Клинг улыбнулся:
– Я продаю автоматический извлекатель яблочных сердцевин.
– Мы яблоки не едим, – ответила девушка.
– Наш агрегат вылущивает семечки и превращает их в волокна. К нему прилагается рекламный проспект, из которого вы узнаете, как из этого волокна можно ткать ткани.
Девушка подозрительно взглянула на него.
– Волокно можно получать шести цветов, – продолжал Клинг, – кофейный, светло-фиолетовый, ярко-красный…
– Вы себя хорошо чувствуете? – спросила девушка, несколько растерявшись.
– Матово-серый, – не дал сбить себя Клинг, – желто-зеленый и темно-красный. – Он помолчал. – Не интересуетесь?
– Идите к черту! – Та явно была шокирована.
– Меня зовут Берт Клинг, – абсолютно серьезно представился он. – Я из полиции.
– Вы говорите, как ведущий телешоу.
– Мне можно войти?
– А что я натворила? Снова оставила ту проклятую колымагу перед пожарным гидрантом? – спросила девушка.
– Нет.
И тут она атаковала:
– А где ваш жетон?!
Клинг его показал.
– Убедиться никогда не вредно, – сказала девушка. – Даже когда приходит коп. Каждый должен иметь документ при себе.
– Я понимаю.
– Так проходите же, – пригласила она. – Я – Клер Таунсенд.
– Я знаю.
– Откуда?
– Меня сюда направили ребята из клуба “Темпо”.
Клер молча взглянула на Клинга. Она была высокого роста. Даже босиком доставала Клингу до плеча. Обуй она туфли на высоких каблуках, немало американцев среднего роста схлопотали бы комплексы. Волосы у неё были черные. Не темные, а именно черные, как беззвездная и безлунная ночь. Темно-карие глаза оттеняли черные брови. Прямой нос, крутые скулы и ни следа косметики. Одеты она была в белую блузку и тесные черные брюки, зауженные к обнаженным лодыжкам. Ногти на ногах были покрыты ярко-красным лаком.
Она продолжала разглядывать его.
– Зачем вас сюда послали? – наконец спросила она.
– Они сказали, что вы знали Дженни Пейдж.
– Ох, – девушка вдруг покраснела. Слегка потрясла головой, словно стараясь скрыть это, и сказала: – Ну проходите же.
Клинг прошел за ней в квартиру. Та была обставлена во вкусе среднего класса.
– Садитесь, – предложила она.
– Спасибо. – Он сел в низкое кресло. В нем было ужасно неудобно, но приходилось терпеть.
Клер подошла к низкому столику, открыла шкатулку с сигаретами, взяла одну.
– Вы курите?
– Нет, спасибо.
– Вы сказали, вас зовут Клинг, не так ли?
– Да.
– Вы детектив?
– Нет, патрульный.
– Ага. – Клер закурила, загасила спичку и снова взглянула на Клинга. – Какое отношение вы имеете к Дженни?
– Я хотел спросить вас о том же самом.
Клер усмехнулась.
– Я спросила первая.
– Мы знакомы с её сестрой. Она меня попросила.
– Угу, – кивнула Клер. Затянулась сигаретой и скрестила руки на груди. – Тогда продолжайте. Спрашивайте. Вы же полицейский.
– Почему вы не садитесь?
– И так целый день сижу.
– Работаете?
– Учусь в университете, – сказала Клер. – Хочу стать социологом.
– Почему именно социологом?
– А почему нет?
Клинг улыбнулся:
– На этот раз я спросил первым.
– Потому что хочу заняться людьми до того, как они попадут в руки полиции.
– Это звучит разумно, – признал Клинг. – Почему вы ходите в клуб “Темпо”?
Она сразу насторожилась. Он буквально видел, как её глаза затянула темная пелена, словно защитная завеса. Отвернувшись, она выпустила шлейф дыма.
– А почему бы и нет? – спросила она.
– Я уже вижу, как будет развиваться наша беседа, – усмехнулся Клинг. – Почему? А почему бы и нет?
– Это намного лучше, чем “потому что потому”, вам не кажется? – её голос зазвучал язвительно. Он удивился, с чего бы вдруг она так сразу отказалась от предыдущего дружеского тона. Взвесив её возможную реакцию, решил ударить напрямую:
– Ребята в клубе для вас слишком юны, вам не кажется?
– А вы начинаете быть бестактным, вам не кажется?
– Да, – согласился Клинг, – начинаю.
– Наше знакомство слишком мимолетно, чтобы раскрывать свою душу, – холодно сказала Клер.
– Хаду не больше восемнадцати…
– Послушайте…
– А Томми сколько? Девятнадцать? И у них обоих в голове ещё ветер гуляет. Почему вы ходите в “Темпо”?
Клер погасила сигарету.
– Пожалуй, вам лучше уйти, мистер Клинг.
– Я только что пришел, – напомнил он ей.
Она отвернулась.
– Послушайте, давайте откровенно. Насколько я знаю, я не обязана отвечать на вопросы, которые касаются моей личной жизни. Отвечать я должна была бы только, подозревай вы меня в тяжком преступлении. А если уж совсем напрямую, я не обязана отвечать ни на какие вопросы какому-то заурядному патрульному. Другое дело, явись вы официально, а вы признали сами, что это не так. Мне нравилась Дженни Пейдж, и я бы рада помочь, но если вы будете на меня давить, то здесь мой дом, а мой дом – моя крепость, и извольте убираться отсюда.
– О’кей, – прокудахтал растерянный Клинг. – Простите, мисс Таунсенд.
– О’кей, – сказала и Клер.
Воцарилась тишина. Клер взглянула на Клинга. Клинг взглянул на нее.
– И вы простите, – сказала наконец Клер. – Мне не стоило так возмущаться.
– Нет, вы были совершенно правы. Мне не нужно совать нос…
– Но и я не должна была…
– Нет, конечно, я был не прав…
Клер прыснула. Клинг тоже рассмеялся. Все ещё хихикая, она упала в кресло. Потом спросила:
– Что-нибудь выпьете, мистер Клинг?
Клинг взглянул на часы.
– Нет, спасибо.
– Для вас слишком рано?
– Ну…
– Для коньяка никогда не рано… – поучала она его.
– Я никогда коньяк и не нюхал, – признался он.
– В самом деле? – её брови медленно полезли кверху. – О, мсье, тогда вы лишились наибольшего удовольствия на свете. Немножко, да? Каплю?
– Если только капельку…
Подойдя к бару с дверцами, обтянутыми зеленой кожей, она открыла их и выбрала бутылку с соблазнительно выглядевшей янтарной жидкостью.
– Коньяк, – торжественно провозгласила она, – король всех крепких напитков. Он годится в хайболл, коктейль, пунш, в кофе, чай, горячий шоколад и даже с молоком.
– С молоком? – переспросил пораженный Клинг.
– Вот именно, с молоком. Но лучший способ насладиться коньяком – пить его чистым.
– Вы, похоже, специалистка, – сказал Клинг.
Ее глаза внезапно вновь скрыла пелена.
– Меня кое-кто научил его пить, – блеклым тоном сказала она, а потом налила понемногу в высокие бокалы грушевидной формы. Когда она снова обернулась к Клингу, пелены на глазах уже не было.
– Заметьте, что бокал наполнен только до половины, – обратила она его внимание. – Это чтобы вы могли покачивать бокал в руке и не расплескать содержимого.
Подала бокал Клингу.
– Покачивание и вращение перемешивают коньячные пары с воздухом в бокале, от чего усиливается аромат. Покрутите бокал в руке, мистер Клинг. Коньяк согреется, и вы ощутите его аромат.
– Вы его нюхаете или пьете? – с любопытством спросил Клинг и потряс бокал в своих громадных ручищах.
– И то и другое, – ответила Клер. – И все это позволяет насладиться коньяком. Ну, попробуйте!
Клинг отхлебнул как следует. Клер, не выдержав, даже пыталась остановить его рукой.
– Подождите! Господи Боже, его нельзя пить залпом! Это грех – так хлестать коньяк. Пригубите его, подержите на языке…
– Простите, – извинился Клинг. Пригубил коньяк и попытался его распробовать. – Прекрасный! – сказал он.
– Крепкий, – добавила она.
– Мягкий, – уточнил он.
– Конец рекламы.
Они сидели молча, наслаждаясь коньяком. Он чувствовал, как по телу разливается приятное тепло. На Клер Таунсенд приятно было взглянуть и приятно поговорить. Снаружи седой осенний полумрак затягивал улицу.
– Так вот насчет Дженни, – начал он. Ему бы не хотелось говорить о смерти.
– Да?
– Вы её хорошо знали?
– Думаю, как и все. Мне не кажется, что у неё было много друзей.
– Почему вы так думаете?
– Это сразу видно. Такая потерянная душа. Такая красотка, и совершенно потерянная. Боже, я отдала бы все на свете, чтобы выглядеть, как она.
– Ну, вы тоже неплохо выглядите, – усмехнулся Клинг и отхлебнул из бокала.
– Это все теплый янтарный жар коньяка, – сказала Клер. – При дневном свете на меня без слез не взглянешь.
– Ну, это вы зря, – не отступал Клинг. – Где вы с ней впервые встретились?
– В “Темпо”. Она пришла как-то вечером. Думаю, её пригласил какой-то парень. Во всяком случае, название и адрес клуба у неё были записаны на бумажке. Она мне её показала, словно входной билет, а потом просто сидела в углу и даже танцевать не хотела. Похоже было… как бы это объяснить… Была там, но словно её и не было. Вы встречали таких людей?
