— В каком смысле?
— Он пропал.
— Карен, Эрнандес — взрослый парень. Не мог он никуда пропасть.
— Я целый день ему звонила, а потом нашла его телефон в номере. Журнал звонков вычищен. Следов борьбы, похоже, нет, но мы не уверены. Машины на стоянке тоже нет. Я так понимаю, тебе он не звонил.
— Нет, после той истории с Джонатаном не звонил. А как обстоят дела с этим маньяком?
— Поймали. Сегодня вечером.
— Поздравляю, Карен. Можешь хлопнуть себя по заднице за меня.
— Пусть лучше Робби хлопнет… когда я его найду.
— Проверь вылеты, аренду автомобилей…
— Вылеты! Я как-то не подумала.
— Слушай, давай я этим займусь. Я все проверю. После той заварухи с Окулистом у меня в офисе остались все его данные. Я сейчас же туда поеду и позвоню тебе, если что-то выяснится.
Ей так хотелось, чтобы Бледсоу был рядом. Ей нужен был старый друг. От этой беседы на душе стало чуть легче.
— Позвони, даже если не выяснится.
Она отключилась и откинула голову на валик кресла. Они как раз подъехали к тюрьме.
— Пойдешь со мной или подождешь здесь?
Вейл потерла ладонями лицо.
— Я должна присутствовать на допросе. — Она устала как физически, так и эмоционально, а последние силы сосредоточила на Робби, а не на Джоне Мэйфилде. — С нарциссами надо обращаться иначе, чем с обычными преступниками.
— Если Оуэнс тебя, конечно, пустит. Ты вообще готова к этому разговору?
Вейл распахнула дверь и вышла из машины. Это был ответ.
Спрятав пистолеты в шкафчики, они встретились с Бриксом, Люго, Гордоном и Манном в застекленном вестибюле. Тимоти Нанс тоже стоял там, и с весьма недовольным видом. У Вейл промелькнула мысль, почему он до сих пор тут, но она решила не тратить силы на мразь вроде Нанса.
Люго выглядел очень усталым: кожа на лице как будто натянулась и плотнее прилегала к черепу, взгляд упирался в пол.
Обычно полицейские, производившие арест, складывали с себя полномочия и возвращались к патрулированию, как только заключенный переходил в руки работников тюрьмы. Но в данном случае члены опергруппы не собирались передавать Джона Мэйфилда посторонним. Это было дело чести.
Остин Манн подошел к Вейл и Диксон и кивнул в сторону Мэйфилда, переодетого в синюю тюремную форму. Цифровой аппарат снимал отпечатки его пальцев.
— Его уже обыскали и провели медосмотр.
Вейл раздраженно скрестила руки на груди.
— Он только что выписался из больницы. Зачем еще один медосмотр?
— Так положено, — сказал Брикс, подходя к ним. — Для подстраховки. Но из-за травм его поместят в отдельную камеру: он же не сможет, в случае чего, отбиться.
— Какая досада! — язвительно протянула Вейл.
— Правда? — улыбнулся Манн и покосился на Мэйфилда, явно услышавшего ее комментарий. Отвернувшись, он тихо сказал: — Допрос будет проходить в Синей комнате.
— Да, кстати… Можно тебя на минутку?
Брикс отвел Вейл в сторону, где их не могли услышать. Мэйфилда тем временем препроводили по коридору из приемного отделения в главное здание тюрьмы.
— Когда я его увидел, то сразу подумал, что его лицо мне знакомо, но никак не мог сообразить откуда. А потом все-таки вспомнил: этот парень работает дезинфектором. Когда у нас зимой, после дождей, появлялись муравьи, он приходил опрыскивать помещение. Я даже, кажется, перебрасывался с ним парой слов.
— У меня есть история покруче: еще вчера мы с Роксаной тягали с ним гантели. — Вейл не стала упоминать, что Диксон собиралась с ним на свидание. — Я видела его, Брикс. Я заглянула этому чудовищу в глаза — и не узнала его. А я ведь должна уметь распознавать зло. Если бы…
Он жестом вслед ей замолчать.
— Не надо. У всех свои недостатки, Карен. Мы простые копы. Мы делаем, что можем. Так ведь?
— Пожалуй, — вздохнула она.
— Слушай, — шепнул Брикс ей на ухо, — шериф хочет, чтобы допрос проводила ты.
— Шериф?!
После всех столкновений с Фуллером она думала, что занимает последнее место в его списке претендентов на трофейный допрос. К тому же обычно допрашивали подозреваемых полицейские, которые их задержали, а в данном случае это была Диксон.
— Да, шериф. Он говорит, что лучше тебя никакой мужик не справится. Ты уж не обижайся на эту формулировку.
Вейл слабо улыбнулась.
— Да пустое.
— И еще. Ты уверена, что сможешь остаться с ним наедине?
Закусив нижнюю губу, Вейл покосилась на коллег, которые выжидающе смотрели на нее.
— Запросто. Ну, вперед!
Все члены группы засели в комнате наблюдения напротив. Помимо пластмассового, «под дерево», шкафа с телевизором и видеомагнитофоном и нескольких стульев, мебели там не было.
— Возьми это, — сказал Брикс, протягивай ей папку. — Кстати, этот гад настаивает, чтобы к нему обращались Джон Уэйн Мэйфилд. Мы проверили по архивам — похоже, второе имя он придумал себе сам.
— Очень характерная деталь, — фыркнула Вейл.
— Удачи тебе, Карен.
Остальные кивнули в знак поддержки.
Вейл закрыла за собой дверь и перешла в Синюю комнату, где Джон Мэйфилд уже ждал ее за круглым столом. Она положила папку и посмотрела на задержанного.
Гипс на левой руке тянулся от большого пальца до локтя, даже чуть выше. Такого же примерно размера кокон охватывал левую ногу. Следовательно, к цепочке на поясе была пристегнута лишь правая рука, а второй наручник прицепили к металлическому подлокотнику. Левая рука и обе ноги у него были свободны.
Зная не понаслышке, на что способен этот человек, Вейл невольно задумалась, насколько эти меры надежны.
Но она не имела права зацикливаться на своих страхах: ей поручили ответственное задание, она согласилась и теперь не могла пойти на попятную на глазах у всей группы. Более того, настроение у нее было такое, что она могла голыми руками прикончить этого негодяя, если бы тот вдруг высвободился и напал на нее.
Она раскрыла папку.
— Ты уверяешь, что твое полное имя — Джон Уэйн Мэйфилд. Это такая шутка?
— Единственное посмешище в этой комнате — это ты, — ответил Мэйфилд.
Вейл поджала губы и медленно кивнула.
— Хорошо, Джон. Я поняла.
Она с демонстративной ленцой огляделась по сторонам, и сразу стало ясно, почему комнату назвали Синей: ее стены и дверь были обиты тонким ковролином лазоревого цвета, призванным поглощать звуки.
Вейл сидела слева, Мэйфилд — напротив. За спиной у нее крепилась небольшая камера, замаскированная под пожарную сигнализацию. Камера в режиме реального времени передавала видеопоток в комнату наблюдения.
— Надеюсь, тебе тут нравится. Если уж сидеть, так лучше дома, в Напе, так ведь? С другой стороны, никто не знает, куда тебя отправят после суда. Может, там будет не так уютно.
— Я просто воспользовался случаем, вот и все. Я вынудил их расквитаться за то, как они поступили со мной, солнышко. Я восстановил справедливость.
— Правда? То есть ты поступил правильно, что убил этих людей?
Мэйфилд поерзал на стуле и гордо выпрямился.
— А то!
— А что ты испытывал, когда совершал убийства?
Добиваться от Мэйфилда признания было необязательно: одного только нападения на федерального агента, покушения на жизнь и убийства сотрудника органов Эдди Агбаяни хватило бы, чтобы упечь его на долгие годы. Но Вейл никогда не упускала шанс покопаться в голове убийцы.
— Что я испытывал? — переспросил Мэйфилд и пожал плечами. — Смотря кого убивал.
— Например, Викторию Камерон.
Мэйфилд задумчиво пожевал губами.
— От этой особого кайфа не было.
«От этой…» Типичный признак нарциссизма — объективизация людей, уподобление их неодушевленным предметам. Многие крупнейшие лидеры — политические, корпоративные, военные — относились к людям примерно так же, но, по крайней мере, никого не убивали.
— А как насчет Урсулы Роббинс, Исаака Дженкинса, Мариа…
— Особые случаи. А особые случаи заслуживают особого внимания. Такие уж это люди. Были.
— Я не понимаю.
Мэйфилд расплылся в довольной ухмылке.
— Конечно, не понимаешь.
— Скотт Фуллер — это тоже особый случай?
— Знаешь, а вы ведь «спасибо» мне должны сказать. Я помог этим людям. — Он почесал подбородок. — И это ваша благодарность?
Вейл знала, что нарциссам обычно кажется, будто они помогают своим жертвам, совершенствуют их, устраняют их недостатки и очищают от зла, содеянного ими в жизни. На самом же деле таким образом они хотят очистить собственные души.
— Извини, что мы не проявили благодарность должным образом. — Не дав Мэйфилду ответить, Вейл продолжила: — Мне кажется, ты убивал не для того, чтобы помочь им. Я думаю, причина в другом. Ты зол на женщин, потому что у тебя проблемы с противоположным полом. Это даже не злость, это ярость. И убийства помогают тебе контролировать то, что раньше контролю не поддавалось. Ты ощущаешь свою власть над ними, а потом унижаешь их, отрезая грудь.
