Ознакомительная версия.
— Нисколько. Когда я был в номере, не видел, чтобы кто-то стрелял. И выстрелов не слышал. Так что это могло произойти до того, как я пришел туда или после…
Васнецов сжал в руках ручку, чтобы не показать свое раздражение. Обычно сдержанный и холодный, он сейчас готов был взорваться, так разозлила его невозмутимость Плетнева. Конечно, не стоило рассчитывать на то, что Плетнев как-то по-особому отреагирует на его вопрос. Васнецов и так понимал, что он ни при чем. Но хоть бы тень волнения мелькнула на лице у этого москвича…
Как и все провинциалы, Васнецов не любил москвичей. Он считал, что им не по праву достались те привилегии, которыми они совсем не дорожат, потому что воспринимают как должное. По праву рождения. Москва — город дорогой, но и зарплаты там куда как выше. Там и больше строят, и магазины всегда полные, и работы на всех хватает. Не зря же туда стекаются со всего бывшего Советского Союза. Вон, даже его племянник, сын двоюродной сестры, не захотел после окончания школы милиции остаться в Новороссийске, а поехал в Москву. Живет в общаге, питается как попало, но в родной город возвращаться не хочет. Говорит: в Москве больше перспектив. Хотя очень сомнительно, чтобы он в ближайшие годы продвинулся по карьерной лестнице. А чтобы из общаги выбраться, это только на москвичке нужно жениться, да чтобы ее родители еще и захотели принять на свою жилплощадь провинциального паренька. Хотя есть такие ушлые ребята из провинциалов, что просчитывают все ходы на много лет вперед. Мама когда-то рассказала, как сын ее приятельницы женился на москвичке. Его прописали сначала временно, тоже люди неглупые, боялись, что именно из-за прописки женился на их дочери. Пять лет прожил он со своей женой в браке. Нормально жили, без скандалов, ребенка даже родили. А потом бац, как только получил постоянную прописку, подал на развод. Пришлось родителям его бывшей жены квартиру продавать, потому что зять устроил им невыносимую жизнь. Сами перебрались в спальный район, потому что бывшему зятю тоже жилье нужно, по закону. А чтобы остаться в центре и купить две квартиры, денег не хватало. Купили ему комнату в малонаселенной коммуналке, он еще и кочевряжился. И та ему не подходит, и эта далеко от работы. А его родители потом под Новороссийском дачу продали, доложили денег, и он купил себе однокомнатную. Это же он планировал такой ход, еще когда жениться надумал! И ребенка завел не из любви к детям и не потому, что потомство хотел, а чтобы усыпить бдительность московских родственников. Нет, такого Васнецов понять не мог. Поступок этого парня он, конечно, осудил, но мелькнула мыслишка — а ведь ловко он все устроил. Собственная квартира в Москве при средних достатках за каких-то пять лет — это же просто фантастика.
Москвичи и держатся как-то иначе. Самоуверенные, независимые, вот как этот. Сидит — руки скрестил, ногу на ногу положил, будто у приятеля в гостях засиделся. И не подловить его никак. Так как нет за ним ничего, за что можно было бы ухватиться.
— Вы, гражданин Плетнев, неправильно себя ведете, — строго сказал ему Васнецов.
— Да? — удивился Плетнев и улыбнулся уголком рта. Всего лишь маленькое движение мышц, а выражение лица стало опять насмешливым.
Васнецов решил не обращать внимания на такие мелочи. Что толку зря нервничать?
— Второй раз вас задерживают. И каждый раз в связи с чрезвычайными обстоятельствами. То рядом с трупом, то стрельба… Вам не кажется это странным?
— Да сам удивляюсь, какой город у вас неспокойный, — развел руками Плетнев. — Но я, ей-богу, тут ни при чем. Даже не знаю, как теперь по городу ходить. Может, из дому не выходить?
— Это было бы разумно, — в сердцах ответил Васнецов. — Поскольку все равно я вынужден вас отпустить. А вы еще во что-то вляпаетесь. Естественно, выпускаю опять с подпиской о невыезде.
— Что-то я у вас тут зажился… — вздохнул Плетнев, но по его лицу никак нельзя было сказать, что он этим обстоятельством огорчен.
Опять что-то замыслил? — подозрительно проводил его взглядом Васнецов, прикидывая, чем занимаются эти люди в Новороссийске. Чутье ему подсказывало, что они что-то копают. А вот что?
Он так погрузился в размышления, что не сразу обратил внимание на стук в дверь.
Борис Шебалтин, который был симпатичен Васнецову только по одной причине — у него в доме старший лейтенант впервые увидел Лену, коротко стукнул костяшками пальцев в дверь. Тут же, не дожидаясь приглашения, зашел. Шебалтин считал, что стучать в дверь кабинета — даром терять время. Но уж раз старлей завел такой порядок, пускай тешится.
— Я занят, — нелюбезно предупредил его Васнецов. — У меня сейчас допрос за допросом.
— Я видел, один там за дверью кантуется. Подождет пару минут, чай, не барин.
— Что? Дело какое-то срочное?
— На Багратионовской в десять часов утра труп обнаружен. Женский. Со следами удушения.
— Изнасилована?
— При внешнем осмотре следов изнасилования нет. Но пытались. Вся одежда в беспорядке, а тело в синяках. Сопротивлялась женщина всерьез. Хотя чего, спрашивается? Алкашка, кто ее только не перетрахал за жизнь…
Васнецов поморщился. Он не любил, когда при нем употребляли грубые выражения. Но призывать ментов к культуре речи было смешно.
— А потом этот насильник, видать, хотел ее скрутить, то есть придушить, чтобы приструнить, да силы не рассчитал. А может, со зла задушил — из-за того, что сопротивление оказала…
Шебалтин отличался веселым характером и излагал происшествие на улице Багратионовской как забавную историю.
— Свидетели есть?
— Начали опрос местных жителей. По дворам двое наших пошли. Пока результатов ноль. Но в этом сараюшке, где ее обнаружили, были еще люди — даже спали. Наверное, пока эти дрыхли, кто-то третий хотел изнасиловать. А те проснулись — баба лежит мертвая, ну и смылись.
— Держи-ка ты это дело на контроле, Борис. У меня сейчас важный допрос.
— Слыхал, москвичи к нам в сети попали? — явно радуясь, заулыбался Шебалтин.
— Попались-то попались… — задумчиво произнес Васнецов, и по его тону Шебалтин понял, что у старлея отношения с москвичами складываются как-то не очень.
— Ладно, пошел я. Может, наши уже что-то узнали, — оптимистично предположил Шебалтин и вышел из кабинета. За дверью послышались голоса, но Васнецов решил не торопиться. Пускай московский сыскарь посидит — действительно, не барин. А у Васнецова есть несколько неотложных звонков.
Белобров знал, что его окружение состоит сплошь из подонков и уголовных элементов. А что делать, если то, чем он занимался, могли выполнять люди только такого пошиба? Да, на них нельзя положиться в серьезных делах. Но есть много малоприятных дел, которыми он сам никогда не занимается и на такие случаи держит всю эту шваль. Не бесплатно, между прочим. А эти идиоты не могут довести до конца даже привычные им дела. Как этот полный кретин, на которого даже смотреть противно. Именно поэтому Белобров отвернулся от него и невидящим взглядом смотрел в окно. Он взял себя в руки и ледяным тоном заговорил:
— И ты хочешь сказать, что в номере велась запись?
— Ну да…
— И ты об этом не знал?
— Да откуда же, Денис Сергеевич?! — чуть ли не в отчаянии воскликнул Боксер. — Да если бы я знал, неужто допустил бы такое? Мы с Валерчиком, когда на «Ставриде» следы в номере заметали… Ну, чистили… После того как Нинку Гавриленко того… Камеру нашли в шкафу, пустую. Это сестра ее снимала, Галька. Тоже шлюха. Они вдвоем в этом номере жили.
— Для кого они снимали?
— Не знаю… — растерянно ответил Боксер и вытер тыльной стороной ладони со лба росинки пота. Допрос Белоброва был для Боксера тяжкой мукой. Поскольку он кругом чувствовал себя виноватым.
— Почему ты мне сразу не сказал? — не поворачиваясь, спросил Белобров. Боксер молча смотрел в его спину и переминался с ноги на ногу. — А это, часом, не Валерчика затея? — неожиданно пришла в голову Белоброва мысль, объясняющая странность всей ситуации. Такого в его практике еще не бывало, чтобы шлюха тайком снимала на камеру клиентов.
— Да нет, что вы… Как он мог? Он же с нами был все время, и сам на этой кассете засветился.
Белобров наконец повернулся всем телом к Боксеру.
— И ты хочешь сказать, что эта кассета сейчас в милиции?
— Наверное… не знаю… — упавшим голосом пробормотал Боксер.
— Наверное… Не знаешь… Ты, когда «следы заметал», все гильзы собрал?
— Все… И матрас поменяли. И кровь оттерли, — с готовностью отчитался Боксер.
— А пули?
— Они в этих… в трупах.
— Все? — в голосе Белоброва прозвучала угроза, и Боксер напрягся.
— Все.
Белобров сузил глаза и с притворной лаской, как с ребенком, которого собираются выпороть, но боятся, что он убежит, заговорил:
Ознакомительная версия.
