– Представляешь, – заливался он неудержимым смехом, – моряки с тонущего парусника как рванут на остров: «Земля!», а вслед за ними – туземцы из зарослей: «Добыча!»
Ближе к закату дождь наконец-то закончился, в разрывах туч засветилась вечерняя заря. И тут робинзоны в полной мере убедились в том, что действительно забрели неизвестно куда. То, что им казалось восточным направлением, на деле было его противоположностью. Они двигались на запад, неизвестно на сколько удалившись от прииска. Поскольку оба были до крайности измучены нескончаемой ходьбой, да и нужно было уже готовиться к ночлегу, решили остановиться на поляне среди густого сосняка – здесь совсем не было ветра.
Больших трудов стоило найти под валежинами, пнями, в старых птичьих гнездах сухую траву, ветки, кору. Когда костер как бы нехотя, но все же стал разгораться, Стас, довольно улыбаясь, разлегся на охапке лапника и философски резюмировал:
– Как мало нужно человеку для полного счастья!
Гуров лишь устало усмехнулся и, подбросив в костер несколько пригоршней более-менее сухих сосновых шишек, тоже сел поближе к огню. Одежда на них почти просохла, дым костра разогнал орды комаров – чем это и в самом деле не подарок судьбы. Пускай крохотный. Правда, Стаса, у которого из-за дождя пришли в негодность остатки сигарет, давно уже мучило жгучее желание вдохнуть ядреного табачного дымку. Гуров, одолеваемый куда более серьезными заботами, о куреве как-то даже и не вспомнил.
Опять потянулись долгие ночные часы. На этот раз ночь выдалась ясная, с крупными яркими звездами и словно начищенным суконкой серпиком молодого месяца.
После полуночи, когда месяц скрылся за лесом, слившимся в сплошную однообразно-черную стену, на дежурство у костра заступил Крячко. Подбрасывая в огонь ветки и сучья, он любовался многоцветной россыпью звезд, с замиранием сердца представляя себе, какие невероятные расстояния отделяют Землю от этих солнц, у которых тоже наверняка есть свои миры, подобные земному, и, как знать, может быть, именно сейчас обитатель окрестностей Сириуса или Альдебарана, заблудившийся в тамошнем инопланетном лесу, сидит у костра и тоже смотрит на ночное небо, на крохотную теплую звездочку нашего Солнца…
Эти научно-фантастические размышления Стаса внезапно прервало вполне земное, утробное урчание какого-то хищника. Мгновенно выхватив «макаров», Стас пристально вгляделся в темноту. Трусом по природе он не был, а скитания по дебрям сделали его немного похожим на тех анекдотических туземцев, видевших добычу во всем, что движется. Шли секунды, потенциальная добыча, по своей таежной наивности возомнившая себя охотником, своего присутствия ничем больше не выдавала. Крячко уже начал было подозревать, что зверь струсил и ушел, когда всего метрах в десяти раздался еле различимый шелест травы и отчетливо сверкнули два широко расставленных зеленых глаза… В тот же миг грохнул выстрел, подхваченный многоголосым лесным эхо, вслед за которым раздался пронзительный кошачий визг, и кто-то невидимый стремглав помчался прочь, не разбирая дороги.
Гуров тут же проснулся и тоже выхватил пистолет, сняв его с предохранителя.
– Ты стрелял? Что случилось-то? – протирая глаза, спросил он сонным голосом. – На нас кто-то напал?
– А! – отмахнулся вконец раздосадованный Стас, подбрасывая дров. – Дичь на нас какая-то вышла. Предположительно, рысь. Вроде зацепил, но ушла, зараза…
– И хорошо, что ушла. Ты что, если бы попал, стал бы есть кошку, пусть даже и дикую?
– Ой-ой-ой! Какие тут, понимаешь, гурманы завелись! Еще день-два поголодаем, смотри, кобуру не пусти на шашлык.
– А ты настроился бродяжить до морковкина заговенья? – спросил Гуров. – Небось во вкус вошел?
– Лева, – с грустной укоризной вздохнул Крячко, – ну, виноват я, виноват, что вляпались мы по самые помидоры! Только, ради бога, – гневно возвысил он голос, – не сыпь мне соль на раны…
– Ладно тебе горемычиться! – урезонил его Гуров. – Вместе влипли, вместе и выберемся. Давай-ка посмотрим, кто к нам в гости приходил. Вот смеху будет, если следы окажутся заячьими!
Взяв по факелу из горящих веток, приятели после недолгих поисков обнаружили на раскисшей от дождя земле следы, похожие на кошачьи, только в несколько раз крупнее. Рядом с одним из них лежал кончик уха рыси с характерной мохнатой кисточкой, видимо, оторванный пулей.
Может быть, из-за пережитого за последние дни, а может быть, из-за того, что и в самом деле ситуация была чрезвычайно комичной, Гурова внезапно охватил приступ безудержного хохота, до слез, до боли, до колик в животе. Узнав, в чем дело, рассмеялся и Стас. Ухо рыси он бережно спрятал в карман и объявил, что оно будет лучшим напоминанием об их сегодняшних мытарствах.
Но, видно, и впрямь была у Крячко нереализованная до поры охотничья натура. Сменив Гурова задолго до восхода, когда на востоке еще только появилась бледно-розовая полоска зари, где-то неподалеку, за стеной осинника, Стас услышал птичьи крики. Подкинув в костер дров, Крячко приготовил оружие и стал красться, стараясь идти без единого шороха. Выглянув из-за дерева, метрах в двадцати от себя он увидел на суку березы крупную птицу с темным оперением и красными бровями. «Глухарь, что ли?» – присматриваясь к птице, подумал Стас и, тщательно прицелившись, нажал на спуск.
К его дикому восторгу, лишь грохнул выстрел, птица камнем рухнула в траву, откуда во все стороны испуганно вспорхнули такие же, но помельче. Когда он вернулся к костру с добычей, Гуров сидел у огня.
– Вот! – с ликованием воскликнул Крячко, потрясая увесистым глухарем. – Как? А?! Эх, ну мы сейчас и позавтракаем!
Зажарив глухаря над костром и съев его в течение нескольких минут, приятели решили двигаться дальше. Чтобы прикинуть наиболее перспективный маршрут, на сей раз на дерево решил взобраться Стас. Он осмотрелся по сторонам и в южной части горизонта заметил, или ему так только показалось, струйку дыма то ли от костра, то ли из печной трубы.
– Лева! – заорал он, размахивая рукой, рискуя свалиться с дерева. – Дым вижу в той стороне! Там кто-то есть!
Мысль о том, что пусть и не слишком скоро, но они все же доберутся до человеческого жилья, их подбодрила и даже воодушевила. Поднимаясь на пригорки, густо поросшие лесом, и спускаясь в распадки, петляя меж валежин, кустарников и стволов деревьев, огибая многочисленные болотца с тухлой застойной водой, они прошли, может быть, десяток километров, а может быть, и больше, пока не наткнулись на высящийся среди деревьев громадный темно-бурый валун или, точнее сказать, небольшую скалу, неподалеку от которой из земли выбивалась струя родника. По извилистой ложбине вода с журчанием убегала меж корней елей и сосен. Утомленные жаждой робинзоны припали к ледяной, кристально чистой струе и долго пили, не обращая внимания на болезненную ломоту в зубах.
Теперь свой путь они держали вдоль русла ручья. Пройдя сотни полторы шагов, они увидели другой ручей, впадающий в первый. Петляя по лесу и кое-где образуя заводи, ручей привел их к обширной, почти безлесной низине, поросшей болотной травой, чахлыми елями и молодым осинником. То здесь, то там в обрамлении камыша поблескивали мелкие озерца с водой, покрытой ржавчиной.
– Я так понял, это болото. – Гуров внимательно оглядел противоположный берег низины, просматривавшийся сквозь редкую поросль примерно в сотне метров. – И сюда лучше не соваться. Что же тут поделаешь, будем обходить.
Стас ничего не ответил и лишь обреченно кивнул. Многокилометровый крюк по тайге означал, что ближайшее время, может быть, даже в ближайшие дни, к человеческому жилью им выйти удастся едва ли.
Шагая по пригоркам вдоль все более ширящегося болота, путники были вынуждены без конца отмахиваться от туч комаров и мошкары, в вотчину которых они имели неосторожность вторгнуться. Дело шло к полудню. Июньское солнце палило вовсю. Даже не верилось, что это та самая Сибирь, в обыденном представлении слывшая чуть ли не краем вечной холодной зимы.
– Лева, мы случайно не в Африку забрели? – утирая пот, Стас стоял на пригорке и, озираясь по сторонам, ловил грудью свежий ветерок. – Лева, смотри! – неожиданно заорал он. – Болоту капут! Вон, видишь, берег уходит влево? Все! Сейчас обогнем эту колдобину и выйдем на прежний маршрут.
Но Гуров даже не обратил внимания на этот возглас, поскольку заметил в узкой мелководной канаве, тянущейся параллельно краю большой, поросшей камышом лужи, какой-то плеск.
– Стас! По-моему, мы сейчас наловим рыбы. Ну-ка, снимай рубашку. Из двух рубашек классный бредешок изобразим. Ну, пуговицами их состегнем – и вперед! – подмигнул Гуров.
Стараясь не шуметь, приятели перегородили горловину канавы своим импровизированным бреднем и пошли вдоль ее краев, загоняя в хвост протоки жировавшую там рыбу. Вытащив на сушу донельзя перепачканными рубашками кучу тины, они выбрали из нее пяток крупных, жирных карасей в темной бронзовой чешуе, покрытой слизью.
