Никки выбрала ресторанчик под названием "Шантарелль" – французское бистро в районе Капитолийского Холма в Сиэтле. Она также настояла на том, чтобы поехать туда на такси.
Ресторан оказался маленьким, тихим, уютным. Почему-то во всем этом Джеку мерещилась какая-то фальшь; он то и дело оглядывался через плечо, словно пытаясь различить истину под покровом иллюзии.
– Прекрати, Джек. Я из-за этого нервничаю.
Никки попросила посадить их в укромном месте; метрдотель провел их к столику в дальнем углу зала. В ресторане сидели еще две парочки, но те устроились у окна, неподалеку от входа.
Джек уселся спиной к стене.
Подошел молоденький официант, наполнивший водой бокалы. Восемнадцать лет, не более, азиатские черты лица. Джек задумался, играет ли тот в видеоигры.
Меню было коротким, цены – высокими.
– Не смотри на цифры, – сказала Никки. – Я угощаю.
– Конечно. – О финансах Джек в последнее время не вспоминал. Уже три года он жил на страховку, не имея ни малейшего понятия, сколько денег осталось. Видимо, это выяснится, когда сумма на его банковской карточке истает окончательно.
– Так. Наверное, я попробую салат "Цезарь", – задумчиво протянула Никки. – Интересно, они готовят его прямо на столиках? Ты когда-нибудь пробовал?
– Нет.
– Это действительно здорово. Они и заправку делают здесь же, у тебя на глазах: давят анчоусы, взбивают яйцо... Ничего свежее и быть не может.
Давят. Взбивают.
Джек ничего не ответил.
Когда подошел официант, Никки попросила бокал хорошего красного вина. Джек только покачал головой. Для него пить в надежде развеяться – то же, что пытаться залить огонь струей бензина.
– Сегодня наше специальное блюдо – свиные медальоны с абрикосовым...
– Несите.
Испепелив его взглядом, Никки добавила:
– А я съем салат "Цезарь" и лобстера.
– Очень хорошо.
Когда официант удалился, они продолжали сидеть в неловком молчании. В последние два года Никки и Джек не расставались ни на день, разделяя такие интимные моменты жизни, какие и не снились большинству супружеских пар, – но ни разу даже не поцеловались. Их связывали вместе ненависть и одиночество, а вовсе не любовь.
– Скажи, разве здесь не лучше, чем в каком-нибудь "Бургер-Кинге"? – спросила наконец Никки.
– Еще бы.
– Я... – она пыталась придумать, что бы сказать. – Я ходила сегодня по магазинам. Видела действительно хорошие туфли.
Джек ответил ей пустым, отсутствующим взглядом В ответ она не сводила с него глаз, в глубине которых пряталась мольба. Этот немой стон не сразу, но достиг его сознания.
– Вот как. Это... хорошо. Очень хорошо.
– Да. Да, и продавались совсем дешево.
Долгая пауза.
– А какие они были? – осторожно спросил Джек.
– Что? А, это были лодочки. Красные с черным лодочки на невысоком каблуке.
– Понимаю, – попытался улыбнуться Джек. – Думаю, они тебе пригодятся.
– О да, – в голосе Никки зазвенел металл. – Сдается мне, это именно то, что нужно, чтобы завладеть вниманием очередного психопата, которого мы потом сведем в могилу пытками.
– Я не это имел в виду.
– Да ладно, забудь, – фыркнула Никки. – Сама не знаю, что это на меня нашло. О чем я думала? Несколько часов подряд пытаться делать вид, будто я живу нормальной жизнью?.. Дерьмо собачье. Я шлюха тридцати пяти лет, а в товарищах у меня – серийный убийца, и у нас с тобой нет других тем для разговора за столом, которые не задевали бы ничьих мозолей? Башмаки. Гребаные башмаки.
– Туфли-лодочки, – поправил ее Джек. – На невысоком каблуке.
С секунду она смотрела на него в упор, но затем рассмеялась. Он пытался заставить себя рассмеяться тоже, но выжал только сухую улыбку.
Никки смеялась, пока глаза ее не наполнились слезами. Она промокнула их салфеткой, стараясь не размазать при этом тушь, но, к сожалению, не преуспела.
Опустив взгляд, она заметила, что умудрилась оставить на салфетке даже губную помаду.
Никки начала всхлипывать. Смятая салфетка полетела в сторону и, словно раненая птица, перепорхнула на соседний столик, накрыв бокал для воды. Вскочив, Никки бросилась в уборную.
Джек просто сидел за столом.
* * *
После того как Поцелуй Смерти переслал ему еще несколько деталей, Джинн-Икс сообразил, что намечающаяся поездка может выйти отнюдь не такой скучной, как ему показалось вначале. Даже напротив.
Во время полета он вновь перетряхнул эти детали в уме, стараясь не вспоминать о том, что находится в самолете. В полетах Джинна-Икс выводила из себя вовсе не вероятность катастрофы; больше всего прочего он ненавидел непредсказуемость турбулентности. Вы сидите себе в удобном кресле, в окружении других людей, может быть, смотрите кинофильм, потягивая из пластикового стаканчика вино, и это почти похоже на обычный сеанс в кинотеатре, когда – хлоп! – и все здание внезапно опускается вниз метров на пятнадцать. Вас поимели.
Вы уже не сможете расслабиться и насладиться фильмом; вы уже не знаете, стоит ли проглотить остатки вина и попросить новый стаканчик или лучше вообще перестать пить, поскольку в итоге это вино может выплеснуться из вашего желудка прямо на стюардессу. Это напоминало предательство: сидишь дома, тихо и мирно обедаешь, и вдруг кто-то вышибает вам все зубы одним ударом, без всякой на то причины.
Это слишком напоминало жизнь в одном доме с отцом Джинна-Икс.
Прикрыв глаза, он заставил себя сосредоточиться. Поездка не окажется напрасной – тому есть две причины; одна из них – овечка как таковая. Судя по присланному Поцелуем Смерти описанию, она была горячей штучкой. Ей сорок два, но на вид около тридцати пяти, да к тому же она агент по продаже недвижимости. Торговка.
Джинн-Икс терпеть не мог торговцев. Подлинные хищники, отравившие цивилизацию двадцать первого века, вечные скитальцы по экономическим джунглям, со своими вечно голодными банковскими счетами, вооруженные социологическими исследованиями и уже заполненными бланками контрактов. Многие из них – бэби-бумеры, дети демографического взрыва пятидесятых, "дети цветов", променявшие свои идеалы на цинизм и жадность. Но они предали не только самих себя, они предали собственных детей, людей "Поколения Икс", таких как он сам: из-за родительской неразборчивости молодежь не только осталась без приличной работы, но и стала жертвой рекламных агентств, которые только и норовят протолкнуть в глотку своим отпрыскам все новые и новые товары. Стареющие паразиты, пожирающие собственных чад.
Отправить ее на тот свет будет подлинным удовольствием, но не это было главным. Не только поэтому Джинн-Икс сидел теперь в самолете. Нет, он полетел бы, окажись даже овца восьмидесятипятилетней старухой на кресле-каталке, и причина была очевидна.
Доверие.
Насколько Джинн-Икс мог судить, доверие было самой ценной и наиболее хрупкой из всех человеческих эмоций. Разрушить ее так просто, достаточно даже самой крошечной лжи, – и все же, едва появившись и окрепнув, доверие может оказаться сильнее всех прочих эмоций, оно может выдержать вес любых человеческих отношений. Эта сила увязывает вместе все прочие чувства более высокого порядка – дружбу, честь, долг, любовь.
В своей жизни Джинн-Икс испытал лишь немногие из них. Семья не слишком щедро дарила его любовью, а по-настоящему верных друзей ему завести не удавалось: отца то и дело переводили с одной военной базы на другую. Возникновение Интернета как-то решило эту проблему; уже не имело никакого значения, где конкретно ты находишься на этой планете, если все твои отношения завязываются и поддерживаются в киберпространстве.
Но и здесь его подстерегало предательство. Джинн-Икс дотянулся до родственной, как ему казалось, души – семнадцатилетней девушки по имени Келли, которой нравились японская анимация, музыка в стиле ска и Клайв Баркер. У них был страстный сетевой роман (он жил в Калифорнии, она – в Айдахо), они обменивались электронными письмами самого что ни на есть порнографического содержания и вместе мастурбировали, общаясь в чате.
