– Я заказал тебе сок, – сообщил Валерий, – морковно-яблочный. Правильно?
– Спасибо, – коротко ответила Анита.
Она выглядела озабоченной, даже встревоженной. Наверное, она предложила пообедать вместе не только потому, что давно не виделась с братом. Тут что-то еще. Возможно, то же, что и у него самого?
– Ты чем-то расстроена? – заботливо спросил Риттер. – У тебя проблемы?
Анита отвела взгляд в сторону, и у него в душе шевельнулось нехорошее предчувствие. Но Валерий не стал торопить сестру, терпеливо дожидаясь, пока она сама заговорит.
– Я в воскресенье виделась с Любашей, – наконец начала она. – Бабушке исполнилось девяносто, мы всей семьей собирались. Она сказала, что встречалась с тобой накануне и что ты показался ей…
Анита замялась, подыскивая слова.
– Каким? – спокойно спросил Риттер. – Что тебе сказала Люба?
– Ты показался ей неадекватным. Не слушал ее, отвечал невпопад. Валерий, я понимаю, у тебя тяжелая ситуация с женой, Лариса постоянно выбивает тебя из колеи, ты нервничаешь. Это уже заметила Любаша, а завтра это заметят твои сотрудники и партнеры, потом клиенты. С этим нужно что-то делать. У тебя бизнес, Валерий, ты не можешь не обращать внимания на то, какое впечатление ты производишь. Ты меня понимаешь?
– Нет, – холодно ответил он.
Да, он с теплотой относился к Аните, был благодарен ей за душевное мужество, с которым она подошла к нему на похоронах отца и сказала, что на свете остается все меньше и меньше родных людей и если отец когда-то сам, никого не спросив, решил, что у брата не должно быть сестры, а у сестры – брата, то ведь никто не обязан это решение исполнять. Спасибо Аните, он ценит ее мудрость и прочие человеческие достоинства, но Валерий Риттер никогда и никому не позволял вмешиваться в свои дела. Ни матери, ни жене, ни тем более сестре.
– Нет, – повторил он, – я не понимаю, что ты имеешь в виду и к чему завела этот разговор.
– К тому, что Ларису нужно лечить. Нужно признать, что она больна, показать ее врачам и лечить, а не скрывать свою беду ото всех, вплоть до домработницы. Если ты будешь скрывать от всех, что твоя жена – наркоманка, ты ничему не поможешь, тем более ей, ты только загонишь проблему в подполье. Сегодня эта проблема проявляется в том, что ты неадекватен с собеседниками, а что будет завтра? Наркомания имеет обыкновение усугубляться, скрывать ее станет с каждым месяцем все труднее и труднее, и что в этой ситуации будет с тобой и с твоим бизнесом?
– Это не должно тебя беспокоить, – ровным голосом ответил Валерий. – С этим я как-нибудь справлюсь. Если ты имеешь в виду мое плохое настроение во время встречи с Любой, то Ларкина наркомания не имеет к этому никакого отношения.
– А что имеет? – Голос Аниты из менторски-увещевательного сразу стал мягким и заботливым. – У тебя что-то случилось? Ну не молчи же, скажи, в чем дело.
– Я хотел тебя спросить, – медленно начал Риттер, – мне показалось или ты действительно избегаешь встречаться с Ларисой?
– Я?
Глаза у нее забегали, потом нашли точку на хлебной тарелочке и остановились на ней.
– С чего ты взял?
– Повторяю вопрос: мне показалось или это действительно так? Я пока не спрашиваю, почему, я только хочу знать: да или нет. Да? Или нет?
– Ну… в целом…
Голос Аниты подрагивает, взгляд не отрывается от тарелки с сиротливым кусочком белого хлеба. Значит, да.
– Хорошо, – он удовлетворенно кивнул. – Теперь я спрошу: почему? Что между вами произошло? Она чем-то обидела тебя?
– Ну что ты, – Анита оторвала глаза от хлеба и перевела их на стакан с недопитым соком. – Чем она может меня обидеть?
– Она украла у тебя деньги?
– Деньги? – Удивление сестры показалось Риттеру совершенно искренним, и он на мгновение успокоился. Его жена не воровка, уже хорошо.
– Ну да. Знаешь, наркоманы часто этим балуются, воруют деньги у своих же близких, когда им на дозу не хватает.
– Нет, что ты, у меня Лариса ничего не украла. Может быть, у других, не знаю… Но не у меня. Во всяком случае, я ничего такого не замечала.
– Тогда почему ты избегаешь ее?
Анита вздохнула, подняла голову и посмотрела прямо на брата.
– Потому что мне неприятно. Потому что я не выношу наркоманов. Потому что это оскорбляет мое человеческое достоинство. Ты удивлен? Между нами всего двенадцать лет разницы, но эти двенадцать лет пришлись на такой период, что стали равны жизни двух поколений. Для тебя наркоман такой же человек, как и ты, только достойный жалости и сочувствия. Мы с тобой воспитывались на разных ценностях и впитали в себя разные представления. Для меня наркоман – это безвольное и бессмысленное животное, недостойное доброго слова. Для тебя наркомания – это болезнь, для меня – порок души. Я никоим образом не критикую твое мировоззрение и твое отношение к Ларисе, я его принимаю и уважаю, я только прошу тебя принять и уважать мою точку зрения. Мне неприятно ее видеть. Я готова любить ее заочно, потому что она твоя жена, но не заставляй меня общаться с ней.
– Понятно, – сухо ответил Риттер. – Я приму к сведению то, что ты сказала, и буду с уважением относиться к твоим чувствам. Я только не понимаю: эти чувства что, возникли совсем недавно? Раньше ты прекрасно общалась с Ларой.
– Я терпела, сколько могла, – призналась Анита печально. – Но любому терпению приходит конец. И я еще раз прошу тебя, Валерий, подумай о том, как лечить Ларису, а не о том, как бы половчее скрывать ее наркоманию от общественности.
– Прошу тебя не вмешиваться в это. Десерт закажем?
– Мне не нужно. Себе закажи, если хочешь.
Сладкого он не хотел, а Анита вообще никогда, сколько он помнил, десерт не заказывала, она питалась строго по науке, берегла здоровье и фигуру.
Он помог ей надеть пальто, придержал перед сестрой дверь, ведущую на улицу.
– Где твоя машина? – спросил он, оглядываясь в поисках знакомого темно-синего «Фольксвагена». Его собственный джип «Тойота» стоял прямо перед входом.
– На Мясницкой, возле метро. Там же нет левого поворота, я и подумала, что пешком дойду быстрее, чем в объезд доберусь. Ты сам знаешь, какие всюду пробки.
– Пойдем, я провожу тебя до машины, заодно и прогуляюсь.
Он лукавил. Здесь, неподалеку, в одном из переулков находилась мастерская Ларисы. Да, Аниту можно понять, в периоды «этого» Ларка совершенно невыносима, и только сильно любящий человек в состоянии не раздражаться и не приходить в бешенство от ее поведения. Но когда она в норме, когда вдохновенно и увлеченно работает, она становится просто замечательной. Нежной, доброй, веселой, остроумной, такой яркой и живой, что в нее невозможно не влюбиться. Наверное, Аните просто не повезло, она чаще видела его жену в измененном состоянии, чем в нормальном, и не может оценить ее истинное очарование и прелестную непосредственность, которые в свое время так подкупили его самого. Сейчас Ларка именно такая, а увлеченность работой, он знал, придает ей еще больше привлекательности. Вот бы уговорить Аниту зайти в мастерскую! Он уверен, она сразу же изменила бы свое мнение о его жене.
Но как предложить ей зайти к Ларисе после такого разговора?
Они молча шли в сторону метро «Чистые пруды», водитель Риттера, он же охранник, оставил машину и двигался следом, держась в нескольких метрах позади. Риттер лихорадочно перебирал в уме всевозможные варианты, как затащить Аниту в мастерскую.
Внезапно он заметил, что сестра прихрамывает. Причем с каждым шагом все больше и больше.
– Что с тобой? Нога болит?
– Да нет, мозоли натерла, – с досадой скривилась Анита. – Надела сегодня новые ботинки. Черт, еле иду. Надо пластырь купить и заклеить ноги, только вопрос, где это сделать.
– Как – где? В аптеке. Ты что, не знаешь, где пластыри продают?
– Где продают пластыри, я знаю, – усмехнулась Анита, – я не знаю, где можно раздеться.
– Зачем тебе раздеваться?
– Валерий, знаешь, чем мальчики отличаются от девочек? – Теперь Анита шла совсем медленно, стараясь уменьшить боль. – Не тем, о чем ты подумал. Мальчикам, чтобы заклеить мозоль, достаточно снять ботинок и носок. А девочкам нужно снимать брюки и колготки. В условиях бульварной скамеечки это довольно проблематично.
– Так давай зайдем к Ларке в мастерскую, – обрадовался он неожиданной удаче, которая сама приплыла в руки. – Это здесь рядом, вон в том переулке. У нее и пластырь наверняка найдется, в аптеку идти не нужно. Заодно посмотришь, где она работает, ты же ни разу у нее не была.
Анита остановилась, в задумчивости глядя на блестящие узконосые ботинки, спрятавшие в своем кожаном нутре источник невыносимой боли. Потом нехотя кивнула:
– Ладно, давай зайдем. Выхода другого я не вижу. Только я прошу тебя, Валерий, мы заходим ровно на три минуты, я иду в ванную, или что там у нее есть, заклеиваю ноги, и мы сразу же уходим. Никаких чаепитий, никаких посиделок с разговорами. Не жди, что я буду любезничать с Ларисой. И не обижайся. Хорошо?
