Иден кашлянула, постукивая ручкой о стол. Боудич зверем смотрел на Мэддокса – на скулах горели красные пятна.
– Ваша объединенная группа уже решила списать наши расследования, чтобы поймать крупную международную рыбу, – тихо добавил Флинт. – Но у нас иные цели.
– Мы в долгу перед Тарасовой, – подтвердил Мэддокс. – И намерены добиваться справедливости для уроженок этого города, которые пострадали или даже лишились жизни из-за клуба «Вакханалия». Я хочу, чтобы виновные отправились за решетку за преступления, совершенные в Виктории, с потачки владельцев этого треклятого плавучего борделя, а для этого нам нужно довести начатое нами следствие до логического конца.
Наступившая тишина забивала уши, как вата.
– Чего вы хотите? – спросил наконец Боудич, сидевший с потемневшим лицом и горящими глазами.
– Того же, что и вы, – полного сотрудничества.
Флинт подался вперед:
– Включите нас в свою объединенную группу!
У Боудича отвисла челюсть. Он поглядел на Иден.
– Это даже не обсуждается, – отрезала констебль.
Мэддокс захлопнул ноутбук, и изображение на смарт-экране исчезло.
– Благодарю вас за уделенное время, господа, – сухо сказал он. – Больше нам не о чем говорить.
Он пошел к выходу. Хольгерсен отъехал на стуле.
– У нас есть законные полномочия взять это расследование к себе! – взорвалась Иден, вскакивая на ноги. Из глаз ее точно вылетели молнии. – Вы ответите перед…
Мэддокс развернулся к ней всем корпусом:
– Забирайте с собой какие хотите трупы, – спокойно сказал он. – А я буду только счастлив рассказать кому следует, как полиции Виктории не позволили защитить Софью Тарасову. – Он рванул на себя стеклянную дверь. Флинт остался сидеть: он помалкивал, чтобы все шишки потенциальных репрессивных мер посыпались в случае чего на Мэддокса (так они договорились перед совещанием). Мэддоксу было уже все равно – он дошел до ручки, доведенный проблемами с Джинни, со своим развалившимся браком, с работой. С Энджи. Со старой, вечно текущей яхтой. С дряхлеющим Джеком-О. Тем, что произошло в декабре с Джинни… Смерть Тарасовой стала последней соломинкой – Мэддокс не мог забыть ее худобу и бледность, прозрачные руки, осунувшееся лицо, преображенное храбростью, и отрезанный язык – за то, что говорила с ним… Это будет преследовать его до конца жизни. Мэддокс возненавидел двух приезжих копов, сидевших за столом. Пусть он не смог сохранить семью, пусть из него не вышло хорошего отца, пусть не клеятся романтические отношения с женщиной, которую он полюбил, но он еще может побороться за уцелевших несовершеннолетних девочек со штрихкодами на шее.
Глава 32
Энджи вышла из управления ровно в пять вечера: охватившее ее нетерпение щекотно шевелилось под кожей, словно живое существо. Утреннее опоздание придется компенсировать в другой день, а блог подождет до понедельника: вторую половину дня Энджи читала материалы, присланные Стейси Уоррингтон.
Белкина арестовали в восточной части Ванкувера в девяносто третьем году – двадцать пять лет назад, когда ванкуверская полиция по наводке остановила белый коммерческий фургон с металлическим кузовом, в котором находился Белкин с тремя сообщниками. Завязалась перестрелка, и один из полицейских был ранен в голову пулей сорок пятого калибра и скончался по дороге в больницу. Срикошетившая пуля двадцать второго калибра попала в спину случайному прохожему, повредив позвоночник, отчего человек остался наполовину парализованным. Белкин, стрелявший из 9-миллиметрового пистолета, был задержан вместе с неким Семеном Загорским, который вел огонь из пистолета двадцать второго калибра. Остальные сообщники скрылись на неустановленном черном «Шевроле», подъехавшем из переулка, когда поднялась стрельба.
В белом фургоне якобы осуществлялась доставка цветов, однако среди букетов полицейские нашли пятьдесят с половиной килограммов кокаина, четырнадцать килограммов сто граммов героина и шесть кило гашиша. Стоимость партии, по уличным расценкам, составила около девяти миллионов долларов.
Теперь понятно, почему Войт собирал газетные вырезки. Спустя пять лет после той перестрелки «кольт» сорок пятого калибра был найден в бардачке сожженного черного фургона «Шевроле» возле железнодорожного депо.
Видимо, Войт подозревал, что сгоревший «Шевроле» и «кольт» связаны с перестрелкой при задержании партии наркотиков и пулей сорок пятого калибра, убившей полицейского. Войт считал Белкина и его подельников с их черным фургоном причастными к делу «ангельской колыбели» от восемьдесят шестого года.
Неужели найденный «кольт» и был тем оружием, из которого палили возле больницы Сент-Питерс, а неизвестные преследователи, одним из которых был Майло Белкин, увезли молодую женщину и вторую девочку в том самом фургоне?
Но Войту не удалось доказать причастность Майло Белкина к делу об «ангельской колыбели», как получилось у Энджи, потому что тридцать лет назад таких технологий сравнения отпечатков еще не существовало.
В темноте Энджи шла к «Ниссану». Огни уличных фонарей отражались в лужах, дождь несло ветром откуда-то сбоку, гром ворчал в низких тучах. В лицо летели мелкие частицы коры. Внезапно перед ней вырос темный силуэт.
Энджи, задохнувшись, отпрянула, зашарив рукой по боку в поисках кобуры.
– Детектив Паллорино, – произнес скрипучий голос с немецким акцентом. – Как поживаете?
Энджи вгляделась, напрягая глаза:
– Грабловски?! Это вы?
– Вы можете со мной поговорить? – спросил психиатр, выходя на свет фонаря. На Грабловски был длинный двубортный плащ с глубокими карманами и широким поясом и всегдашняя шляпа в «елочку». Круглые очки блестели в темноте.
– О чем? – не ожидая ничего хорошего, спросила Энджи. – Вы меня караулили, что ли?
– Я знаю, что вы теперь заканчиваете в пять – перевод с понижением и все такое, – пояснил Грабловски. – Могу я искусить вас стаканчиком чего-нибудь в «Свинье»?
– Я спешу, – Энджи пошла к своему «Ниссану». – Мне нужно успеть на последний паром в Ванкувер. Разговор придется отложить…
– Не думаю, что вам захочется узнать об этом позже.
В голосе Грабловски появились резкие ноты. Энджи насторожилась, но одновременно в ней проснулось любопытство. Что бы ни сказал Грабловски, она ему не доверяла. В этом человеке было что-то зловещее – он всю жизнь заглядывал в душу к чудовищам и не гнушался на них зарабатывать, а заодно и снискать академических лавров.
Над головой оглушительно хлопнул раскат грома.
– О чем идет речь? – переспросила Энджи.
– Я знаю, что вы – неизвестная из «ангельской колыбели».
В животе у Энджи все заледенело. В ушах начался тоненький звон.
– Не знаю, о чем вы, – отрезала она, отвернувшись к «Ниссану» с электронным ключом в руке. В ней росла безотчетная паника. Откуда он узнал? Кто-то наверняка настучал, но кто и зачем?
Сигнализация пискнула, замки открылись. Грабловски подошел сзади.
– А еще я знаю, что ваша ДНК совпадает с маленькой детской ножкой, которую выбросило волнами на берег в Цавассене.
Сердце Энджи застучало кувалдой.
Джейкоб Андерс? Мэддокс? Дженни Марсден? Больше она никому не говорила про «ангельскую колыбель». А о совпадении ДНК знает только Андерс. Она развернулась к Грабловски:
– Откуда такие сведения?
– У меня надежный источник.
– Кто? Отвечайте!
Психиатр отступил, выставив перед собой руки, точно защищаясь.
– Нет нужды вести себя агрессивно, детектив: уже и так все знают о вашей склонности к насилию. В свете этой сенсационной новости у меня к вам деловое предложение: дайте мне эксклюзив, позвольте брать у вас интервью по мере полицейского расследования. Из этого получится захватывающая криминальная драма, основанная на реальных событиях. В ней есть все – нам могут даже предложить контракт на фильм!
Нам?!
Ярость хлестнула ее изнутри, как кнутом. Энджи шагнула к Грабловски, глядя ему в глаза.
