Николай Леонов - Джентельмен удачи

Когда подошла к концу суета на границе и возобновился умиротворяющий перестук колес, полковник Крячко радостно засмеялся и, усевшись на мягкое сиденье, развязал узел ненавистного галстука. У него было широкое, простоватое лицо со следами усердного бритья на щеках и крепком, как у боксера, подбородке.

– Ну что, Лева, можно считать, официальная часть подошла к концу? – с надеждой спросил он. – Можно расслабиться? Признаться, я на тебя зол ужасно! Ты просто застращал меня этими международными связями, границами и прочими церемониями. Я едва не задохнулся в этом ошейнике! Да и пиджачок в плечах жмет... Граница, граница! А на самом деле я никакой границы и не почувствовал. Зашли люди, поговорили по-русски, как мы с тобой, в паспорта заглянули, пожелали доброго пути – вот и вся граница. И ради этого стоило наряжаться, как на похороны?!

Он с большим облегчением сорвал с шеи галстук и стал стаскивать пиджак. Полковник Гуров с иронией на него покосился. Они вместе ехали на симпозиум правоохранительных органов, который носил гордое имя международного, хотя делегации, на нем представленные, язык не поворачивался назвать иностранными делегациями, настолько привычными для слуха были названия – Казахстан, Украина, Россия. Но ничего не поделаешь – времена все-таки изменились.

– Стоило, стоило! – заявил Гуров, улыбаясь. – В кои-то веки удалось изобразить из себя цивилизованного человека, а он опять недоволен! По крайней мере граждане дружественной страны увидели, что сотрудники российского МВД достойно представляют свою державу. Слух теперь пойдет по всему Казахстану – мол, на границе полковника Крячко видели – в галстуке! Легенда!

– Да? По-моему, никто даже не обратил внимания, – отозвался Крячко. – Как всегда, все взоры были обращены на тебя, Лева... Особенно женские. Кстати, ты заметил, что среди казахских женщин есть очень даже симпатичные? Возьми хотя бы нашу проводницу...

Он с усердием копался в своем чемодане, расшвыривая в стороны нехитрые предметы холостяцкого туалета. Под рубашкой перекатывались внушительные мышцы – несмотря на возраст, полковник Крячко держал физическую форму.

Его спутник, высокий, широкоплечий, с благородной сединой на висках, слегка улыбнулся и выглянул в окно. Мимо проносилась быстро темнеющая степь, сухая, плоская, без малейшей зацепки для взгляда. Длинная багровая полоса над горизонтом тускнела, словно покрываясь пеплом.

– И правда, странно – совсем недавно все это было нашей с тобой родиной... А теперь таможенники, паспорта – вот, женщины казахские восторг у тебя вызывают, будто ты их никогда в жизни не видел... И мы-то с тобой вроде как иностранцами заделались! Просто чувствуешь себя облеченным некоей миссией!

– А я вот себя не чувствую это... облеченным, – деловито сказал полковник Крячко, который закончил наконец свои поиски и с торжествующим видом поставил на стол пузатую бутылку купленной загодя водки. – Я себя, Лева, как всякий командированный, чувствую, с одной стороны, вытянувшим счастливый билет – вроде как в круиз на халяву съездил, но, с другой стороны, чувствую, что мы просто теряем время, и от этого чуток противно на душе. А чтобы не дать угнездиться этому чувству слишком прочно, я захватил одно верное средство... То есть не одно, но для начала... У меня тут и закуска имеется...

Гуров повернулся и с юмором уставился на довольную физиономию товарища.

– А я-то думаю, что это ты так легко согласился брюки погладить и галстук надеть?! – воскликнул он. – А ты, оказывается, контрабанду через границу везешь! Теперь понятно! Между прочим, тема симпозиума как раз подходящая – совместное противодействие организованной преступности, не признающей границ.

– Так это же как бы отработка вероятного сценария, – так же шутливо ответил Крячко. – Однако если ты считаешь, что я неправ, я могу убрать...

Он сделал вид, что прячет бутылку обратно в чемодан.

– Оставь! – махнул рукой Гуров. – В самом деле, почему бы на расслабиться? Не припомню, когда мы с тобой в последний раз злоупотребляли? Месяца четыре, наверное, прошло?

– Пять! – с упреком сказал Крячко. – А это о чем говорит – знаешь? О приближающейся старости и сопутствующем ей равнодушии. Мы теряем интерес к жизни. Вот за это предлагаю первый тост – чтобы никогда не потерять интерес к жизни!

Разговаривая, он как-то незаметно успел нарезать колбасу и хлеб, а также разлить напиток по чайным стаканам. Гуров подсел к столику. Они чокнулись и выпили.

– Русью пахнет! – заявил Крячко, мотая головой и с шумом втягивая в себя воздух. – Лучшего средства от ностальгии никто еще не придумал, Лева!

– Мы только-только пересекли границу, через три дня назад, а тебя уже ностальгия замучила? – посмеиваясь, спросил Гуров.

– Ужасно, Лева! – потупился Крячко. – Только из-за нее, проклятой, решился нарушить воздержание. Ну, может, оно и к лучшему, а то с этой работой всю пьянку забросили!

– Ты особо-то не настраивайся! – заметил Гуров. – Не на курорт все-таки едем. Такая же работа, между прочим.

– Да какая работа! – пренебрежительно отозвался Крячко. – Не люблю я это ля-ля. Соберутся сейчас братья-правоохранители и будут друг другу рассказывать, как у них душа болит из-за роста преступности. А чего рассказывать? Бороться с ней надо, и все дела.

– Чтобы бороться, нужна координация действий, – заметил Гуров. – Сам видишь, как все изменилось – и границы, и законы...

– Да все это чепуха! – безапелляционно заявил Крячко. – Не получится никакой координации. Тут каждый за себя. Все эти симпозиумы – для показухи, мол, поглядите, какие мы теперь цивилизованные, а на самом деле... – он махнул рукой и сноровисто плеснул в стаканы. – Сам знаешь не хуже меня. Только тебе статус мешает признать мою правоту. А с Крячко чего взять? Ничего с меня взять невозможно.

– Экий ты пессимист, брат! – с шутливой укоризной заметил Гуров. – Ошиблось в тебе руководство. Но я все-таки надеюсь, что коллеги из стран СНГ сумеют убедить тебя, что ты не прав. Вот увидишь, как закипит работа после этой нашей встречи!

– Давай за встречу! – немедленно подхватил Крячко, поднимая стакан. – За работу нашу проклятую!

– Это последняя! – хмуря брови, сказал Гуров. – Все-таки завтра нужно в форме быть, неудобно, если от нас, от иностранцев, перегаром разить будет. Вообще предлагаю завалиться спать – темнотища за окном, хоть глаз выколи. По-моему, весь поезд спит уже.

– Ну, это ты зря, Лева! – огорчился Крячко. – В кои-то веки выдалась возможность посидеть спокойно, говоря юридическим языком, без свидетелей, а ты уже спать! Купе двухместное, люкс – мы никому не мешаем, нам никто не мешает... Вот уж ты зря!

– Да устал я что-то сегодня, – объяснил Гуров. – И предстоящий симпозиум, если честно, меня не радует. Заранее неудовлетворенность какую-то чувствую. В самый раз погрузиться в объятия Морфея, чтобы избавиться от дурных мыслей. И двухместное купе тут очень кстати, это ты правильно сказал.

– Ну, пускай будет по-твоему, – сдался Крячко. – Но уж по глотку мы все-таки с тобой выпьем!

Они выпили, и Крячко с сожалением завинтил пробку на пузатой бутылке.

– Пойду-ка я проветрюсь, покурю на сон грядущий! – объявил он, вставая. – Со мной за компанию не хочешь?

– Нет, уволь! – засмеялся Гуров. – Ты хочешь, чтобы я сегодня перенял все твои дурные привычки? Я спать буду.

Крячко пожал плечами, достал из кармана пачку сигарет и вышел из купе. Когда дверь за ним закрылась, Гуров поднялся и снова поглядел в окно. Снаружи была кромешная ночь. Только вдали угадывались какие-то огоньки. Гуров представил себе бескрайнюю степь, по которой двигался их поезд, эти солончаки, кажущиеся на поверхностный взгляд совершенно безжизненными и дикими. По правде говоря, эти края будили в душе Гурова смутное беспокойство – и не только своей первобытной заброшенностью. Он хорошо знал, какие возможности дает эта необжитая земля для осуществления преступных замыслов. Наркотики, контрабанда, нелегальная иммиграция... На десятки километров ни одной живой души. Что уж говорить о пограничных постах и патрулях? Наверное, эти вопросы волнуют и нынешних хозяев этой земли, раз уж они заговорили о тесном сотрудничестве правоохранительных органов. Дай Бог, подумал Гуров, давно пора. Только бы слова в очередной раз не остались всего лишь словами...

Он вспомнил, что уже через три дня им придется возвращаться домой, и лицо его осветилось мечтательной улыбкой. Значит, восьмого сентября он уже будет в Москве, а девятого возвращается с гастролей Мария. Очень удачно. Он даже успеет прибраться в доме.

Гуров очень соскучился по жене. Мария Строева была его поздней и без сомнения последней любовью. В ней сосредоточилось все, что принято считать личной жизнью. Гуров был благодарен судьбе за то, что она подарила ему под конец жизни эту волнующую и прекрасную встречу. Мария была красавицей и обладала тонкой душой. Гуров и не помнил, кто бы еще так же хорошо понимал его, как она. Разве что самые близкие – Стас Крячко и генерал Орлов, но это было, конечно, совсем другое.