Современный норвежский детектив
Гюннар Столесен
Навеки твой
1
То ли оттого, что он был самым юным из моих клиентов, то ли он напомнил Мне о почти таком же мальчике, живущем в этом городе, а может, мне просто нечем было заняться, словом, я внимательно выслушал все, что он мне поведал.
Выдался один из тех дней, какие иногда бывают в конце февраля, когда морской ветер вдруг принесет тепло и столбик термометра поднимется до +12°, а короткий проливной дождь мигом смоет остатки снега, еще кое–где белевшего последние три–четыре недели и превращавшего горы, обрамляющие город, в райские кущи, а переполненный людьми центр в подобие ада. Над городом повеяло весной, и люди шагали по улицам, широко расправив плечи, словно стремясь к неведомой цели, о которой можно только гадать.
В такие дни мой служебный кабинет похож на изолятор. Квадратная комната, большой и пустой (если не считать телефонного аппарата) письменный стол, пустые шкафы для архивных документов – замкнутый уголок пространства, специально созданный для людей, имена которых никто никогда не поминает. За целый день телефон позвонил только раз. Пожилая дама просила найти пропавшего пуделя. Я ответил, что у меня аллергия на собак, особенно на пуделей. Дама пренебрежительно фыркнула и бросила трубку. Ничего не поделаешь – я такой, какой есть: когда я продаю себя, то продаю недешево.
Около трех часов я услыхал, что кто–то вошел в приемную. Я дремал за столом и вздрогнул от шума в соседней комнате. Я встал и пошел к двери.
Посреди приемной стоял мальчик и с любопытством озирался по сторонам. Ему было не больше восьми–девяти лет. В поношенной нейлоновой куртке синего цвета и вельветовых брюках с заплатами на коленях, серой вязаной шапочке, которую он мгновенно сдернул, как только увидел меня. Волосы оказались жесткими, прямыми и почти белыми. Большие голубые глаза и приоткрытый рот. Ребенок, похоже, готов был расплакаться.
– Привет, – сказал я.
Мальчик судорожно сглотнул и уставился на меня.
– Если тебе к зубному врачу – это рядом, – продолжал я.
Он покачал головой.
– Мне сюда, – кивнул он в сторону моей рифленой стеклянной двери, где в зеркальном отражении можно было прочесть, что эта контора принадлежит частному сыщику В. Веуму. Мальчик смущенно глядел на меня.
– Вы правда настоящий сыщик?
– Что считать настоящим, – улыбнулся я. – Заходи, садись.
Мы вошли в кабинет. Я уселся за стол, а мальчик устроился на стареньком стуле для посетителей и огляделся. Не знаю, чего он ждал, но по лицу его я понял, что он разочарован. Впрочем, так случалось и прежде. Единственное, что мне всегда хорошо удается, – это не оправдывать ожиданий.
– Я нашел ваш адрес в телефонном справочнике – там, где указаны конторы частных сыщиков.
Последние слова он произнес медленно и старательно, будто сочинил их заранее.
Я смотрел на мальчика и думал, что через тру лет моему Томасу будет восемь и он точно так я сможет найти мою контору – по телефонному справочнику. Если, конечно, захочет…
– Тебе нужна помощь?
– Да, мой велосипед… Я кивнул и повторил:
– Да, твой велосипед.
За окном виднелся район Воген. Цепочка автомашин тянулась в далекую страну на островах под названием Осане, находившуюся за тридевять земель. Туда можно было добраться на автомобиле и, если очень повезет, развернувшись, тут же стать в хвост очереди машин, чтобы возвратиться в город на следующее утро.
Когда–то давным–давно у меня тоже был велосипед. Это было до того, как город отдали на растерзание автомобилям и задушили выхлопными газами. Теперь сизая дымка шапкой накрыла фьорд, и полуостров Флейфьеллет был похож на отравленную ядом и умирающую крысу, пытающуюся вдохнуть хоть немножко морского воздуха.
– Значит, у тебя украли велосипед?
Мальчуган кивнул.
– Может, стоит сообщить в полицию?
– Но ведь они поднимут шум.
– Шум?
– Ну да! – Мальчик снова кивнул, и я понял, что ему хочется мне все объяснить, но он никак не может начать.
И тут неожиданно он задал мне дьявольски практичный вопрос.
– Это будет дорого стоить? Вы много берете?
– Я стою дорого, но, когда во мне нет надобности, меня можно просто выбросить.
Он изумленно глядел на меня, и я поспешил пояснить:
– Все зависит от того, какое дело и кто меня просит им заняться. Одним словом, что ты от меня хочешь и кто ты такой? Сначала расскажи подробно о своем деле. Пока я понял, что у тебя украли велосипед и ты хочешь знать, кто его украл и где его найти, верно?
– Нет. Я знаю, кто это сделал.
– Отлично. Кто?
– Джокер и его компания. Они хотят теперь заманить к себе мою маму.
– Твою маму?
Я ничего не понимал. Мальчик очень серьезно глядел на меня.
– Послушай, а как тебя зовут? – спросил я.
– Роар.
– А полностью?
– Роар Андресен.
– Сколько же тебе лет?
– Восемь с половиной.
– А где ты живешь?
Он назвал новый район на юго–западе. Я никогда там не был и видел его только издали. Он казался мне чем–то вроде лунного пейзажа, если, конечно, допустить, что на Луне могут быть многоэтажные дома–башни.
– Твоя мама знает, где ты сейчас?
– Нет. Когда я пошел к вам, ее еще не было дома. Я нашел ваш адрес в телефонном справочнике и приехал сюда на автобусе, да и контору вашу сам нашел, я никого не спрашивал.
– Давай все–таки позвоним твоей маме, чтобы она не беспокоилась. У вас дома есть телефон?
– Есть. Но она еще не вернулась.
– Понятно. А где она работает? Может, позвонить ей на работу?
– Нет. Она сейчас как раз в дороге. Да я и не хочу, чтобы она обо всем знала.
В это мгновение Роар показался мне совсем взрослым. И я размышлял, следует ли задавать ему вопрос, который давно вертелся у меня на языке. Нынешние дети знают и понимают гораздо больше, чем мы предполагаем.
– А твой отец?
Я заметил, как глаза мальчика расширились.
– Он… с нами не живет. Он ушел от нас. Мама говорит, что… он нашел себе другую женщину и у нее свои дети, двое детей. И мама говорит, что папа плохой и я должен о нем забыть.
Лица Томаса и Беаты проплыли у меня перед глазами.
– Слушай, давай я отвезу тебя домой, – поторопился предложить я, – а там подумаем, как отыскать твой велосипед. По дороге ты мне подробно обо всем расскажешь, хорошо?
Натянув плащ, я огляделся. Не оставив заметного следа, заканчивался еще один день моей жизни.
– А вы не возьмете с собой пистолет?
Я глянул на Роара.
– Пистолет?
– Да.
– У меня нет его.
– Нет? А я думал…
– Так это только в кино или по телевизору показывают, а в жизни все иначе.
– Понятно…
Мальчик был разочарован полностью.
Мы вышли, и, пока я запирал дверь, в кабинете зазвонил телефон. Мгновение я думал, стоит ли возвращаться, но решил, что, скорее всего, звонит человек, у которого пропала кошка, да я все равно не успею снять трубку. К тому же у меня аллергия на кошек. Я решил не отвечать.
Нам повезло: была та счастливая неделя месяца, когда лифт работал исправно. Когда мы спускались, я спросил, кто такой Джокер.
Мальчик серьезно посмотрел на меня и глухо произнес:
– Он плохой.
И пока мы не сели в машину, я ни о чем его больше не спрашивал.
2
На улице похолодало. Мороз в предсмертной схватке вцепился в побледневшее небо, и пьянящий утренний аромат бесследно исчез. В глазах прохожих больше не светилась весна, в них отражались серые будни, полные тревог и забот. Зима одолела весну и испортила людям настроение.
Моя машина на платной стоянке на Торнплас выглядела совершенно невинно, хотя оплаченное время давно истекло.
Мой маленький клиент изредка поглядывал на меня, как всякий восьмилетний мальчуган поглядывает на своего отца, когда они вдвоем выбираются на прогулку. Разница заключалась в том, что я не был его отцом, да и вообще так поглядывать на меня было не за что. Я был всего–навсего сыщиком, на четвертом десятке – без жены, без детей, без друзей и иных привязанностей. Я мог бы иметь успех в каком–нибудь «Клубе одиноких», но даже туда меня не приглашали.
Все, чем я владел, был автомобиль, переживший очередную зиму и готовившийся встретить свою восьмую весну. Он служил мне верой и правдой, хотя иногда, особенно в плохую погоду, у него барахлило зажигание. Мы уселись и, немного повоевав с зажиганием, двинулись в путь. Роар заметил, как я про себя проклинаю мотор. Надо признаться, что я вполне овладел этим искусством и редко ругаюсь вслух, тем более в присутствии женщин и детей. Может, именно потому никто меня не любит.
На самой середине моста через Пуддефьорд мы оказались в пробке. Было похоже, что мы остановились на изгибе радуги. Справа, между светло–серым небом и темно–серой водой, виднелся остров Аск, и мерцавшие на его склонах вечерние огни были похожи на сигналы бедствия. Слева от нас, в заливе Викен, возвышался скелет того, что когда–нибудь – с божьей помощью и с помощью кораблестроителей – должно стать судном. Огромный кран угрожающе раскачивался над скелетом, как доисторический птеродактиль над тушей мертвого динозавра, готовый поудобней примоститься, чтобы клевать мертвечину. Был как раз такой вечер в конце зимы, когда, куда ни повернись, во всем ощущается смерть.
