Ознакомительная версия.
Действительно ли только свидетеля? Может быть, причина упорного увиливания Давыдова от серьезного разговора заключается в том, что он замешан в преступлении и хочет избежать ответственности? Глава антидопинговой комиссии причастен к распространению допинга? Чего не бывает на этом свете! Особенно в нашем государстве, страдающем не столько от врагов, сколько от своих же чиновников. Это еще с советских времен повелось: какой начальник на чем сидит, тот тем и пользуется… Александр Борисович не относил себя к записным скептикам: напротив, свое мировоззрение он однажды, под пьяную руку, сформулировал как «выстраданный следовательский оптимизм». Но работа в Генпрокуратуре предрасполагает к самым печальным допущениям и выводам. Ну да ладно! Рановато строить догадки, пока не проведешь разведку боем: что же, собственно, за человек этот Тихон Давыдов?
А что же он, в самом-то деле, за человек?
Что тому было причиной — то ли температура воздуха, упорно не желающая снижаться даже в результате кратких бурных ливней, то ли расшалившееся подсознание — совершенно непонятно, только Александр Борисович постоянно ловил себя на том, что, разговаривая по телефону с Тихоном Давыдовым, воображает невидимого собеседника в крайне экстремальном, диковинном и наверняка имеющем мало общего с действительностью облике. Один раз это был действительно «неуловимый мститель», скакавший по среднерусской равнине с саблей на горячем гнедом коне и в буденовке. В другой раз Давыдов предстал в виде всадника опять же, только вместо сабли у него на боку находился кольт в кожаной кобуре, вместо буденовки голову украшала стетсоновская шляпа, а пейзаж лишился русских черт и смахивал на прерию. По-видимому, вся картина должна была изображать «неуловимого Джо». В третий раз, когда Турецкий негодовал по поводу того, как это Давыдову удается так ловко испаряться, он вообразил себе главу антидопингового комитета в виде джинна, который, завершив свои колдовские делишки, уползает обратно в медный кувшин, разукрашенный арабскими узорами, — до такой степени явственно, что набросал эту визуализацию духов шариковой ручкой на полях лежавшей перед ним в тот момент газеты. И у красноармейца, и у ковбоя, и у джинна вместо лица было пустое пятно. По идее, Турецкий должен был придать этим фигурам черты реального Давыдова, но так как Давыдов оставался для него существом полуреальным, восполнить пробел не мог.
«А вдруг он лохматый, — имея в виду Давыдова, цитировал про себя Турецкий стишок Агнии Барто, посвященный сверчку, — и страшный на вид? Он выползет на пол и всех удивит…»
Учитывая все вышесказанное, попробуйте вообразить чувства Турецкого, когда Неуловимый Антидопинговый Джинн самолично позвонил ему и попросил о встрече!
— Уж простите, Александр Борисович, я тут был немного занят, — умиротворяюще журчал в трубке Тихон Давыдов, — но, можно считать, совсем освободился. У меня тут будут на неделе дела в Лужниках, но сразу после этого, если удобно, готов подъехать куда вы скажете.
— Я рад. Давайте уточним время и место…
Турецкий договаривался о встрече со странным безотчетным чувством: как будто не верил, что она может состояться.
«Ерунда! — призвал он к служебному порядку свои беспокойные нервишки. — Заморочил ты себе, Саша, голову всякими ковбоями да джиннами, а теперь удивляешься, что Давыдов тебе не померещился. Тихон Давыдов — человек как человек, в точности как все люди. Вот как раз и прощупаю, что он за человек…»
Чувство стало слабее, но не исчезло. Однако Турецкий решил просто не обращать на него внимания.
— Применение анаболиков я считаю извращением самой цели спорта, — безапелляционно, как школьная учительница, проговорила Софья Муранова. — Человеческое тело — ведь это же совершенство, это самое прекрасное, что есть в природе! Знаете, что написал Леонардо да Винчи на полях рисунка, изображающего мышцы руки? Он примерно так обратился к зрителю: «Если тебе покажется, что этих мышц слишком много — попробуй убавь; если мало — попробуй прибавь; а если увидишь, что все находится в соответствии, вознеси хвалу Творцу, создавшему столь дивный механизм». Возвышенно, правда? Так же как наука и искусство стремятся показать, на что способен человеческий разум, в спорте человек старается выразить, на что способно его тело. К чему же тут посторонние влияния, лекарства, которые не добавляют совершенства, а калечат? Нет, извините! Я выступаю за естественность. Никогда не пользовалась анаболиками и стараюсь, чтобы других минула эта напасть.
В то, что бывшая олимпийская чемпионка по спортивной гимнастике Софья Муранова никогда не пользовалась анаболиками, верилось сразу и без сомнений. Ее естественность простиралась до того, что она и косметикой, и украшениями не пользовалась — и, между прочим, была хороша, как немолодая царица, безо всяких бус и сережек, с седеющими волосами, забранными под белую косынку, завязанную сзади изысканным узлом, с улыбчатыми морщинками в углах ярко-голубых, не померкших с годами глаз. Так величественно не таить признаков возраста умеют только женщины, которых крепко любят. Источник этой любви находился рядом, взирал на нее преданными глазами — и, хотя был выше ростом, казалось, что он смотрит на Софью снизу вверх. Валентин Муранов в присутствии речистой и напористой супруги тактично тушевался, предоставляя ей разбираться с Денисом, изредка бормоча отдельные реплики себе под нос. Валентин, как можно было уловить из его ворчания, считал большой уступкой то, что они вообще согласились прийти в офис «Глории». А Софья не боялась никого и ничего, отстаивая свою точку зрения.
— А другие спортсмены не верят в ваши благие побуждения, — настаивал Денис. — Они считают, вы вредите их карьере из зависти, потому что сошли со спортивной сцены.
Софья негодующе всплеснула руками:
— Денис… вы позволите вас так называть? Вы человек совсем молодой и, уж простите мое замечание, очень слабо разбираетесь в проблемах спорта. Завидовать нам с Валей некому и незачем: предназначенную нам долю почестей мы получили в свое время. Многократные чемпионы мира, одно время были тренерами объединенной сборной страны по гимнастике… Другое дело, что не мы ушли из российской сборной, а нас ушли. С какой целью? Вот это вас должно интересовать по-настоящему.
— С какой стати его это должно интересовать? — позволил себе все-таки вмешаться в диалог Валентин Муранов. — Ты, Соня, разве не догадываешься, на кого он работает?
— Я не слепая, Валя, — досадливо отозвалась Софья. — Ну так что ж из того? Денис — человек молодой, неиспорченный, в спортивных интригах не искушенный. Ему представили проблему однобоко, со стороны наших спортивных бонз, он ее так и видит. Так, Денис? Он и не подумал о том, что у нас — своя правда. Пусть будет выслушана и другая сторона. Понимаешь, Денис, не исключено, наша вина заключалась в том, что мы с Валей серьезно относились к тренерским обязанностям. Мы считали, что спортсмена нужно тщательно растить. Накачанные мускулы, до блеска отточенное выполнение гимнастических элементов — это все замечательно, но всегда нужно спрашивать: «Какой ценой?» Если ценой ломки неокрепшего организма, то достигнутые результаты, пусть даже блестящие, не будут прочными. Спортивного долголетия таким образом добиться невозможно. Так рождаются чемпионы-однодневки: блеснут на миг — и исчезнут, лишенные здоровья. Да вот, за примерами далеко ходить не надо…
— Ильина, — не то спросил, не то подсказал Муранов.
Софья кивнула. Похоже, супруги даже думали дуэтом.
— Да, Валя, правильно… Известна ли вам, Денис, олимпийская чемпионка по метанию молота — Ильина?
— Никогда не слышал.
— Вот именно. А ведь какая многообещающая была девочка! Сейчас-то ей, бедняжке, двадцать восемь лет — а болезней у нее, как у дряхлой старухи. Ее сгубил допинг — между прочим, опасные таблетки заставлял принимать тренер. Мы с Валей ее навещаем. Заодно и вас можем прихватить: по крайней мере, увидите воочию, что делают анаболики с людьми и против чего мы вынуждены бороться.
Денис не отказался от посещения Ильиной — конечно, не только из человеколюбия, а из намерения разузнать что-то новое, дополнить очередным элементом складывающуюся картину. Дело, в перипетии которого он погрузился с головой, оказалось сложнее, чем ожидалось поначалу, и запрещенные препараты играли в нем не последнюю роль. То, что спортсменам подсовывают эту гадость, — ведь это на самом деле преступление! Сначала Игорь Сизов, потом неведомая пока что Ильина… Против воли супруги Мурановы, которых он заочно представлял едва ли не монстрами, внушали ему симпатию — стоит ли уточнять? — большую, чем заказчица, Алла Александровна Лайнер. И это вопреки тому, что Лайнер ему льстила, выставляя безупречным профессионалом, а Софья Муранова откровенно говорила о его неосведомленности в том, что касается мира спорта. Как-то угадывалось, что Софьина похвала стоит дорого, и, возможно, потому хотелось добиться этой похвалы.
Ознакомительная версия.
