– Я должна зайти к родителям Никиты, хотя бы на несколько минут. Я в двух шагах от их дома. Они ждут Зинулю. Я должна сказать им, и вообще, мне надо увидеться с ними, раз уж не смогу быть на похоронах.
– Нет, Ника. Это невозможно. У тебя самолет через полтора часа.
– Гриша, ты понимаешь, что я потеряла двух очень близких людей? – спросила она совершенно спокойно.
– Конечно, девочка, конечно, я знаю, как тебе больно сейчас, но это пройдет. Надо жить дальше. Ты вернешься, и я сразу отправлю тебя в Швейцарию, к Митюше. Он скучает по тебе. Он звонил сегодня утром. Сдал первый экзамен на «отлично». Он спрашивал, где мама, но видишь, я даже не сумел ему ничего объяснить.
– Зачем что-то объяснять ребенку? – спросила Ника хрипло. – Он мог бы позвонить мне на сотовый, и московский наш номер ему известен. Какой был первый экзамен?
– Математика. А на сотовый он тебе пытался дозвониться, но…
– Гриша, давай мы с тобой позже это обсудим. Сейчас мне надо побыть одной.
– Я уже сказал, это невозможно.
– Но я ведь не арестована. Я не могу тебе верить, когда за мной постоянно следят, не оставляют ни на секунду, шага не дают ступить. Это оскорбительно, в конце концов, и для меня, и для тебя тоже.
Он молчал довольно долго, потом откашлялся и произнес:
– Тебя охраняют, а не следят. Хорошо. Передай трубку Костику.
– Да… Я понял, Григорий Петрович. Да, конечно, – кивнул Костик, выслушав короткий монолог своего шефа, и вернул телефон Нике.
– Ты можешь зайти к родителям Никиты. Но только на несколько минут. Иначе опоздаешь на самолет. Ребята подождут тебя в машине у подъезда.
– Спасибо, Гришенька. – Она нажала кнопку отбоя и бросила телефон в отрытую дверь, на заднее сиденье «Мерседеса».
Площадь продолжала жить своей обычной жизнью, небольшая толпа зевак рассосалась, «Скорая» увезла Зинулю, движение возобновилось.
– Мы подвезем вас к подъезду, – любезно предложил Костик, но Ника уже рванула в переулок, не оглядываясь. Сумка тяжело болталась на плече. Вбежав во двор дома Ракитиных, она прошмыгнула между ракушками, пересекла открытую спортивную площадку, поднырнула под рваную сетку, выбежала в параллельный переулок, подняла руку. Остановилась бежевая «Волга».
– Савеловский вокзал. Сорок, – произнесла Ника, усаживаясь на заднее сиденье и пытаясь отдышаться.
– Очень спешим? – спросил, обернувшись, пожилой благообразный водитель.
– Да. Очень.
– Тогда пятьдесят.
– Хорошо, только побыстрее, пожалуйста. «Волга» тронулась, Ника откинулась на мягкую спинку сиденья, закрыла глаза. Слезы текли сами собой, она ничего не могла поделать. Супергерои в таких случаях стискивают зубы, двигают желваками, сжимают кулаки, кусают губы и костяшки пальцев. Ника просто плакала, безутешно, совершенно беззвучно. И не видела, как выруливает сзади, из-за поворота, темно-лиловый «жигуленок».
– Простите, я опоздал, – сказал капитан Леонтьев, переступая порог квартиры Ракитиных, – к сожалению, у меня совсем мало времени. Зинаида Романовна уже пришла?
– Вы знаете, до сих пор нет. Честно говоря, мы уже начали беспокоиться.
Ольга Всеволодовна Ракитина, царственная высокая дама с тяжелым серебристо-седым узлом на затылке, проводила капитана в гостиную.
– Она звонила часа три назад, – добавил Юрий Петрович.
Капитан машинально отметил про себя, что Никита был больше похож на мать, чем на отца. У отца лицо круглей, тяжелей, темные глаза, черные, с проседью, волосы.
– Не знаете, откуда она звонила? – спросил капитан, усаживаясь в кресло. – Дело в том, что я ее потерял. Она важная свидетельница.
– Звонила она от своей подруги. Вы ее вряд ли знаете. Чай? Кофе?
– Спасибо, кофе, если можно.
Ольга Всеволодовна кивнула и ушла на кухню. Капитан остался наедине с Ракитиным-старшим. Несколько секунд оба молчали. Наконец, откашлявшись, Ракитин спросил хрипло:
– Простите, Андрей Михайлович, прежде всего мне бы хотелось узнать, все-таки ведется какое-то расследование или нет? В прокуратуре сказали совершенно однозначно, что произошел несчастный случай и никакого следствия не будет.
– Да, все так, – кивнул капитан.
– Но вы, если я правильно понял, не согласны с официальной версией?
– Не согласен.
– То есть вы пытаетесь вести расследование самостоятельно?
– Ну, не совсем. Я все-таки должностное лицо, не частный сыщик. Я собираю оперативную информацию. Думаю, дело будет возбуждено по вновь открывшимся обстоятельствам.
– Но как же? Ведь никаких следов уже не осталось. Нельзя даже идентифицировать, опознать труп… это безобразие с кремацией… Знаете, мы привыкли в нашей стране ко всему, нас ничем не удивишь, однако чтобы такое варварство…
Если бы у капитана было больше времени, он, возможно, и поговорил бы с Юрием Петровичем подробней об этом варварстве. Но Леонтьев спешил. У него осталось минут сорок, не больше.
– Юрий Петрович, простите, мне бы хотелось осмотреть кабинет Никиты Юрьевича и проверить его компьютер.
– В каком смысле – проверить?
– Я должен знать, над чем он работал в последнее время.
– Никита никому не разрешает подходить к своему компьютеру, – сообщила Ольга Всеволодовна, поставив на журнальный стол поднос с кофейником и чашками.
– Оля, перестань. Ты же понимаешь, это необходимо, – быстро произнес Ракитин.
– Не знаю, не знаю, – Ольга Всеволодовна покачала головой, – я никому уже не могу верить. Вот сахар, пожалуйста, – она любезно улыбнулась капитану.
– Оля! – сверкнул на нее глазами Юрий Петрович.
– Простите, Ольга Всеволодовна, а почему? – мягко поинтересовался капитан. – Почему вы некому не можете верить?
– Знаете, я раньше не любила всех этих досужих разговоров о том, какая у нас ужасная, коррумпированная милиция, но сейчас, после того, что произошло с моим сыном…
– Оля! – простонал Юрий Петрович.
– Юра, у меня нет оснований верить в чье-либо бескорыстное участие, – произнесла она тихо и одарила капитана холодной любезной улыбкой, – прошу меня извинить.
– Вы, Андрей Михайлович, простите ее, – развел руками Ракитин, когда она вышла, – Ольга Всеволодовна пережила тяжелейший шок. Вам действительно надо заглянуть в кабинет, посмотреть, что там у Никиты творится в компьютере. Мы ведь ничего не понимаем в этой машине, Никита приучил нас, что нельзя близко подходить. На самом деле для вас здесь будет много интересного, я не сомневаюсь.
– Юра, можно тебя на минуточку? – Ольга Всеволодовна опять холодно, любезно
Улыбнулась капитану. – Извините еще раз.
– Откуда ты знаешь, что этому человеку можно верить? – услышал Леонтьев ее быстрый, громкий шепот. – Ты его впервые видишь и считаешь возможным подпускать к компьютеру! Ты что, думаешь, он вот так, по собственной инициативе, пытается докопаться до правды? Это только у Никиты в романах попадаются добрые благородные милиционеры. В жизни таких давно нет. Они выродились, как мамонты. Я, например, не настолько наивна…
– Прекрати, – жестко оборвал ее Юрий Петрович, – нельзя всех подозревать в подонстве.
– Я обязана подозревать, когда дело касается моего сына…
– Оля, остановись. Тебя заносит…
Капитан между тем, не теряя времени, включил компьютер. Юрий Петрович вернулся в комнату, закрыл за собой дверь, некоторое время молча стоял за спиной капитана, наблюдая, как меняются непонятные надписи на экране, и наконец произнес:
– Мы обнаружили следы крови на клавиатуре и на мыши. Такие же следы в ванной, на раковине.
– И вы их стерли? – быстро спросил Леонтьев, не отрываясь от экрана.
– Они были совсем сухие, и как-то сами сколупнулись. Мы решили, что вряд ли кто-то теперь сочтет нужным проводить здесь, в квартире, какой-нибудь криминалистический осмотр, или как это у вас называют? Слишком много времени прошло, к тому же уверен, чужие отпечатки пальцев все равно стерты.
– Что значит – чужие отпечатки?
– Дело в том, что в нашей квартире был обыск. Аккуратный, вероятно, вполне профессиональный. Ничего ценного не пропало, хотя, если вы успели заметить, рядового вора здесь многое могло бы заинтересовать. Капитан сразу обнаружил в компьютере последний опубликованный роман Виктора Годунова «Триумфатор», разбитый на три больших файла. Нашел на твердом диске и другие, предыдущие, романы. Но ничего похожего на начало нового романа, ни набросков, ни черновиков не было. Капитан нервно взглянул на часы. У него оставалось не больше двадцати минут.
