Я выбирал самые темные улицы… Я поворачивал направо, налево, как любой сбежавший человек… Я старался запутать свои следы. Если за мной пойдут с ищейками, в чем я сильно сомневался, я хотел, по крайней мере, наделать им хлопот.
Неожиданно я оказался на углу главной улицы города. Несколько редких полуночников спешили по домам. На какое-то время я спрятался в тень, чтобы перевести дух. В желудке у меня полыхал огонь, а трепещущее сердце было твердым, как камень. Оно мне причиняло ужасную боль… Наконец все успокоилось.
Я пересек пустынный перекресток… Я прекрасно ориентировался. Совсем рядом находятся аркады, затем улица с разноцветными фонтанами. Я скользнул во мрак аркад… Что делать? На улице я заметил стоящие машины. Эти автомобили проводили ночь на свежем воздухе. Мне надо украсть один из них: он послужит мне временным убежищем на ночь и даст возможность передвигаться, не привлекая внимания к себе.
Я выдвинул свой перископ и оглянулся: никого. Я выбрал «Ситроен» потому, что когда есть выбор, то лучше взять машину, которую знаешь. Дверца была закрыта на замок, но я не обиделся на это. Не успел заика сосчитать до трех, как жалкий замок сказал мне: «Входите, будьте, как дома».
Я сел за руль. Никаких осложнений, никакого противоугонного устройства… Конфетка! Мотор ровно заработал, его привычный шум подбодрил меня. Я выпутался из большой передряги… Теперь надо предупредить Матиаса… Я поехал наугад по пустынным улицам и заметил одного типа в халате, который прогуливал пса.
Хозяин псины походил на перьевую метелку без перьев: он был лыс как яйцо. Я остановился около него и, стараясь не высовываться из окна, спросил:
— Тессинштрассе, пожалуйста?
Он подошел. Песик воспользовался этим и оросил дверцу. Хозяин стал ругать его. Я заверил, что в этом нет ничего плохого! Еще бы, с чего бы сердиться на то, что собаки Берна писают на эту машину! С таким же успехом могли привести слонов из зоопарка (если таковой существует), что мне так же безразлично, как и цвет белой лошади Генриха IV.
Добряк весьма благожелательно дал мне подробные объяснения. Я его поблагодарил и, следуя его уточнениям, самое большое через десять минут звонил у дверей пансиона Виеслер.
Это старинный дом с плесенью вокруг окон и пометами времени на тесаных камнях.
Я заколотил в калитку, что было несколько рискованно, но время осторожности прошло. Сейчас я давал бой времени и не должен был думать о себе. Главное — предупредить Матиаса. Необходимо, чтобы он смылся как можно быстрее этой же ночью, если он еще жив, в чем я не уверен.
Мой стук остался без ответа. Меня преследуют шпики, и я прибыл с большого родео. Было отчего всполошить весь квартал. Наконец-то в одном из окон первого этажа появился свет. Тень приблизилась, поднялась занавеска, и лицо старой дамы в шиньоне прижалось к стеклу, напоминая голову экзотической рыбы. Я улыбнулся особе. Она приоткрыла окно.
— Что происходит? — спросила она.
— Извините меня, вы хозяйка?
— Я мадемуазель Виеслер, собственной персоной, я…
— Простите, что разбудил вас, мадемуазель, но дело идет о чрезвычайном случае. Мне необходимо поговорить с господином Матиасом, это очень срочно…
Старушенция смягчилась. Она была похожа на карикатуру мисс Англиш… По меньшей мере. На ней была ночная сорочка в цветочках, а ее пышный шиньон идеально подходил хозяйке и ее жилищу.
— Господин Матиас еще не вернулся.
Ледяная рука погладила мне спину.
— Не вернулся?
— Нет. Вы по какому поводу?
— Один из его родственников серьезно болен!
— Боже мой! Его мать?
— Вот именно…
Старушка разволновалась. Я продолжал.
— Вы думаете, он будет поздно?
— Не знаю… Он возвращается нерегулярно…
Она издала вскрик лебедя, которого душат.
— Ох! Подождите, мне кажется, я знаю, где он!
— Неужели?
— Да… Я слышала, как он говорил по телефону сегодня после полудня… Он назначил свидание на одиннадцать часов в «Гранд Кав»…
— Что это такое?
— Вы не знаете Берна?
— Нет.
— Это большой ресторан в подвале, с аттракционами…
— А! Очень хорошо!
— Вы не заблудитесь…
Она мне объяснила дорогу.
— Вы говорите, мадемуазель, что у него свидание в одиннадцать часов?
— Совершенно верно!
— Могу я вас спросить, который час?
— Без двадцати минут полночь…
Я побежал к машине. Немного удачи, и, возможно, я приеду вовремя. Вероятно, друзья из сети Мохари строили определенные планы насчет будущего Матиаса… Я надеялся, что их встреча сколько-то продлится, и я успею. Я спятил, подумаете вы, явиться в самый большой ресторан города, тогда как мое фото занимает первые страницы прессы. Но у меня не было выбора. Я перед «Гранд Кав»… Вход похож на вход в метро. Написанная от руки дрожащими и разноцветными буквами афиша возвещает: «Девы Рейна! Цыганский оркестр!»
Я только спустился на один лестничный пролет, как был остановлен очаровательной дамочкой, находящейся за кассой, которая сообщила мне, что необходимо заплатить за билет, чтобы получить право на «Дев Рейна». Что я и сделал. Новый пролет лестницы. Действительно, «Гранд Кав» любопытное заведение. Оно оформлено в виде огромной бочки. Зал, сцена также в форме бочки. Столы — бочки. На галерее теснятся молодые люди, которым нечем заплатить за угощение, а зажиточные буржуа, занятые едой или курящие сигары, длинные, как палочка дирижера, сидят внизу.
С высоты монументальной лестницы я осматриваю галерею. Матиаса там нет… Тогда я спускаюсь и устраиваюсь за столик рядом с колонной.
На сцене «Девы Рейна» приводят всех в бешенство и отчаяние. Их средний возраст, должно быть, около семидесяти четырех лет. Скрипачка, которая дирижирует оркестром, обладает такой головой, что может претендовать на роль «Мадам Пипи» в подземных клозетах. Она играет как на улице, и ее скрипка, следуя движениям смычка, цепляется за вставную челюсть, падения которой на инструмент я жду с минуты на минуту.
Однако я пришел сюда вовсе не слушать музыку. Я посмотрел в зал и, наклонившись вперед, имел несказанную честь заметить за одним из столиков Матиаса. Он был ко мне в профиль и в компании девушки, которая была ко мне спиной. Насколько я мог судить по их поведению, отношения их были отнюдь не холодными. Мой приятель держал за руку свою пастушку и жадно целовал. Решительно, я зря бил тревогу. Люди из организации Мохари более искусны и более терпеливы, чем я предполагал. Они позволили Матиасу продолжать свой путь, думая воспользоваться им в нужный момент.
Женоподобный официант появился и задал мне вопрос на швейцарско-немецком.
— Вы говорите по-французски, дружище?
— Немного, я служил четыре года в Табарэне! — сказал он мне.
— Вы не из Панамы, нет?
— Это видно?
— И слышно тоже…
Он стал меня разглядывать…
— Скажите…
— Да!
— Вы не снимались в кино, случайно?
— Нет, почему?
— У меня впечатление, что я видел где-то вашу фотографию…
Жемчужины пота украсили мой нос13.
— Это просто сходство. Все мне говорят, что я похож на Кэри Гранта.
— Я этого не нахожу, — заключил недоделанный.
— По-вашему, я более схож с Габриелло?
— Я этого не говорил…
Я не собирался больше шутить, так как это грозило осложнениями, если бы он вдруг стал искать газету.
— Дайте мне кислой капусты и бутылку белого…
— Какого?
— Подходящего!
— Хорошо, месье…
Он удалился, подпрыгивая. Я продолжал наблюдать за Матиасом. Мне пришла мысль, что парочка ждала кого-то… Возможно, он закадрил девицу в Берне, а другие недоноски из сети скоро появятся, чтобы расправиться с ним.
Я мог себе только посоветовать глядеть в оба и как следует. Во всяком случае, я находился между выходом и Матиасом. Оставалось только ждать. Возможно, я найду способ незаметно предупредить Матиаса.
Гарсон, изображающий парижанина, а сам пиджак — пиджачком, появился торжествующий, неся огромнейшее серебряное блюдо, на котором дымилась гора капусты. Ее аромат щекотал мне ноздри. Я был голоден, как волк…
* * *
Не напрягаясь, я уничтожил воз тушеной кислой капусты, дымящихся сосисок, шпика, ветчины, картофеля. Бутылочка белого последовала туда же. Когда я отодвинул тарелку, почувствовал себя громадным, как все Питер Систерс вместе взятые.
Матиас все поджидал проблематичного появления, покусывая пальчики своей спутницы. Этот чертов Матиас всегда начинал с того, что опрокидывал какую-нибудь красоточку, где бы он ни появлялся. Кроме себя я не знаю субъекта более шустрого, чем он, в такого рода развлечениях… Я не мог удержаться от смеха, видя, как он предается культу, действующему (если могу так сказать) в среде влюбленных. Все это слащавости, которым пылко предаются, как только создается подходящая ситуация, но когда вы наблюдаете за другими, они вызывают у вас желание биться задом о километровый столб.
