Доктор никогда не ел с ними, даже с фельдшером никогда не садился за один стол. Если он приезжал надолго, на целый день, то еду привозил с собой. Существовала маленькая комнатка, в которой он переодевался. Там находилось и два стула. Однажды Иван пришел мыть там пол. Он увидел у доктора на столе еду. Он только посмотрел, не попросил. А доктор протянул ему хлеба с колбасой, налил что-то темное и горячее в стакан и сказал по-русски, очень тихо:
– Сядь, Иван. Попей со мной чайку. Иван не стал садиться, ел и пил стоя.
– Иван, ты русский? – спросил доктор еще тише. Иван ел молча и сосредоточенно. Жевать хлеб и колбасу одними деснами очень трудно. Он привык к крупе с водой.
– Ты ведь слышишь и понимаешь меня, – продолжал доктор, – ты ешь свинину, а мусульманин не стал бы.
Колбаса оказалась очень вкусной. Наверное, и не колбаса вовсе, а что-то другое. Мусульмане такого не едят.
– Хочешь еще ветчины? – спросил доктор, когда Иван все съел.
Он вспомнил, как это вкусное называется: ветчина. Ее делают из свинины. А мусульмане не едят свинину. Доктор протянул ему еще.
– Только не спеши, Ваня. Я тебе отдам весь этот пакет, но ты не съедай все сразу. Ладно? Оставь себе на вечер.
Когда доктор приехал опять, он привез еду специально для Ивана и еще раз сказал:
– Только не спеши. Ты очень давно не ел нормальной пищи. Привыкать надо постепенно, а то разболится живот.
Иван следовал совету доктора – не спешил, хотя было очень вкусно. Доктор привозил ему не только ветчину с хлебом, но еще сыр, помидоры, яблоки, большие плитки шоколада. Он все аккуратно резал для Ивана, заворачивал в тонкие белые бумажки.
Иван узнал, что горячее коричневое в стакане называется «чай». Это слово его ошеломило. Оказалось, с ним связано столько всего странного, приятного, далекого. Чай сладкий, с ним легче становилось жевать деснами, где-то когда-то Андрюха пил чай. Но Андрюха умер.
Доктор поил Ивана горячим чаем и говорил с ним по-русски, очень тихо. Если кто-то из чужих оказывался рядом, доктор сразу замолкал. Иван почти не понимал, о чем говорит доктор. Только отдельные слова. Но они рассыпались у него в голове. Андрюха бы понял, но он умер. Ивану просто нравилось слушать русские слова и пить горячий сладкий чай.
Красивые пакеты и бумажки от еды, которую привозил доктор, Иван аккуратно складывал и хранил в укромном месте, в хлеву, где спал, под соломой. Особенно красивыми оказались бумажки от шоколадок – сверху с цветными картинками, а внутри находились еще блестящие. Иван разглаживал их ногтем и складывал отдельно.
Все! Сегодня наконец Саня приезжает. Но видеть его совершенно не хочется. Пусть остается, живет здесь сколько влезет, а ей, Маше, покупает билет прямо на завтра.
Утром на пляже опять подсел, вернее, подлег какой-то хлыщ и так сочувственно стал объяснять:
– То, что вас, девушка, до сих пор не изнасиловали и не убили, просто чудо. Предлагаю свою защиту, бесплатное проживание в хорошем пансионате, в отдельном номере со всеми удобствами.
– Главное из удобств – вы сами? – спросила Маша.
– Естественно! – кивнул он и этак нежно большим пальцем провел по ее ноге.
– Пожалуйста, если вам не сложно, оставьте меня в покое, – устало вздохнула Маша и неожиданно для себя добавила:
– С чего вы взяли, будто я одна? Я приехала в гости к Вадиму Николаевичу. Просто он занят.
– Тогда другое дело. Извините, – хлыщ исчез. «Вот так! – усмехнулась про себя Маша. – Еще раз спасибо господину с черной „Тойотой“. Возможно, этот хлыщ никакого Вадима Николаевича и не знает, но ведь сработало!»
Сейчас, следя за поднимающейся в джезве кофейной пеной, Маша сожалела, что не воспользовалась приглашением Вадима Николаевича. Думала спокойно, не одергивая себя, не называя это глупостью и безумием. Кому, в самом деле, хранить верность? Сане? Первый красавчик курса снизошел до золушки-заморыша. «Ты не Шерон Стоун!» А ты Кевин Костнер, можно подумать!
На самом деле Саня действительно чем-то походил на Кевина Костнера. Но мало ли кто на кого похож?
Кофе опять убежал.
«Та самая Маша Кузьмина, у которой всегда убегает кофе!» – усмехнулась она.
Но усмехаться не стоило. Это плохая примета. Черная гуща на белоснежной плите… Хозяйка – чистюля, а тряпки у нее всегда воняют.
– Вот тебе, детка, поздний завтрак или ранний обед, – сказала себе Маша, оттерев наконец плиту и усаживаясь за стол, – между прочим, деньги кончились. Если Саня вдруг задержится, еду купить не на что. Чьи это мудрые слова: «Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда»?
– Сама с собой, что ли, разговариваешь? Роль репетируешь? – услышала Маша голос хозяйки и вздрогнула.
Хорошо, хоть сынок ее уехал. Но теперь ей скучно. А Маша имела глупость в первый же день сообщить, что учится в театральном училище. Сейчас впору нести джезву и тарелку с бутербродом к себе в комнату!
Хозяйка с рассеянным видом присела на лавку у стола.
– А Соломина Юрия видела? – небрежно спросила она.
Маша молча кивнула.
– Ну и как?
– Замечательно.
– А жена у него какая?
– Жену не видела.
– А любовница есть, не знаешь?
– Понятия не имею.
– А этого, как его? Ну, Штирлица видела?
– Не помню.
– Как не помнишь?! – возмутилась хозяйка. – Как это можно не помнить?! Он старый уже стал, Штирлиц-то… А какой был мужчина! Слушай, а вот скажи, чтоб в фильме сняться, надо с режиссером переспать?
– Галина Ивановна, – терпеливо стала объяснять Маша, отставляя чашку и закуривая, – я закончила второй курс. Про фильмы пока ничего не знаю. Но думаю, спать с режиссером вовсе не обязательно.
– Ничего ты не знаешь, не помнишь, – разочарованно фыркнула хозяйка, – даже сериалы не смотришь. Вот там актеры, там игра! Ты «Просто Марию» смотрела? Нет. А я – все серии. Вот объясни мне, почему наши так не могут? Попробовали снять эти, как их? «Петербургские тайны». Ох, и скукота! Лучше бы не показывали, постыдились. Поучились бы у бразильцев!
– Кому что нравится… – пожала плечами Маша.
– Слушай, а у вас там, в театральном училище, все такие тощие, как ты?
– Нет, не все. Разные есть.
– Актриса должна быть в теле, – авторитетно заявила хозяйка, – что это за женщина – ни спереди ничего, ни сзади, ни по бокам?
Маша встала и отправилась к раковине мыть чашку и джезву.
– Ты гущу-то кофейную в раковину не лей, засор будет! – спохватилась хозяйка. – Вон в цветы выливай!
Терпеть осталось пять часов. Всего пять часов.
Санин поезд прибывает в двадцать сорок, а сейчас три. «И что я на Саню злюсь? – подумала Маша. – Он приедет, и все сразу станет хорошо. В самом деле, почему он должен ради меня отказываться от роли красавца вампира? Он ведь только уговаривал меня ехать в одиночестве и ждать здесь, а вовсе не заставлял. Он тоже ездил на юг в последний раз только в детстве, с родителями. Откуда ему знать, каково мне здесь одной?»
Запершись у себя в комнате. Маша решила скоротать время балетными упражнениями. Спинки кровати были металлические, никелированные. Она приспособилась одну из них использовать как балетный станок. Ничто так не успокаивало, как занятия у станка.
Взявшись за холодную перекладину. Маша стала командовать себе шепотом:
– Плие! Анкор плие! Гран батман!
Прозанимавшись больше часа, Маша улеглась на кровать с книгой воспоминаний Алисы Коонен.
Наконец стрелки наручных часиков показали половину восьмого. Маша умылась, причесалась и отправилась на вокзал. Поезд прибыл точно по расписанию, в двадцать сорок. Она стояла у девятого вагона. Начали выходить пассажиры. Прошло двадцать минут. Почти все вышли. Сани не было.
«Вот ты и накаркала себе! – зло усмехнулась Маша. – Вот тебе и убежавший кофе!»
Она подошла к проводнице.
– Скажите, пожалуйста, в вагоне кто-нибудь еще остался?
– У меня никого, – пожала плечами проводница.
«Может, я перепутала вагон? Или Саня что-нибудь перепутал?»
