имею, – пробурчал Агеев.
– Что-то ты грозен стал, как я погляжу. – Сметанин снова засмеялся, у него было легкое, ничем не омраченное никакими заботами настроение. – С такой женщиной, как Раиса Ивановна, можно мешок сотенных совершенно спокойно пускать в дело – никто ни о чем не догадается. Нет, Агеев, тебе определенно надо выдать премию… И медаль на грудь.
Для Сметанина Раиса сняла в областном центре квартиру – уютную, тихую, из двух комнат, с отдельным входом, Сметанин квартирой был доволен: хорошая крыша на случай, если надо будет лечь на дно, – заплатил за год вперед, холодильник набил продуктами, поставил несколько бутылок водки и сухого белого вина – к сыру и рыбе, к мясу Сметанин предпочитал красное вино, как и положено по законам стола и гастрономии, – достал шесть бутылок терпковатой, чудом сохранившейся в областных продуктовых подвалах «бычьей крови», которая, как гласила молва, не уступала знаменитому бургундскому. «Бычья кровь» требовала комнатной температуры, поэтому Сметанин держал картонный ящик с красным вином в комнате.
– Куда столько вина? – хмуро поинтересовался Агеев.
– Разве это много? Уж лучше я буду стоять в очереди к собственному ящику за вином здесь, чем в магазине, среди пахнущих клопами клошаров, к прилавку… Как считаешь? Это первое правило. И второе – вина никогда не бывает много, бывает мало закуски. Согласен, брат Агеев?
Агеев на это ничего не сказал.
– Золотая женщина Раиса Ивановна, – в третий раз похвалил напарницу Сметанин, он не мог сдержать в себе некое хмельное щенячье настроение, ощущение легкости – все было хорошо, и Сметанин этому радовался. Радовался солнечному дню нынешнему, тому, что он молод, подвижен, ладное тело слушается его, вообще в нем все с толком подогнано, сбито: костяшка подогнана к костяшке, мышца к мышце, одежда к телу. – Всем хороша женщина. Везде хороша – и на улице, и в постели.
Того, что было в самолете, больше не было – Агеев уже не прикасался к Раисе – не имел права.
С экипажем Сметанина Шайдуков встретился ранним утром. Шайдуков задавал вопросы, а неуклюжий очкастый лейтенантик, которого Сметанин видел впервые, записывал ответы в большую амбарную книгу. Вопросы были вялые, неточные – Шайдуков не умел ставить их ребром, как это, например, делал Хомырь, – то ли обидеть кого-то боялся, то ли специально избирал метод «вокруг да около», чтобы не дать понять, чего он добивается. Сметанин все понял и, усмехнувшись, заявил напрямую:
– Ты, старлей, не тяни, спроси лучше в лоб, чего хочешь, а я также в лоб отвечу…
Но Шайдуков не стал задавать вопросы в лоб, продолжал вести вялую малопонятную игру, вхолостую тратил время, как не преминул заметить Сметанин, – сбить себя с намеченной тропки не дал, и тогда Сметанин неожиданно занервничал, потянулся за сигаретами – нераспечатанной пачкой «Кэмел», поспешно распечатал. Шайдуков отметил про себя, что пальцы у Игоря подрагивают. Меленько, едва приметно и, наверное, для допрашиваемого противно.
«В чем-то Сметанин замешан, – решил Шайдуков, – но в чем? Не в том же грехе, концы к которому я ищу, Сметанину это ни к чему… Сын достойных родителей, обеспеченный. В тяге к приключениям вроде бы не замечен. Осторожный. Так в чем же он замешан?» Если честно, Шайдуков не думал искать ответа на этот вопрос – Сметанина он опрашивал в обычном порядке. Как и всех летчиков, входящих в шесть экипажей, обслуживающих областные линии.
Размяв сигарету, Сметанин понюхал ее, беззвучно втянул в себя сухой щекотный дух, потом сунул руку в карман и достал зажигалку, которую как трофей передал ему Агеев. Он всего лишь несколько мгновений держал зажигалку в руке, а Шайдуков узнал ее и сделал инстиктивное движение к зажигалке; движение осталось незаконченным – зажигалки уже не было в руке Сметанина. Она исчезла молниеносно, Шайдуков даже не успел засечь, куда убрал ее Игорь Сметанин.
Протер глаза: это же зажигалка, которую он сам, лично купил в Москве у моряка дальнего плавания и подарил Семену. Она одна такая на весь район. На всю область, может быть, даже на весь Советский Союз. Моряк, правда, сказал даже на прощание, что эта зажигалка – фамильная, но какая же она фамильная, если на ней тиснут штамп «Сделано в Японии»?
Сметанин ощутил, что внутри у него все похолодело, холод ошпарил даже левую щеку; если появляется боль слева, на левом виске, в левой щеке, в левой половине головы, в левом плече, в левой ключице – в этом виновато сердце. Как же это он промахнулся? Это все Агеев виноват! Сколько раз говорил ему не брать ничего, кроме золотого песка! Зажигалку надо было выбросить в форточку – и дело с концом… Ан нет.
– Давай, старлей, поторапливайся, – овладев собой, спокойно произнес Сметанин, поглядел на часы, – мне надо готовиться к вылету. После работы можем повидаться еще.
У Шайдукова внутри тоже все похолодело, реакция что у него, что у Сметанина была одинаковая, и холод также резко ударил в голову, обжег виски, в волосах, как показалось Шайдукову, забегали мурашики с проволочными ногами. Очень неприятные мураши. Такое с ним происходило в минуты опасности. Он задержал в себе дыхание, выровнял бой сердца, проговорил спокойным тусклым голосом:
– Ну что ж, Игорь Леонидович, давайте встретимся после полетов.
Сметанин обрадованно повертел в руке сигарету, которую так и не зажег.
– Что, огня нету? – спросил Шайдуков.
– Нет.
– По-моему, вы только что зажигалку доставали… Не работает?
– Это не зажигалка, – ровно, без всякого выражения в голосе произнес Сметанин. – Брелок! Красивый брелок для ключей. Итак, до встречи. – Он церемонно поклонился.
Шайдуков, сам того не ожидая, также церемонно поклонился в ответ. Лицо у него закаменело, сделалось чужим.
– В райотдел, быстро в райотдел! – скомандовал он лейтенанту, когда Сметанин ушел.
Тот, ничего не понимая, захлопнул амбарную книгу.
– Что-то произошло?
– Потом, все потом! – Шайдуков проворно оседлал мотоцикл, стоящий под окнами аэрофлотовского домика. Везде эти казенные дома одинаковы, что тут, что в Клюквенном, что в Ивантеевке, одним человеком придуманы, одним человеком поставлены – никакого разнообразия.
Короткой дорогой, по пыльному, разбитому коровьими копытами проселку они быстро добрались до райотдела, Шайдуков выковырнул из ушей, из ноздрей пыль, отплюнулся.
– Очень большой шарман, – неожиданно засмеялся Гагаров.
– Чего?
– Да это мы
