– Плюнь! – сказал он девочке, когда они ехали в машине. – Что за дурацкая манера? Ты не корова.
Она кивнула и выплюнула жвачку ему на ладонь. Конечно, ее приучили выполнять все пожелания клиентов. Маленькая мразь. Шлюха.
В заднем кармане остались деньги, добытые из внутреннего кармана ее куртки, когда все уже было кончено. Двести пятьдесят евро и сто долларов. Доллары – доплата, которую она у него потребовала, глупая жадина. Он хотел ей сказать, что уже все заплатил ее сутенеру, но вовремя опомнился. Не стоило ее напрягать.
Евро ей дал кто-то другой, до него. Ну что ж, теперь эти грязные деньги послужат великому чистому делу. Они помогут освободить еще нескольких ангелов.
В ковбойке было два нагрудных кармана. В одном лежали тонкая золотая цепочка с маленьким кулоном – овальный темно-синий камень в золотой оправе и розовая пластмассовая заколка. Цепочку он снял с шеи мертвой самки. Для него не имело значения, что это золото, а камень скорее всего сапфир. Он не грабитель. Когда освобождается ангел, происходит колоссальный выброс энергии. Ей нет цены. Она настолько мощная, что может неживое сделать живым. Ее еще называют биоплазмидом. По сути, это сама жизнь, выраженная в энергетическом потоке. Камень впитал часть биоплазмида, он был теплым и слегка пульсировал под пальцем.
Заколку Странник нашел, когда чистил салон своей машины. Она никакого смысла не имела, но могла пригодиться. В другом кармане лежало самое главное. Пушистая каштановая косичка, бережно завернутая в бумажный носовой платок. Он развернул, поднес к лицу, втянул слабый яблочный запах детских волос. Его обдало жаром.
Итак, все правда. Еще один освобожденный ангел весело резвится высоко над облаками, в чистом сияющем небе.
* * *
Нина, бледная до синевы, курила и смотрела на деньги.
– Он не давал ей так много, – произнесла она чуть слышно и закашлялась, – а то, что она заработала за клип, сразу потратила на шмотки.
– Может, она копила? – спросил Соловьев.
– Кто? Женя? – подала голос физкультурница Майя. – Это невозможно. Она тратила все, до копейки. Сколько всего вы нашли?
– Пока тысячу четыреста евро.
– Что значит – пока? – Нина загасила сигарету и резко встала.
– Боюсь, придется провести повторный обыск, более тщательный, – сказал Соловьев и взял в руки большого, потрепанного плюшевого медведя.
– Нет! – крикнула Нина. – Это Мика, ее любимая игрушка, она спит с ним, не трогайте! Положите на место!
Мишка был мягкий, рыхлый. Соловьев тут же заметил у него на спинке аккуратный шов. Нитки совсем немного отличались по цвету. Майя молча подала ему маникюрные ножницы. Нина опустилась на пол, обняла колени, уткнулась в них лицом. Внутри игрушки была спрятана пачка, завернутая в тетрадный листок и перетянутая резинкой. Десять купюр по пятьсот евро.
Майя громко выругалась и упала в кресло. Что-то пискнуло под ее увесистым крупом. Тут же послышался томный гитарный перебор, и приятный баритон пропел:
На бледной шее девы Ангелины
Мерцают капли крови, как рубины.
В моей руке серебряный клинок.
Ах, Ангелина, как я одинок.
Колонки делали звук таким объемным, что казалось, певец появился здесь, в комнате.
– Кто? Откуда это? Зачем? – Нина вздрогнула и тревожно огляделась.
– Прости. Я нечаянно села на пульт. – Майя выключила стереосистему и посмотрела на Соловьева. – Это Вазелин. Певец такой. Знаете? Женечка его постоянно слушает. Слушала… Боже мой, не могу поверить…
Соловьев вызвал группу. Уже через час сумма выросла до двадцати тысяч. Часть денег обнаружили в потайном кармане зимней куртки, часть под стельками ботинок роликовых коньков.
– Украсть она не могла, – жестко сказала Майя, – я знаю Женю с рождения. Я не мать, всего лишь подруга матери, и мое мнение вполне объективно.
Нина молчала. Пока шел обыск, она сидела на полу, все так же, обняв колени, и на вопросы не отвечала.
– Ну как вы думаете, откуда? – тихо спросил Соловьев.
– Она могла заработать, – Майя пожала мощными плечами, – другое дело, каким образом? Мне сорок лет, у меня два высших образования, я за всю свою жизнь не держала в руках и половины такой суммы.
– Хватит! – Нина резко встала, шагнула к Соловьеву, уставилась на него сухими злыми глазами. – Это мои деньги. Я их спрятала. Женя совершенно ни при чем.
– С ума сошла? – Майя взяла ее за плечи. – Что ты врешь? Зачем?
– Не трогай меня! И вообще, все вы, уйдите, оставьте нас в покое! Не лезьте в нашу жизнь! Разгромили весь дом, испортили вещи моего ребенка. По какому праву? Женечка скоро вернется, а в ее комнату войти страшно, и есть в доме нечего, я из-за вас не успела сходить в магазин. Мне надо купить яблок, свежего салата, орешков.
Она не кричала, говорила четко, монотонно, как автомат. Все, кто был в комнате, застыли, глядя на нее.
– Может, врача вызвать? – шепотом спросил трассолог.
– Это вам надо врача, – Нина холодно усмехнулась, – вам всем, и тебе в том числе, Майка. У вас крыша съехала. Массовое помешательство. Дурдом. Выметайтесь отсюда, быстро!
– Нинуля, деточка, послушай, – физкультурница горько всхлипнула и обняла ее, – Жени больше нет, ее убили. Ты сама это знаешь. Ее нет. Ты поплачь, станет легче.
– Да, я поняла, – Нина спокойно отстранилась от нее, – я все поняла. Только пожалуйста, очень вас прошу, уйдите все, и ты, Майка, тоже уйди. Мне надо побыть одной.
Когда группа вышла из подъезда и все стали рассаживаться по машинам, Соловьев вспомнил, что у него кончились сигареты. Ларек был через дорогу. Перебегая на другую сторону, Дима заметил у обочины, прямо напротив подъезда, синий спортивный «Пежо». Небольшая легкая машина выглядела скромно и ничем не выделялась из вереницы автомобилей, припаркованных в переулке. Но стоила такая игрушка около пятидесяти тысяч. Дима обратил внимание на силуэт, который виднелся сквозь тонированные стекла.
Человек сидел на водительском месте. Наверное, ничего особенного в этом не было. Соловьев прошел совсем близко, заметил, что стекла приспущены, сантиметра на три, не больше, и из салона тянет табачным дымом.
«Ну и что? – спросил себя Дима. – Сидит человек в своей машине, курит, может, ждет кого-то или просто отдыхает».
«Пежо» стоял таким образом, что через ветровое стекло можно было наблюдать за подъездом, из которого только что вышла группа.
Сам не зная зачем, Дима нарочно замешкался рядом, стал доставать мелочь из кармана, уронил несколько монет. Пока поднимал, пересчитывал, услышал тихую трель мобильного. Человек в салоне тут же ответил.
– Нет. Я сейчас в конторе. У меня люди. Прости, не могу. Разумеется, она говорит, что меня нет на месте, я попросил ее. Она не врет, а выполняет свои служебные обязанности. У меня важные переговоры. Все, прости, дорогая. И я тебя… Да, да, заинька, я обязательно перезвоню, как только освобожусь.
У невидимки был низкий, очень солидный голос.
«Какое мне дело до него и до заиньки, которой он врет?» – подумал Соловьев, взглянул на номера «Пежо», дошел до ларька и больше не оглядывался. Покупая сигареты, услышал звук мотора. «Пежо» отъехал и исчез за поворотом.
Дима достал блокнот и записал номер.
Глава четвертая
После того как Борис Александрович случайно наткнулся на жуткие картинки в Интернете, он думал дней десять, что теперь делать? Было несколько вариантов. Первый, самый разумный, – просто забыть. Не лезть в это, не прикасаться к грязи.
Он видел Женю Качалову в школе. Она ничем не отличалась от других детей, но он не мог смотреть на нее, не мог спрашивать на уроках. Образы классической русской литературы, несчастные поруганные создания, от Сонечки Мармеладовой до Лолиты, сосредоточились для него в этой худенькой девочке.
