Миновал год, и сейчас содействие Денисова было как нельзя кстати. Больше никто Насте помочь не мог.
Она набрала десятизначный телефонный номер. А вдруг Денисов забыл и ее саму, и свои обещания? А вдруг он умер? Или его посадили? Умом она понимала, что посадить Эдуарда Петровича невозможно – не за что, да и некому. Идеологическое руководство – это еще не повод для следствия и суда, не говоря уже о том, что в Городе просто нет следователей и судей, которым было бы под силу свалить эдакую махину. Когда в трубке послышался знакомый голос, Настя с облегчением перевела дыхание.
– Здравствуйте, Эдуард Петрович, – осторожно начала она, приготовившись деликатно напомнить ему о себе и о данных им год назад обещаниях.
– Анастасия, – тут же радостно отозвался он. – Боже мой, деточка, если бы вы знали, как я рад вас слышать!
– А я рада, что вы меня не забыли, – ответила Настя.
– Да вы с ума сошли! – искренне возмутился Денисов. – Меня можно упрекать в чем угодно, только не в неблагодарности и забывчивости. И потом, Анастасия, вас не так просто забыть.
– Вы грубо льстите мне, Эдуард Петрович, – засмеялась она.
– Ни в малейшей степени. Вы просто не цените себя. Вы еще очень молоды и поэтому обращаете внимание на всякие глупости вроде красивой внешности. А я уже стар и умею ценить людей по-настоящему. Так что я могу для вас сделать?
– Эдуард Петрович, мне нужны люди здесь, в Москве.
– Для чего?
– Это имеет значение?
– Конечно. Я имею в виду характер выполняемой работы. Вам нужны специалисты в какой области?
– Наружное наблюдение.
– Понял. Сколько человек?
– А сколько можно просить?
– Анастасия, не выводите меня из себя, – засмеялся Денисов. – Я дам столько людей, сколько нужно. Тридцать? Пятьдесят? Сто?
– Что вы, человек пять-шесть.
– Не скромничайте, деточка. Десяти человек хватит?
– Более чем.
– Техника нужна?
– Непременно. Чтобы все как в лучших домах Парижа и Вены.
– Сроки?
– Чем скорее, тем лучше. Завтра можно?
– Не задавайте мне вопросов, милая моя. Выставляйте свои требования, а уж как я буду их выполнять – это моя забота. В котором часу вы завтра проснетесь?
– Завтра суббота, значит, попозже, часов в девять.
– В девять тридцать вам позвонят. Номер телефона у вас не изменился?
– Нет, номер тот же.
– Завтра начиная с девяти тридцати десять человек с техникой будут в вашем распоряжении.
– Эдуард Петрович, я вас обожаю! – от души поблагодарила Настя.
– И я вас, деточка, – улыбнулся в трубку Денисов. – Не считайте, что я вернул вам долг. То, что вы попросили, – это такая малость, что о ней даже говорить стыдно. Все наши договоренности остаются в силе. Удачи вам.
Положив трубку, Настя удовлетворенно улыбнулась. Завтра она начнет разбираться с этой Дашей Сундиевой. Может, там на самом деле ничего и нет… Но ведь кражи и грабежи были. И парень в коричневой куртке с сине-красным значком и порванным карманом был. В конце концов, ей просто интересно попробовать решить еще одну задачку, а если ее попытаются упрекнуть в том, что она удовлетворяет собственное любопытство за чужой счет, она сможет ответить с чистой совестью, что государству ее интеллектуальные забавы не стоят ни копейки. За все платит Денисов. А стало быть, это уже ее, Анастасии Каменской, частное дело, в котором она никому отчитываться не должна.
Мужчина запер свои белые «Жигули» и быстрым упругим шагом вошел в красивое здание на Юго-Западе Москвы. Пройдя мимо постового, он легко взбежал по лестнице на пятый этаж, где находился его кабинет. Запершись изнутри, он переоделся в форму, аккуратно повесив штатское платье в шкаф. Отпер дверь, открыл форточку, достал из сейфа папки и принялся за работу.
В кабинет заглянул майор из отдела по работе с личным составом.
– Товарищ генерал, в пятнадцать тридцать служебная подготовка.
– Хорошо, – ответил тот, не отрываясь от бумаг.
На служебную подготовку он, конечно, не пойдет. У него масса дел, которые накопились за последние недели и которые нужно наконец закончить, чтобы потом снова тратить все свободное время на Ерохина.
Почему так получилось, что он, генерал Владимир Вакар, гоняется за двадцатитрехлетним мальчишкой, к которому не чувствует ни ненависти, ни злобы, вообще ничего? Как он позволил загнать себя в эту ловушку? Он, боевой генерал, участник множества войсковых операций, командовавший воздушно-десантной дивизией, всегда четко понимал, что такое долг и обязанности. Может быть, именно это его и погубило?
Он родился в последний военный год, через два месяца после того, как погиб на фронте его отец. Мать умерла, когда Володе было четыре года, и его взял к себе двоюродный дед, дядя отца. Старик Вакар был дворянских кровей и военную службу считал достойной и почетной, а поскольку растить мальчика на нищенскую пенсию, которую Володя получал за отца, ему было трудно, отдал его в суворовское училище.
Детство и юность Володи Вакара прошли в казарме. Что такое жизнь в семье, он узнавал только из книг, которые брал у деда и запоем читал. Тургеневские девушки, чеховские семейные чаепития с самоварами, патриархи, восседающие во главе стола в окружении детей и внуков, – все это сформировало его представление о семейной жизни. Дородная улыбчивая жена, не меньше троих детей, запах пирогов, безусловная преданность мужу и готовность следовать за ним, кочуя по гарнизонам, – вот идеал, к которому он должен стремиться. И он стремился.
Будущую жену Владимир приглядел на новогоднем балу, когда в гости к курсантам военного училища пришли студентки педагогического института. Елена была статной и носила толстую длинную косу, чем выгодно отличалась от своих сокурсниц, которые в середине шестидесятых помешались на «бабетте», начесах и стрижках с челками. Рослый широкоплечий Вакар с мужественным подбородком, белозубой улыбкой и серьезными глазами сумел без труда завоевать свою избранницу.
Через год после свадьбы Елена сделала аборт. Вакар почернел от горя, он вообще не понимал, как можно не хотеть детей. Детей должно быть много, считал он, чем больше – тем лучше. Он умолял жену дать ему слово, что в следующий раз она так не поступит. Он старался быть примерным мужем и угождал Елене во всем, только бы она родила первого ребенка. И он вымолил, выпросил у нее первенца, девочку, Лизоньку. Елена, словно сделав ему огромное одолжение, упорхнула на работу, едва перестав кормить малышку грудью. Лизу отдали в ясли.
Она росла настоящей папиной дочкой, она и внешностью пошла в Вакара, и характером – высокая, спортивная, длинноногая, улыбчивая и покладистая. Владимир приучал ее к физическим нагрузкам, водил на плаванье и фехтование, учил читать и считать, сам отвел в первый класс с голубым портфельчиком и огромным букетом гладиолусов. Лиза тянулась к нему больше, чем к матери, которая в основном была занята собой.
Сын Андрей родился только через пять лет после Лизы. Вакар подозревал, что главную роль здесь сыграла тяжелая скарлатина, которую Лиза перенесла в четырехлетнем возрасте. В какой-то момент Елена по-настоящему испугалась, что Лиза умрет. Страшная мысль о возможной потере ребенка в один миг перевернула всю ее душу. Если еще вчера она воспринимала Лизу как существо, из-за которого она не может вечером пойти с мужем в театр, то уже сегодня, пылко отдаваясь Владимиру, она шептала:
– Ничего не бойся, я хочу, чтобы у нас был еще ребенок.
Андрей не был, в отличие от Лизы, папиным ребенком. Но, что еще хуже, он не был и маминым. Он был совершенно особенным, независимым, погруженным в себя и абсолютно не нуждался ни в родителях, ни в сестре, ни в ком бы то ни было. О том, что их ребенок – вундеркинд, Вакары узнали, когда Андрею исполнилось три года, а Лизе – восемь. Мальчик оказался сверходаренным художником и поэтом. С этого момента в семье все переменилось.
Елена стала относиться к сыну как к божеству. Она ничего не понимала ни в его картинах, ни в стихах, но твердо знала одно: ее сын – гений, и она это чудо произвела на свет. Ее долг – преданно служить этому чуду, терпеть его странности и жестокие выходки, ибо это странности и выходки гения, который имеет на них право.
Мальчика и его творения показывали специалистам – художникам и литераторам, и все в один голос твердили, что Андрей Вакар – вундеркинд, талант, необыкновенное создание. Елена боялась, что в один момент все рухнет, окажется неправдой, сном, случайностью, поэтому долго оберегала сына от известности, умоляя тех самых художников и литераторов не предавать огласке факт существования Андрея. Она не стремилась к славе, она чувствовала себя Богородицей, и этого ей было достаточно. Мальчик продолжал ходить в обыкновенный детский сад и, когда пришло время, отправился учиться в обыкновенную школу, куда периодически вызывали его родителей и просили воздействовать на сына, который то грубил учителям, то жестоко дрался на переменках, то дерзил и демонстративно отказывался заниматься на уроках. В один прекрасный день Елена не выдержала.
