз аятоллы» вошел в атмосферу, снизился и совершил мягкую посадку среди зарослей вереска.
А на следующее утро Али переправлялся на пароме на Святой остров в компании полудюжины орнитологов. Море было неспокойно, дул свежий бриз, и очень скоро усаженная линзами коробка, в которую Али поместил глаз аятоллы, вся покрылась брызгами. Она висела у Али на шее и была похожа на позолоченную фотокамеру. Али уже несколько раз ловил заинтересованные взгляды. Вероятно, это путешествующий инкогнито арабский нефтяной шейх, любитель птиц, который не смог преодолеть желание хоть как-то выделиться, казалось, говорили они.
«Ах, — подумал он про себя, — я всего лишь смиреннейший слуга Аллаха».
К счастью, плавание не совпало со временем молитвы, однако Али обнаружил, что его зрение странным образом затуманилось. Укрывшись от взглядов за какими-то мешками, он открыл золоченую коробку и вновь ощутил у себя на ладони священный глаз. От мягкого на ощупь шарика исходил жгучий холод, как будто глазное яблоко все еще было заморожено. Повинуясь внезапному наитию, Али вытащил из глазной орбиты свой стеклянный протез и вставил вместо него глаз аятоллы.
Перед глазами все поплыло. Он увидел перед собой одновременно две накладывающиеся друг на друга картины: близящуюся гряду мрачных утесов с шапками пены у подножия и то, что не могло быть не чем иным, как картиной рая. Перед ним простиралась зеленая долина, где били фонтаны молока, которое затем ручейками бежало по земле, где повсюду сверкали разноцветные драгоценные камни, — и все это великолепие окружали танцующие всплески сияния нежных пастельных тонов, похожие на прозрачные розовые покрывала танцовщиц (не хватало только самих девушек). Это было неопределенное обещание наслаждений, не имеющее, однако, материальной основы, как будто он глядел на Эдем, давно затерянный в прошлом, который ему любезно согласился показать его ангел.
Должно быть, эта картинка всегда таилась в его подсознании, в фокусе его внутреннего зрения. В этот мистический момент он, казалось, понял, что видит то, к чему всегда стремилась его душа. Все вокруг было преисполнено чистой светлой радости творения, даже с некоторой долей озорства. Мед тек, как лава с вершины холма.
Он прикрыл собственный глаз и оком праведника вновь увидел перед собой все те же мрачные утесы во всей их непреложной подлинности. Чайки издавали пронзительные воинственные крики. Солнце казалось язвой, источающей желтый гной, а его остаточный образ, который сохраняется некоторое время на сетчатке, когда закрываешь глаз, — кровавым кругом. Шум прибоя отдаленно напоминал грохот камнепада, который чудился ему тогда, на фронте.
— Ну и ну, — удивленно пробормотал Али, — а ведь ты, писатель, уже живешь в аду.
Он закрыл правый глаз и взглянул на мир собственным. Вновь засверкали многоцветные радуги — результат взаимодействия разных визуальных полей, — пробуждая глубоко запрятанные воспоминания о тех давних временах, когда он смотрел на новый удивительный мир глазами младенца и ему приходилось самому создавать вокруг себя вселенную.
— Действительно в аду, — добавил он, — если, конечно, твои глаза не видят по-другому.
Сойдя с парома, Али пошел по острову, попеременно открывая то один глаз, то другой. Его правый, праведный глаз наблюдал все ту же скучную картину — камни, небо да траву, в то время как левый дразнило зрелище полупрозрачных вуалей нежных тонов, скрывающих за собой манящие красоты рая.
Али шел, останавливался, снова шел. Глаз аятоллы вел его по каменистой тропе, и конечной точкой его пути был старый фермерский дом, ныне почти развалившийся, с пыльными окнами, окруженный высокой проволочной оградой, очевидно служившей защитой от коз. Сейчас его охраняли только чайки.
Сатанинский писатель сидел за письменным столом. Вид у него был довольно измученный, один глаз подергивался; он был почти полностью лыс. И все же при виде незваного гостя, словно бы нехотя наводившего на него пистолет, он улыбнулся:
— Ну вот и дождался наконец.
И эта чертова улыбка — свидетельство его нормальности!
Али закрыл глаз праведника. Левым, собственным глазом он видел нимб над головой писателя. Сжав покрепче рукоятку пистолета, вперился правым глазом в лицо презренного писаки. Через секунду открыл и левый глаз; немедленно все перед ним поплыло, голова закружилась — он закрыл левый глаз.
— Ты похож на оживший светофор, — заметил писатель с таким видом, будто он отбирал афоризмы для некоего будущего словаря крылатых слов и выражений.
Взор аятоллы привлек нож для разрезания бумаги, привыкший вскрывать пухлые конверты, набитые чеками в валютах Сатаны — долларах, фунтах стерлингов, франках, марках, — коими оплачивались богохульные услуги этого писаки.
Левым глазом Али также увидел нож с острым кончиком. Розоватые, цвета разбавленной крови отблески лежали на лезвии. Ручка отсвечивала перламутром. Али вспомнил войну с Ираком и вдруг почувствовал себя обманутым. Странное желание зародилось у него в душе.
— Который из моих глаз, — спросил он, словно загадывая загадку, — который из них мой настоящий — мой истинный глаз?
Поражаясь, очевидно, странностям человеческой природы, писатель уставился на незнакомца, который поглядывал на него то одним, то другим глазом по очереди. Неужели ему действительно предлагали выбор, как это бывает в сказках? Выбор между жизнью и смертью — или всего лишь выбор между различными видами смерти?
Немного поколебавшись, он выпалил наугад:
— Левый.
— Сам ангел говорит твоими устами, — сказал Али; он схватил нож, открыл оба глаза и направил кончик стального лезвия на глаз праведника.
Писатель напрягся — он решил, что ошибся, хотя, наверное, в данном случае и нельзя было сделать верный выбор, — но Али воткнул нож в глаз аятоллы, вырвал его из глазницы и всадил нож вместе с распоротым, сочащимся глазом в доску стола.
— Этот глаз видит ад, — сказал он.
С его души свалилась огромная тяжесть, копившаяся в ней все эти годы обладания глазом аятоллы, и в первый раз за всю свою жизнь он почувствовал, как из его левого глаза текут слезы.
Пер. О. Гайдуковой
КАРЛ ЭДВАРД ВАГНЕР
Призрачное лицо[59]
Карл Эдвард Вагнер, издатель, писатель, лауреат Британской премии фэнтези и Всемирной премии фэнтези, родился в Ноксвилле, штат Теннесси. По образованию Вагнер психиатр. Его первая книга «Паутина тьмы» («Darkness Weaves With Many Shades»), в которой появляется Кейн, положила начало серии динамичных, захватывающих романов в жанре героического фэнтези. Среди произведений о Кейне — «Тень Ангела Смерти» («Death Angel's Shadow»), «Кровавый камень» («Bloodstone»), «Поход Черного Креста» («Dark Crusade») и сборники «Ветер ночи» («Night Winds») и «Книга Кейна» («The Book of Капе»).
В романах «Дорога королей» («The Road of Kings») и «Легион теней» («Legion from the Shadows») Вагнер поведал о новых приключениях героев Роберта Говарда — Конана и Брана Мак Морна. Лучшие рассказы в жанре хоррор представлены в сборниках писателя «В безлюдном месте» («In A Lonely Place»), «Почему не ты и я?» («Why Not You and I?») и «Не боясь утреннего света» («Unthreatened by the Morning Light»). Вагнер выступал в качестве составителя антологий «Лучшее за год. Ужасы» («The Year's Best Horror Stories»), впоследствии переизданных в твердой обложке под названием «Рассказы в жанре хоррор» («Horrorstory»), а также сборников «Эхо бесстрашия» («Echoes of Valor») и «Безумный страх» («Intensive Scare»).
Вагнер часто бывал в Лондоне, и повесть «Призрачное лицо» отражает его восхищение древним городом и его тайнами, а также популярным в 1960-е годы телесериалом «Мстители» («The Avengers»). Это произведение является частью романа, над которым Вагнер работал в течение нескольких лет.
I. Мы начинаем снижениеЕго звали Коди Леннокс, и он возвращался в Англию для того, чтобы умереть, а может быть, просто для того, чтобы все забыть, — ведь, в конце концов, это почти одно и то же.
Примерно час назад он задремал и проснулся, когда стюардесса «Бритиш Эйрвэйз» вежливо предложила ему заполнить иммиграционную форму. Он положил бумагу рядом с незаконченным пасьянсом и законченным бокалом скотча — и напомнил себе, что теперь в баре надо будет называть его «виски». Это была одна из немногих вещей, которые он забывать не собирался.
Леннокс постучал по бокалу:
