позади, за ночными событиями следя, как сова за мышами. Я позвонил еще раз, потом еще и еще. Затем локтем отстранил сеточный экран и сильно постучал по двери костяшками пальцев. Все это я повторил несколько раз, после чего принялся колотить кулаком. Этим я занимался еще с полминуты, и хотя до соседнего дома было около сотни метров, я начал опасаться, как бы кто-нибудь из соседей Чампайна не вышел на улицу поглядеть, что там за ночной шум.
Я приложил ухо к двери. Внутри никакого движения.
Дом словно вымер.
Ну что ж, пора поднапрячься.
Я поднял кувалду и встал перед дверью, как Бейб Рут, в позе отбивающего [11], с занесенной для удара битой. В дом Чампайна необходимо было попасть с минимальным числом ударов, чтобы соседи не вызвали полицию, не высыпали наружу или, чего доброго, не бросились в погоню. С замаха я что было сил вдарил по засову. Дверь тряско вздрогнула, но осталась в раме. Господи, как громко-то… Мучительно хотелось схватить Сью, ринуться с ним к пикапу и дать отсюда деру, но вместо этого я встал неподвижно и несколько минут стоял, неотрывно глядя через участок на соседний дом – не загорится ли там свет или появится какой-нибудь признак движения.
Дав потенциально чутким спящим еще несколько мгновений для повторного ухода в забытье, я использовал кувалду как таран – меньшее расстояние, меньше звука (скорее стук, чем грохот) – и с силой саданул в зазор между засовом и дверной ручкой. Второго удара дверь не выдержала. Я простоял несколько секунд, вслушиваясь, не гудят ли где сирены, а заодно оглядывал улицу в поисках любопытных прохожих.
От напряжения и страха у меня взмокла спина. Побелевшими костяшками сжимая кувалду, я тихо вошел в дом Ники Чампайна.
Зажатым в зубах фонариком обвел тамбур прихожей и осмотрительно закрыл то, что осталось от входной двери – чтобы с улицы ничего не выглядело подозрительно, – после чего щелкнул ближним выключателем. Гостиная выглядела так, словно я разом перенесся в семидесятые: оранжевые стулья с ворсистым ковром, на стенах коричневая опанелка. Мой верный Сью двинулся впереди; он нервно рычал, словно чуя мое настроение.
Готов драть задницы и выпытывать имена.
Приподняв голову, пес начал принюхиваться (так называемый «запах воздуха» – то, что собаки делают столь же часто, как при обнюхивании земли). Начните жарить к завтраку бекон, и вы убедитесь, что ваша собака делает нечто большее, чем просто нюхает воздух. В момент принюхивания она вбирает в носовые пазухи частицы запаха, и огромное количество обонятельных рецепторов позволяет ей распознавать одновременно тысячи различных оттенков. А когда такой пес, как Сью, идет по определенному запаху, его нос выделяет специфическую слизь, которая помогает улавливать эти самые частицы, и в результате запах чувствуется лучше. И, слизывая ее с носа, Сью впитывает дополнительные частицы запаха через пасть. По сути, такое облизывание помогает собакам максимально обострять свое обоняние. А также очищать нос от прежних запахов, подобно тому, как люди на вечеринках очищают небо крекерами между бокалами вина.
Только сегодня было не до смакования вин.
Я прошагал по ковровой дорожке, обогнул в маленькой столовой складной стол и вошел на кухню. В шкафах не нашлось ничего примечательного – пластиковые тарелки, миски, чашки. В холодильнике – пара бутылок апельсинового сока, остатки покупного черничного торта и пустая баночка из-под горчицы. Морозильник набит упаковками куриных котлет и ничем больше, нет даже замороженной пиццы. В кладовке размером с будку одна полка битком набита кексиками с черникой и банками тушенки.
Семейка Чампайнов разнообразием себя явно не баловала. И бабушкина диета для молодого поколения была явно не самой здоровой – у меня собаки питаются лучше и полезней.
В ванной пол и стены были выложены зеленой плиткой. На перекладине висело одинокое полотенце. Рядом с зеленой раковиной торчала в стаканчике единственная зубная щетка, а рядом с ней – тюбик «Колгейта», через который как будто проехался каток.
Хозяйская спальня (комната бабушки Чампайн?) была в общем-то опрятной, если не считать толстого слоя пыли на комоде и прикроватной тумбочке – пыль такая густая, что можно делать на ней росписи. Кровать аккуратно застелена, шторы задернуты, на полу ничего (опять же кроме пыли). В целом вид у комнаты был нежилой – во всяком случае, здесь не жили долгое-долгое время, – что в значительной мере объясняло неудачи полиции выйти с Юнис Чампайн на связь.
Совсем другое кино представляла собой гостевая с комками влажных полотенец и разбросанных по полу одеял. Меблировка состояла из двухъярусной кровати и потертого ковра – еще пара лет, и кровать развалилась бы сама собой, без помощи всяких термитов. Чампайн, судя по всему, предпочитал спать снизу. Я заглянул под кровать, а также в стенной шкаф. Мятая груда маек, джинсы узлом, но так ничего особенного. В небольшом гараже тоже ничего примечательного; он пустовал, поскольку машина, на которой в тот день ездил Чампайн, отсутствовала. Вероятно, брошена на стоянке в Эйвондейле, в нескольких минутах от того места, где обнаружилась Кари Брокман – в это время «Скорая» мчала бедолагу в медцентр.
Оставалось осмотреть то, чего я сознательно избегал… Подвал.
По коридору мы со Сью двинулись обратно на кухню. Вокруг термостата здесь были пришпилены фотоснимки с более молодым Ники Чампайном – очевидно, из школьного альбома. Видимо, это бабушка хотела побаловать внука. Я начал рассматривать соседние фотки, и тут что-то привлекло мое внимание. В гипсокартоне, на уровне глаз, виднелись многочисленные вмятинки – неглубокие, типа как от кулаков. А с другой стороны стенки – такие же выступы.
Какого черта? Чампайн что, по пути в ванную и спальни молотил кулаком по гипсокартону? Ни одна из вмятин не была такой уж глубокой, но их было столько, что впору купить хорошую банку шпаклевки и все как следует заделать: вид откровенно неприглядный.
Дверь в подвал вела из кухни. Мы со Сью кое-как спустились по деревянным ступенькам, освещенным убогой лампочкой. Подвал Чампайнов, несмотря на солидный возраст дома, оставался недостроенным. В воздухе густо воняло плесенью и липкой сыростью, не знавшей осушителя. Уже на первом этаже я чувствовал себя отвратно – как будто совершаю кражу со взломом и меня из-за нее вот-вот схватят и упекут в тюрягу; но тут, в этом промозглом заплесневелом узилище, я ощутил доподлинный ужас, как в каком-нибудь морге с привидениями. Поглядел на Сью. Тот смотрел широко раскрытыми глазами и глухо рычал. Находиться здесь ему тоже было не в радость.
