растерянности и волнения, как на перроне Ленинградского вокзала, куда она, вместе с другими, пришла провожать Николая. Были здесь мать и друзья призывника.
Наташа видела, а скорее чувствовала, что всей душой он тянется к ней. Взгляд его был рассеян, на вопросы он отвечал невпопад и все время нервно посматривал на часы.
Мать понимала сына лучше других и не обижалась.
Наступала минута прощания. Наташа за короткое время успела раз семь покраснеть и столько же раз побледнеть.
Последние слова, которые Николай бросил с подножки набирающего скорость поезда, были обращены точно в пространство:
— Береги себя… Я буду писать…
Провожающие сочли, что сказано это было Наташе. Только мать думала по–другому.
— Береги себя… — глотая подступившие слезы, повторяла мать вслух и шла все быстрее и быстрее за поездом.
Что–то еще кричал Николай с подножки, но слова тонули в грохоте подошедшего слева воинского эшелона.
Спустя две недели Наташа получила первую весточку.
Пока Николай находился в запасном артиллерийском полку, письма от него приходили редко. Через три месяца, когда его направили на передовую в одну из дивизий Первого Белорусского фронта, он стал писать каждую неделю.
Его письма Наташа заучивала наизусть. Закрыв глаза, она ясно представляла себе даже отдельные слова, переносы, знаки препинания. А что бы она отдала за то, чтоб прочитать строчки, густо зачеркнутые чернилами!
О себе Николай почти ничего не сообщал. Наташа больше знала о его друзьях по взводу, чем о нем самом. Но и это не мешало ей строить в своем воображении картины таких сражений, где самая выдающаяся роль отводилась Николаю.
Наташа знала, что он смелый, отважный, и если еще не герой, то только потому, что ему не представилось подходящего случая.
…Так месяц за месяцем проходили годы.
Кончилась война, а Николай все еще оставался в армии. Наташа была уже на третьем курсе филологического факультета университета. Виктор Ленчик — тоже на третьем, но на юридическом. Все эти годы он ходил за ней по пятам, как ее тень. Первое время Наташа пыталась запретить ему ухаживать за собой, но убедившись в бесполезности этого, махнула рукой.
В 1947 году, отслужив пять лет, Николай вернулся домой. И в этот же день без всяких предварительных телефонных звонков явился к Луговым.
Наташа ахнула.
Засуетилась и Елена Прохоровна.
Широкоплечий, возмужавший, с двумя рядами орденских планок на военной гимнастерке, Николай стоял перед Наташей и растерянно молчал. Такой красивой он ее еще не видел.
Выручила мать.
— О! Да вы совсем стали мужчиной. Вас и не узнаешь! — невольно любовалась она Николаем и вела его за руку в комнату.
Обед был праздничный.
На деньги из своей пенсии Наташа купила бутылку кагора. После двух рюмок она так раскраснелась и стала так дурачиться, что матери приходилось ее сдерживать.
Много говорили, вспоминали общих друзей, танцевали, пели. Вечер прошел весело.
Но этим же вечером в самые светлые и чистые чувства и думы Наташи Елена Прохоровна вогнала большую занозу.
— Он тебе не пара! — закуривая папиросу, сказала она дочери, когда та вернулась, проводив Николая.
— Почему? — одновременно и испугалась и удивилась Наташа.
— По многим причинам. Думаю, что ты и сама скоро в этом разберешься. Пора уже быть взрослой.
Елена Прохоровна ушла в свою комнату, оставив Наташу в недоумении.
С этого времени между матерью и дочерью так и осталась недоговоренность по поводу дружбы Наташи с Николаем. Николай чувствовал холодок со стороны Елены Прохоровны, доходящий порой до неприязни. В декабре, когда райком партии предложил ему пойти работать в милицию — проводилось усиление милицейских органов за счет демобилизованных фронтовиков, — он зашел к Луговым посоветоваться. Елена Прохоровна сделала большие глаза.
— Как? В милицию?! И кем же?
— Простым милиционером.
— И что же вы думаете делать?
— Думаю дать согласие.
— Дать согласие? — лицо Елены Прохоровны стало таким кислым, словно она проглотила целый лимон. — Милиционер? Очень, очень оригинально.
Присутствовавшая при разговоре Наташа молчала, но вечером, когда они возвращались из кино, она спросила:
— Коля, ты в самом деле решил стать милиционером?
— А что, разве это позорно?
Наташа пожала плечами. От Николая она всегда ждала чего–то особенного, большого, такого, что не всякому по плечу. А тут вдруг — милиционер.
— А ты не думал над тем, что это может помешать… — Наташа замялась. Но Николай ее понял.
— Помешать? Нет, это не может помешать. Я дал согласие и не жалею об этом.
— Коля, может быть, удастся найти другую работу? А потом, почему ты не хочешь поступить в институт на очное отделение?
Николай промолчал. Как ей сказать, что у него на иждивении мать и что двое они не проживут на студенческую стипендию?
— Если хочешь, я поговорю с папиными друзьями, они помогут устроиться.
— Не нужно ни с кем говорить, — мягко ответил Николай. — И вообще не плачь надо мной, как над покойником. Я еще жив.
В этот вечер они расстались сухо и холодно. Наташа была недовольна тем, что Николай с ней не считается. Он же не мог примириться с отношением Наташи к его будущей профессии, с ее чувством жалости и стыда за него.
Проводив Наташу, по дороге домой Николай вдруг представил себя в милицейской форме, на посту. Мимо идет Елена Прохоровна. Она отвернулась, делая вид, что не замечает. Ей неудобно даже поздороваться. А Наташа? Подойдет или не подойдет? Может быть, и ей будет стыдно признать в милиционере старого друга?
Эта внезапно возникшая картина развеселила Николая.
«Пойду!»
Через неделю он оформился в милиции на одном из московских вокзалов. Вокзал этот был большой, шумный, как, впрочем, и все вокзалы столицы, с той лишь разницей, что правонарушений на нем статистикой было установлено больше, чем на других.
«Ну, что ж, — рассуждал Николай, — скучно не будет, Не на пенсию же иду». Ему присвоили сержантское звание.
Милицейская должность Николая окончательно испортила отношение к нему Елены Прохоровны. Она считала зазорным пригласить его к себе, когда у них были гости. Николай это понимал. При встречах Наташа стала грустней и задумчивей. Иногда, перебирая его пальцы в своих руках, она подолгу молчала. Молчал в такие минуты и Николай.
Больно было Наташе, что о ее любимом и Ленчик, и мать говорят так желчно и зло. Сказать об этом Николаю она не могла, так как знала, что этим она его только огорчит.
…Прошло два года работы Николая в милиции.
Наташа заканчивала университет.
Сегодня она только что пришла с государственного экзамена и чувствовала себя очень усталой. Утром она звонила Николаю и просила заехать к ней к
