– Маладэц! – подал голос Исмаилов. – Ты теперь мой брат. А я люблю всех своих братьев. У тебя будет много денег и четыре красивые жены.
В ответ новоиспеченный Хасан усмехнулся криво, по-блатному, и опять сплюнул.
Камера вернулась к человеку у стены. Тот все еще стоял на коленях, но глаза его стали сухими, спокойными. Лицо было поднято к небу, губы беззвучно бормотали что-то, дрожащая рука неуверенно поднялась, он перекрестился. За кадром послышался гогот. Смеялись несколько человек, камера криво дернулась и поспешила взять общий план. Бывший Андрей Трацук дал короткую очередь. Человек у стены рухнул в пыль.
– Может, вы все-таки откроете глаза? – услышал Сергей голос полковника Райского.
– Я все вижу, – ответил он, не поворачивая головы, – я все отлично вижу.
– Да? А со стороны кажется, будто вы вообще заснули. Скажите, вы встречали в лагере этих двух людей? Я имею в виду расстрелянного и этого новоиспеченного Хасана?
– Я понял, кого вы имеете в виду. Расстрелянного не встречал. А Хасана я знал. Там их было пять штук, таких Хасанов.
– Правда? Пять штук, говорите? Ну что ж, не будем отвлекаться.
Сергей увидел на экране еще одного заложника у стены. Он был не так истощен, как первый. Он смотрел в камеру и повторял просьбу о выкупе ровным, спокойным голосом. Кадр застыл. Полковник Райский нажал «паузу» на пульте.
– Вам знакомо лицо этого человека?
– Нет.
– Посмотрите внимательней. Возможно, вы забыли.
– Нет. У меня хорошая память на лица.
– Да? Ну ладно.
Райский пустил пленку, и Сергей увидел самого себя с автоматом в руках. Когда камера приблизилась, полковник опять нажал «паузу».
– Вы продолжаете утверждать, что не видели раньше этого человека? Нет, я понимаю, иногда память выкидывает странные фокусы. Какие-то особенно мучительные, опасные для психического здоровья моменты забываются помимо воли. Срабатывает инстинкт самосохранения. Бывает, не спорю. Ведь вас заставили это сделать. Известно, как они умеют заставлять.
– Я отлично помню, как мне сунули в руки автомат и как меня снимали, – медленно проговорил Сергей, – будьте добры, пустите пленку дальше.
– Слушайте, у вас потрясающая выдержка, – заметил Райский, – молодец, честное слово, молодец.
В кадре опять появился заложник. Он стоял во весь рост. Глаза его были закрыты. Камера приблизилась, чтобы в последний раз показать его лицо. Оно было застывшим, как будто уже неживым, и только губы двигались, как отдельный механизм:
– Заплатите выкуп, умоляю, заплатите выкуп...
Крупный план сменился общим. Но в кадре был только заложник у стены и больше никого. Короткая очередь прозвучала за кадром. Заложник упал. А потом опять появился Сергей с автоматом. Рядом стоял Исмаилов, хлопал его по плечу и поздравлял. Сергей молчал, низко опустив голову.
– Ну, видишь, как все просто, дарагой? Совсем просто застрелить собаку во имя великого Аллаха. Ты ведь джигит, ты мой брат. Обязательно женим тебя, – пообещал Исмаилов, – ну не смущайся, майор, расскажи всем, кто ты есть, кем был и кем стал. – Последовал увесистый хлопок по спине. Сергей покачнулся и чуть не упал. Камера поспешно ретировалась, метнулась к трупу, который в этот момент волокли от стены к неглубокой яме на опушке ореховой рощи.
– Да, так на чем мы остановились? – подал голос Райский. – Вы сказали, что отлично помните, как вам сунули в руки автомат. Неужели не помогла пленочка освежить в памяти дальнейшие события? – В полумраке вспыхнул огонек зажигалки, полковник прикурил и протянул Сергею сигареты.
– Спасибо, – кивнул Сергей и после первой глубокой затяжки тихо произнес: – Михаил Евгеньевич, пожалуйста, отмотайте назад, к первому расстрелу.
– Так и думал, что вы начнете с этого. – Райский выключил видеомагнитофон и телевизор, отъехал в кресле к журнальному столу, залпом допил свой остывший кофе. – Молодец, отлично! Мы ведь сразу обратили внимание, что расстрел показан в вашем случае совсем иначе. Если бы вы стреляли в заложника, они непременно бы это засняли. Автомат, который вам сунули в руки, не был заряжен. Вы были уже настолько ослаблены, что едва держались на ногах. Именно за это, за отказ стрелять, вам перебили ноги. Сначала вас хотели просто повесить, но Исмаилов срочно уехал в Грозный и ждали его возвращения.
– Откуда вы знаете? – мрачно поинтересовался Сергей.
– Подождите, – Райский улыбнулся, – я чуть позже отвечу на ваши вопросы. На все не обещаю, но на некоторые. Итак, заложника вы не видели, поскольку находились с другой стороны дома. Это засвидетельствовали наши эксперты, которые очень серьезно занимались пленкой. Более того, они определили, что у вас на лице грим.
– Разве это можно определить? – мрачно поинтересовался Сергей.
– Ну, качество пленки очень высокое, снимали при ярком свете. Там есть один крупный план, где видно, что у вас на лице ссадины замазаны. Мое замечание про отличный цвет лица не случайно. Я ждал, что вы скажете о гриме. Однако вы промолчали, с чем вас и поздравляю. Я не доверяю людям, которые спешат оправдываться. Ну да ладно. Кино мы с вами посмотрели. Теперь можно и поговорить.
– Это наверняка не все кино, – медленно произнес Сергей и почувствовал покалывание в запястьях.
– Не все, – кивнул Райский, – там дальше начинаются кошмары, такие, что Стивен Кинг просто отдыхает. Лично у меня нет желания смотреть еще раз. Я не любитель ужастиков, особенно если это не фантазии кинематографистов, а грубая хроника. Кстати, вас там нет. Мелькнула парочка крупных планов. Там вы смотрите, как казнят ваших товарищей, и у вас лицо покойника. Правда, надо обладать определенной чуткостью, наблюдательностью, чтобы заметить это, а также все прочее, на что обратили внимание наши эксперты. Но другие люди... Вы знаете, как смотрит и что видит публика? Дело в том, что пленка была показана по трем телеканалам. Отдельные кадры проходили в новостях. В несколько специальных репортажей были включены большие фрагменты, и наконец неделю назад фильм в смонтированном виде показали целиком в самое смотрибельное время, комментировал его весьма популярный телеведущий. Имен предателей не называли. Было дано специальное распоряжение Генерального штаба не называть имен, званий и так далее. Только лица и гневные общие слова о наемниках, о всяком отребье, которое переходит на сторону бандитов. Знаете, у вас очень запоминающееся лицо, – Райский мягко улыбнулся, – вы объявлены в розыск, майор.
– Что с моей матерью? – хрипло спросил Сергей.
Райский смерил его долгим оценивающим взглядом, откашлялся и медленно произнес:
– Мы не хотели травмировать вас. У Веры Сергеевны был обширный инфаркт. Нет, это произошло еще до показа пленки в новостях. Она попала в больницу, как только узнала, что вы пропали без вести. Сделали операцию, но начались всякие осложнения, – он встал, не спеша прошел к письменному столу, открыл ящик и вытащил конверт из плотной бумаги, – вот, посмотрите.
Там оказались фотографии какой-то худенькой старушки в гробу. Только увидев знакомую плиту памятника на Долгопрудненском кладбище с овальным снимком молодого отца в военной фуражке, с майорскими погонами на плечах, он понял, что сказал ему Райский минуту назад, однако никак не мог узнать в мертвой старушке свою полную, цветущую маму. Смотреть не было сил. Он положил пачку фотографий на журнальный стол.
– Примите мои соболезнования, – отрывисто произнес Райский, – но, как говорится, жизнь продолжается.
– Простите, мне надо побыть одному.
– Да? – полковник удивленно приподнял брови. – Ну, конечно. Я понимаю. Я вас не задерживаю.
Глава восьмая
Стас Герасимов проснулся с такой тяжелой головой, словно вышел из многодневного запоя, и не сразу сообразил, где находится. В квартире было тихо, душно и пахло сладкими духами Эвелины. Над головой что-то противно, упрямо урчало, Стас подумал, что Эвелина на старости лет завела себе кота, большого и жирного, и, не открывая глаз, простонал:
