– Ребята, я, может, кого-то здесь огорчу, но я стала звездой потому, что у меня талант. Дар Божий. А кто не хочет, пусть мои песни не слушает.
Однажды Шамиль исчез на полгода. А когда появился, выложил перед ней несколько плотных пластиковых пакетов с белым порошком и сказал: ты завтра едешь на гастроли в Красноярск. Ты должна вот это спрятать куда-нибудь в свой багаж. Там тебя найдет человек, и ты отдашь ему. Посмотри внимательно на фотографии и запомни. Ты должна знать его в лицо.
– С ума сошел? – прошептала Анжела. – Я не хочу, не могу, боюсь...
– Ты должна это сделать. Для меня.
– А если нет?
– Тебе будет очень плохо.
У нее началась истерика, она рыдала, задыхалась, он принялся ее утешать, взял на руки, закрыл ее рот своими твердыми горячими губами, быстро снял с нее одежду, разделся сам, и все произошло сначала на ковре в гостиной, потом в спальне, потом на кухне, куда они вроде бы отправились сварить кофе. Она поняла, как дико по нему соскучилась за эти полгода. Пусть он бандит, пусть он заставляет ее перевозить наркотики, но все равно второго такого нет и не будет.
Пакеты с героином она сложила в чемодан, спрятала кое-как между шмотками и сдала в багаж вместе с аппаратурой. Конечно, ее трясло, во рту было страшно сухо, но все прошло благополучно. Девушка, принимавшая багаж, застенчиво попросила у нее автограф. В Красноярске рано утром к ней в гостиницу, прямо в номер, постучался человек, которого она видела на фотографиях и тут же узнала. Он вежливо поздоровался, упаковал пакеты в спортивную сумку. И все.
С тех пор почти в каждую гастрольную поездку ей приходилось что-то брать и передавать. Не обязательно наркотики. Иногда это были крупные суммы денег, иногда папки с документами, видеокассеты, компьютерные диски. Она почти привыкла. Случалось, что она давала незапланированные концерты в отвязных молодежных клубах ради того, чтобы ее милый Шамиль получил возможность сбыть очередную партию синтетической «дури» мальчикам и девочкам, разгоряченным ее песнями.
Мальчиков и девочек ей не было жаль. У каждого есть выбор. Никто насильно не заставляет ширяться и принимать «колеса». Информации о вреде наркотиков достаточно, и если есть мозги, то ты знаешь, на что идешь, что с тобой потом будет. А если мозгов нет, так тебя тем более не жалко. Кому нужны придурки? Мир и так тесен, народу слишком много.
У нее, например, у Анжелы Болдянко, хватило воли не подсесть на иглу, хотя кому-кому, а уж ей, с ее бешеным ритмом, с нервными перегрузками, взлетами и падениями, невероятно трудно было держаться. Куда труднее, чем простым смертным. Она с самого начала запретила себе даже пробовать.
«Я у себя одна, любимая, – говорила Анжела, когда ехидные журналисты задавали ей вопросы о наркотиках, – я себя не на помойке нашла и совершенно не собираюсь там оказаться».
Однажды ей надо было перевезти пятьсот тысяч долларов. Она опять воспользовалась чемоданом, и только в автобусе, который вез группу в аэропорт, увидела, что у ее ударника Игорька чемодан точно такой же. Слегка заволновалась, но тут же нашла выход. Просто прикрепила к ручке свой брелок от ключей с крошечным плюшевым медвежонком, чтобы не перепутать.
Но в аэропорту Игорьку понадобилось что-то достать из своего чемодана, перед тем как сдать его в багаж, и он, конечно же, перепутал. Она увидела, что происходит, только когда раскрытый чемодан лежал на полу неподалеку от таможенников и Игорек, присев перед ним на корточки, держал в руках толстые голые пачки долларов, перетянутые резинками.
У Анжелы так сильно закружилась голова, что она чуть не упала. На ватных ногах шагнула к Игорьку и громко засмеялась:
– Ну что варежку разинул? Не радуйся, они фальшивые.
Она кожей ощутила, какая жуткая, ледяная тишина повисла вокруг. Все – таможенники, пассажиры, ребята из ее группы, смотрели на нее и молчали.
– О Господи, да вы что, забыли мой лучший клип, где идет долларовый дождик?! – весело крикнула она. – Это те самые бумажки, я хочу повторить клип вживую на концерте!
Все обошлось. Двое молодых таможенников попросили у нее автографы. Потом пришлось объясняться с ребятами. Клип с долларовым дождем действительно был, но никому в голову не могло прийти, что она собирается сделать его концертным номером. Впрочем, идея показалась неплохой, и чуть позже пришлось выдумать историю о том, что чемодан с фальшивыми бумажками сперли прямо из гостиничного номера.
Шамилю она все рассказала на Кипре, когда прилетела к нему после гастролей. На день рождения он подарил ей изумрудный комплект, стоивший не многим меньше той суммы, которую она перевезла в чемодане. В маленьком неприметном банке он открыл счет на ее имя, но предупредил, что это его деньги. Те, которые не должны нигде светиться. В Москву она прилетела одна, он остался, и куда делся потом на следующие три месяца, она не знала.
Когда он появился, она заметила в нем нехорошие перемены. Он стал груб. Он нервничал. Однажды он вызвал ее на свидание в загородный дом, который находился в недостроенном поселке для новых русских. Она приехала на своей машине и прихватила свою собачку, пекенеса Клуни, с которой почти никогда не расставалась.
Шамиль запер дверь, грубо втащил ее в гостиную, ткнул в лицо журнальный снимок, где она просто беседовала со стареющим тусовщиком Стасом Герасимовым, и тихо спросил:
– Что у тебя с ним было?
У нее с ним ничего не было и быть не могло. Она так и сказала Шамилю, при этом даже рассмеялась.
– Ты знаешь, кто он? – еще тише спросил Шамиль.
– Придурок. Липкий сальный тип. Слушай, ну что ты завелся? Мало ли какая мразь ко мне клеится?
– Тебе известно, кто его отец? – вопрос прозвучал совсем спокойно и даже ласково. По лицу Шамиля скользнула тень улыбки, и Анжела окончательно расслабилась.
– О Боже, солнце мое, откуда мне знать, кто его отец? Я даже не помню, как его зовут.
– Врешь, – Шамиль покачал головой и оскалился, – его отец работал в КГБ и посадил моего отца.
Анжела поняла, что отнеслась к вопросу слишком легкомысленно. Откуда ей было знать, кто у Герасимова папа? Таких липких вокруг нее крутилось много, наиболее противных и бесполезных она отшивала, с прочими поддерживала легкие, ни к чему не обязывающие отношения. Стас Герасимов достал ее своими ухаживаниями довольно серьезно, и отшила она его грубо, обидно. Позже до нее докатились слухи, что он болтает, будто это она его достала. Более того, подлец Герасимов в качестве одного из доказательств их близкого знакомства рассказывал, будто Анжела давно сидит на «колесах».
Легенда о «колесах», конечно же, взбесила Шамиля. Анжела очень много о нем знала, и сама мысль о том, что она может употреблять наркотики, сводила его с ума. Но то, что отец Герасимова служил в КГБ и причастен к аресту отца Шамиля, было действительно ужасно. Когда речь шла о близких родственниках, об отце, матери, братьях и сестрах, Исмаилов мог перегрызть глотку, не разбираясь, кто виноват, кто прав.
Анжела так испугалась, что стала путаться в объяснениях. Он озверел и уже ничего не слышал, на ее возражения ответил ударом в лицо, завелся еще больше и стал жутко, методично избивать. Бил по лицу ногами. Клуни отчаянно затявкал и вцепился ему в штанину. Он отшвырнул его с такой силой, что пес разбил голову об угол мраморного кофейного столика.
Орать и звать на помощь было бесполезно. Она знала, вокруг ни души. Лицо ее превратилось в кровавую массу. Клуни затих в углу. Анжела потеряла сознание.
Очнулась она в своей машине, на заднем сиденье. За рулем сидел незнакомый кавказец. Мертвая собака лежала на полу. Анжела не могла говорить, тихо простонала, и человек за рулем произнес, не оборачиваясь:
– Я оставлю тебя в твоем дворе. Приедет «скорая». Ты скажешь, что это сделали трое неизвестных пацанов. Если скажешь что-то другое, тебе не жить. А будешь умницей, Шамиль поможет, оплатит лечение. Ты все поняла?
Анжела поняла. И сделала так, как было приказано. Правда, позволила себе одну мелочь. Когда немного пришла в себя, отправила факс в кипрский банк, сообщила, что у нее украли кредитную карточку и она просит поменять кодовый номер.
