Ознакомительная версия.
Глава 3
Если бы кто-нибудь, всего лишь пару месяцев назад, сказал ей, что она будет страшиться наступления ночи, а вечерами, после работы, уже не будет стремиться домой, как это было раньше, Ирина Генри-ховна просто рассмеялась бы этому человеку в лицо. Даже в самом страшном сне ей не могло присниться подобное. Однако никогда не знаешь, где упадешь, а где и просто поскользнешься.
С уходом из дома мужа, который продолжал кантоваться у своих приятелей, она вдруг каждой клеточкой своего мозга почувствовала наваливающееся на нее одиночество, хотя, казалось бы, и жизнь бурлила вокруг, да и друзья не оставляли ее, обвиняя в их разрыве Турецкого, у которого, якобы, «крыша поехала».
Оставаясь внешне прежней Ириной Турецкой, она боялась теперь наступления вечеров, стараясь при этом отодвигать их как можно дальше. Оттого и в офисе «Глории» задерживалась допоздна, пытаясь найти для себя любую работу. Лишь бы отвлечься. Лишь бы не идти в опустевшую после ухода Турецкого квартиру, в которой ее никто не ждал.
В этот вечер она тоже задержалась в «Глории», и когда ожил лежавший на журнальном столике мобильник, едва ли не рывком схватила его со столика, надеясь в душе, что когда-нибудь все-таки прозво-нится «ее Турецкий», признается ей, что не может без нее жить, и снова все вернется на круги свои. Однако звонила Таня Савельева, которой она оставила свой телефон, и, услышав ее голос, едва сдержалась от вздоха разочарования.
— Да, Танюша, слушаю.
Голос Савельевой был явно встревоженный и это не могло не насторожить ее.
— Слушаю тебя.
— Нам бы поговорить, Ирина Генриховна.
— Что случилось?
— Да как вам сказать… — Савельева была в явном замешательстве. — В общем-то ничего страшного не случилось, но…
— Ну же, Таня, говори!
— Артур… ну-у, помните, я рассказывала вам о мужчине, с которым встречалась до Стаса?
— Ну!
— Так вот он, Артур, он знает о гибели Стаса.
— И… и что с того? — поначалу даже не поняла тревоги Савельевой Ирина Генриховна. И только в следующее мгновение сообразила, что просто так эта девушка звонить не будет. Уже тот факт, что растоптанный и униженный мужик знает о смерти более удачливого соперника, говорил о многом.
Стремительным хороводом закружились обрывочные мысли и Турецкая тут же спросила:
— Это ты рассказала ему?
— В том-то и дело, что нет.
— А кто?
— Об этом я и хотела с вами поговорить.
— Хорошо. Говори, где можем встретиться…
В уютном кафе на Тверской, куда предложила зайти Ирина Генриховна, народу в этот час было немного, и они смогли занять столик на двоих в затененном углу кафе, где можно было и перекусить не торопясь, и поговорить, не опасаясь чужих ушей.
— Кстати, ты ужинала? — спросила Ирина Генри-ховна, исподволь приглядываясь к Савельевой, которая вроде бы порывалась что-то рассказать ей, и в то же время не знала с чего начать. Да и она сама ее не торопила. Чувствовала, что этот телефонный звонок дался Татьяне не просто. Девушку грызли какие-то сомнения, причем посетившие ее уже после телефонного звонка, и ей надо было пересилить в себе нечто такое, что помешало ей начать разговор там же, у выхода из метро, где они встретились перед тем, как зайти в это кафе.
— Что… ужинать? — вскинула голову Татьяна. — Нет. Я дома обычно ужинаю, а тут в институте пришлось задержаться. — Да я и не хочу.
— Ну, насчет хочу — не хочу это ты, положим, поторопилась, — резонно заметила Ирина Генри-ховна, — так что позволь мне угостить тебя легким ужином.
— Но я…
— Все, дебаты на этом закончены, тем более, повторяю, дамочка я вполне обеспеченная, и мне просто приятно было бы это сделать. У самой дочь чуть младше тебя.
Она и сама не знала, с чего бы вдруг произнесла последнюю фразу, однако именно она заставила Татьяну улыбнуться.
— Спасибо. Официантка принесла два сока в высоких бокалах, сообщив при этом ледяным, бесстрастным голосом, что заказ на «судака по-польски» придется ждать минут пятнадцать, не меньше, и когда она удалилась, гордо унося прямую, как восклицательный знак, спину, Ирина Генриховна скорее попросила, чем приказала:
— Ну, а теперь, думаю, и мы приступим к нашим баранам. Итак, Артур…
Татьяна подняла полные тревожного непонимания глаза.
— Он позвонил мне вчера, сразу же после лекций, и сказал, что ждет меня у института, на том же месте, где встречал меня в счастливые для него дни.
— В какие… какие дни:
— Счастливые… для него счастливые, — угрюмо усмехнувшись, повторила Таня.
— Та-а-ак, — удивленно протянула Ирина Генриховна. — И что дальше?
— Я поначалу опешила просто, ведь мы не виделись столько времени, к тому же он знал, что я… что я со Стасиком, и сказала ему, что занята, но он продолжал настаивать на встрече, сказал даже, что время для него не помеха, и если понадобится, он прождет меня целую вечность, ну и я… в общем, согласилась.
Ирина Генриховна обратила внимание на то, что слово «согласилась» Татьяна произнесла так, будто винилась в чем-то перед Стасом, и у нее самой защемило в груди. Вот и ее Турецкий…
«Господи, да о чем это я! — одернула она себя. — Девочка пришла за помощью, а я…»
— И вы встретились.
— Да. Он действительно ждал меня на том же месте, где ждал раньше, и когда увидел меня, то сразу же вышел из машины с огромным букетом красных роз.
— Который ты, как я могу догадываться, не приняла.
— Да, — угрюмо подтвердила Татьяна, — но он продолжал настаивать, на нас стали оглядываться и мне ничего не оставалось, как взять этот букет.
Было видно, что Татьяна не может простить себе проявленной слабости, и Ирина Генриховна опять пришла ей на помощь.
— Не вижу в этом ничего предосудительного, тем более дурного, — как о чем-то само собой разумеющемся сказала она. — Цветы можно принять и в память о бывшей любви.
— Да, можно! — неожиданно вскинулась Татьяна. — Но он то стал настаивать на том, что нам опять необходимо быть вместе.
— Зачем? — искренне удивилась Ирина Генри-ховна, пытаясь спроецировать отношения этой славной девочки с многоопытным мужиком на себя лично. — Ему-то зачем это нужно?
— Вот и я его спросила об этом же.
— И?…
— Он сказал, что не может жить без меня, и даже с женой своей развелся.
— И что… это действительно так?
Таня подняла на Ирину Генриховну глаза, в которых плескалась теперь растерянность и мольба о защите.
— Думаю… думаю, что да.
— И что ты?
— Что, я? — глухим голосом отозвалась Татьяна, думая, видимо, в этот момент о чем-то совершенно ином. — Я… в общем, после гибели Стасика я уже не представляла свою дальнейшую жизнь с кем-то кроме него, и сказала об этом Артуру.
— Что, прямо вот так и сказала?
— Нет, зачем же? Просто я сказала ему, что ворошить давно забытое прошлое уже не имеет смысла, у меня есть человек, с которым я хотела бы прожить всю жизнь, и довольно скоро я буду носить обручальное кольцо.
— Та-ак, и что?
— Он только рассмеялся на это и сказал, что не надо делать из него дурака. И тем более не надо даже мысленно связывать свою судьбу с человеком, которого уже давно нет в живых.
— Так-ак, — удивленно протянула Ирина Генри-ховна. — И кто же это мог донести до него подобную информацию?
Таня молчала, уткнувшись глазами в бокал с соком. Наконец произнесла глухим, бесстрастным голосом:
— Поначалу я даже не подумала об этом, он меня просто с ног сбил этими словами, но уже потом, когда приехала домой, да и сегодня целый день думая об этом… В общем, я так и не смогла вычислить человека, который мог бы рассказать ему о смерти Стаса.
— А общие знакомые?
— У нас не было таких.
— Почему?
— Ему надо было скрывать связь со мной от своей жены, ну а я… Я не хотела знакомить с ним своих подруг.
— Друзья по институту?
Тем более. К тому же я никому не говорила о гибели Стаса. Не хотела слов сочувствия, да и вообще.
— А твои родители? Может, кто-нибудь из них? Чтобы хоть как-нибудь скрасить твое горе.
Таня отрицательно качнула головой.
— Исключено!
— Так, кто же тогда?!
Она молчала, вновь уткнувшись непроницаемо-угрюмым взглядом в бокал с соком.
Молчала и Ирина Генриховна, мысленно увязывая версию убийства Стаса Крупенина на почве мести униженно оскорбленного самца с тем, что только что рассказала Савельева. Все сходилось и одно подтверждало другое.
Итак, Артур? И выходит, что никто иной, как сама Татьяна, стала причиной убийства Крупенина? Отсюда и подспудная, видимо, чисто интуитивная ненависть к Артуру. А иначе… Иначе с чего бы ей развиться, этой самой ненависти? Любил он ее безоглядно, к тому же он был первым ее мужчиной, причем, как она сама призналась, она сама, по своему собственному желанию отдалась ему, а подобное из сердца не так уж и просто выбросить. М-да, все, пожалуй, так и есть.
Ознакомительная версия.
