Почти сразу же гудение прекратилось. Медленно, очень медленно я открыл дверь и заглянул внутрь. И сердце мое сжалось от ужаса.
Посередине комнаты на двух стульях стоял гроб, а на полу возле него — два подсвечника с торчащими коротенькими огарками. В углу я заметил большую кровать с балдахином, на которой в беспорядке была разбросана одежда. Рядом с кроватью лежала и крышка гроба.
Сначала при тусклом свете свечей мне показалось, что в гробу лежит негр. Я подошел ближе, и по мере моего приближения гул начал усиливаться.
И вдруг как будто вуаль поднялась с трупа, обнажая то, что осталось на его обглоданном гноящемся лице, представшем перед моим испуганным взором. Едва не задохнувшись от адского смрада, я отшатнулся и зажмурился, чтобы не смотреть на это изуродованное голое существо. От жуткого запаха гнили тошнота волной подкатила к горлу. Стараясь не дышать, чтобы не чувствовать этой дикой вони, я шагнул назад, но что-то попало мне под ноги, я споткнулся, задел спиной дверь, и она с шумом захлопнулась. Секунду спустя я уже отбивался от тысяч мух, которые слетели с трупа и теперь яростно атаковали меня, мстя за то, что я помешал их пиршеству.
Я отчаянно отмахивался руками, правда, без особого успеха. Мне показалось, что вся эта комната ожила и превратилась в миллионы крошечных липких волосатых лапок, хватающих меня со всех сторон. И ни на секунду не прекращался этот кошмарный гул, — звук бьющихся в зловонном воздухе крыльев. Одна муха, крупнее всех остальных, села на мою верхнюю губу и попыталась просунуть свое жирное тельце мне в рот. Я вспомнил о трупе, которым она только что питалась, и меня затошнило. Я с силой ударил себя по губам, с хлюпаньем раздавил эту жирную муху и услышал, как она тяжело брякнулась на пол.
Каким-то образом мне удалось добраться до двери прихожей и открыть ее. Отбиваясь от мух, я потерял свой подсвечник и теперь наощупь пробирался в гостиную, постоянно спотыкаясь и задыхаясь от ужаса. Дверь спальни захлопнулась за мной, и я возблагодарил бога за свое спасение. В поведении этих крылатых бесов было что-то очень странное, будто они обладали единым разумом, действовали сообща и нападали на меня по определенной схеме, словно их движением руководил один высший лидер или общий разум.
Оставшись в темноте, я стал наугад искать дверь, ведущую в зал. И наконец пальцы нащупали ручку. Я резко повернул ее, потом еще и еще раз, но дверь не открывалась — замок проскальзывал, и страшная мысль пронзила мой мозг: захлопнув все двери с пружинными замками, я заточил сам себя в этом дьявольском доме.
Обезумев от ужаса, я начал изо всех сил ломиться в дверь. Я вновь и вновь всем телом наваливался на эту неодолимую дубовую преграду, тратя только что восстановленные силы на бесполезные, отчаянные попытки выбраться из прихожей. И почти уже потерял надежду, как вдруг вспомнил о кухне.
— Идиот! — громко выругался я и, спотыкаясь, бросился в темноте к другой двери. Здесь, только здесь меня ждет избавление! Я повернулся и погрозил кулаком этим мерзким жужжащим тварям, запертым в спальне за той страшной дверью.
Они хотели получить мое тело — пить теплую кровь и терзать живую плоть! Я почувствовал это, я знал это уже тогда, в комнате, когда отбивался от них. Но я их обману.
Победно захохотав, я кинулся в кухню, надеясь через черный ход выйти на улицу. Справа от меня было большое окно, через которое лунный свет проникал в помещение. Я попробовал повернуть щеколду на задней двери и, — о дева Мария! — она поддалась. Но потом смех мой стих. Проклятая дверь не двигалась ни в какую. Я толкал ее и тянул на себя, но все было тщетно. И лишь повнимательней приглядевшись к двери, я понял, в чем дело. Острые кончики гвоздей торчали через равные промежутки по всему ее периметру — мой единственный выход был заколочен снаружи большими гвоздями.
Но почему?
Вдруг на улице послышался звон колокольчика. Я выглянул в окно. Как странно выглядят ночью эти прекрасно знакомые мне места!
Передо мной была какая-то совершенно неизвестная часть города. Соседние дома стояли так близко, что, казалось, можно дотянуться до них рукой. Я заметил, что все они очень необычно раскрашены, а крыши сходятся так близко, что едва остается место для света — только узенькие полоски неба между домами.
Звон колокольчика приближался. Теперь он был слышен совсем уже рядом, и сквозь него я различил стук колес о булыжную мостовую. Раздавался еще чей-то монотонный голос, но слов я пока разобрать не мог.
Какой торговец мог приехать сюда со своей повозкой в такое время? Но кто бы он ни был, я мог надеяться получить от него помощь, надо было только привлечь как-то к себе его внимание. Я вскарабкался на стол возле окна и посмотрел вниз. Дом стоял на косогоре, и прыгать отсюда было невозможно — слишком высоко находилось это окно.
Наконец, на улице появилась повозка, запряженная понурой вороной лошадью, которую вел под уздцы хмурый мужчина. В руке он держал колокольчик и время от времени что-то выкрикивал. На повозке сидел еще один человек, и у обоих были такие скорбные лица, будто случилось что-то очень серьезное.
На столе я увидел старинный фонарь и, отыскав спичку, зажег его, поднес к окну и начал медленно раскачивать из стороны в сторону. Скоро они заметят меня, остановятся и помогут выбраться из этого проклятого дома.
Ну вот! Он заметил меня и машет рукой. Но что он все время выкрикивает с такой странной настойчивостью? Я улыбнулся и кивнул, подзывая его подъехать ближе.
И тут слова его донеслись до моих ушей. Неужели я сошел с ума? Я ведь ничего раньше не знал об этом трупе в соседней комнате. Так почему же он многозначительно указал мне пальцем на крыльцо и вновь прокричал: «Выносите трупы!» — а потом показал на тележку, нагруженную — чем вы думали?.. Я содрогнулся, увидев, что в повозке в одну невероятную жуткую кучу свалены люди, и, когда лунный свет упал на нее, я заметил, что некоторые из них еще живы!
Все еще не понимая, что происходит, я посмотрел на дома напротив и отчаянно закричал. На каждой двери был нарисован мелом большой жирный крест — знак смерти, знак безнадежности; знак, понятный во всем мире — КРЕСТ ЧУМЫ!
Повозка покатилась дальше, а я стоял, как громом пораженный, и не мог двинуться с места. Я был ошеломлен. Неужели, попав в этом дом, я провалился на три столетия назад? Может быть, я уже умер в той злосчастной арке, и все это — мой собственный ад? Я сжал голову руками и в этот миг вновь услышал над собой зловещее жужжание.
Дрожа от страха, я на цыпочках подкрался к двери, высоко подняв над головой свой фонарь. Гул настолько усилился, что его уже нельзя было сравнить даже с пчелиным роем. Мухи пришли в бешенство из-за того, что их жертва оказывала им сопротивление. А ведь живая добыча, наверное, была для них куда приятнее трупа!
В доме была страшная духота, и мне очень хотелось пить. Я вспомнил о еде и вине, но, едва взглянув на стол, тут же с отвращением отшатнулся. Неужели всего несколько минут назад я мог есть эту пищу, сплошь кишащую жирными белыми червями и яйцами мух? Или все это успело стухнуть за то время, пока я отсутствовал?
И вдруг над головой я услышал громкое победное жужжание, повернул голову и замер, не в силах пошевелиться.
На кусок тухлого мяса величественно опустилась огромная жирная муха размером с грецкий орех. Она не двигалась, но в ее позе было что-то вызывающее и зловещее. Через секунду к ней присоединились еще две такие же, и теперь жужжание стало слышно даже в гостиной.
Я посмотрел на дверь спальни, и вопль ужаса вырвался из моей груди. Из-под двери сплошным потоком ползли насекомые величиной с крупную вишню, не меньше. На мгновение останавливаясь у щели, они расправляли крылья и взлетали на стол. Там они занимали боевую позицию, выстраивались ровными рядами позади трех своих предводителей.
Адский гул наполнил все помещение. Мухи торжествовали. С дьявольской методичностью они готовились к последней атаке. Им удалось перехитрить меня, и теперь они только ждали сигнала к нападению. А я стоял парализованный, наблюдая, как они продолжают выстраивать свои ряды. Несколько секунд они сидели на столе неподвижно и поджидали, пока последние солдаты этой безумной армии займут свои места. А потом, как одно существо, разом поднялись в воздух, и все вокруг загудело от движения миллионов их крыльев, и гул этот гимном смерти разнесся по всему дому.
С диким криком я выбежал в кухню, уронив по дороге фонарь, а тысячи паразитов с ревом вихрями носились вокруг меня, садились на лицо, шею, забивались в уши и рот. Я ничего не мог видеть и, слепо отбиваясь от них, насилу вскарабкался на стол у окна. До земли было не менее шестнадцати футов, но я ни секунды не колебался. В доме чума, мухи несут ее на себе, а значит, вся пища тоже была заражена! Едва вспомнив о еде, я почувствовал отчаянный приступ тошноты.
