Ознакомительная версия.
— Да чего там, — отмахнулся Турецкий.
— А я все к тому, что сегодня прежде всего именно твоя победа, господин «важняк». Так ведь тебя кличут? И друзья и враги? Вот, собственно, поэтому и подъехал… А результат, он был предсказуемым. Еще только началось, а я все понял. Отлично сработано, Саша! Без балды! Я б тебе, вообще, памятник при жизни…
— Но ведь я уже сказал, что ни чуточки не сомневаюсь в твоих теплых чувствах к моей незначительной персоне, — насмешливо перебил его Турецкий. — Только зачем же, друг мой Игоряша, так громко? И при посторонних? Ведь бог весть о чем подумают.
— Извини, не придал значения. А ты прав, нет слов. Знаешь, о чем я хотел тебе сказать? — Он доверительно взял Турецкого за локоть. — Вот когда выступало обвинение, я, честное слово, ну прямо всем своим нутром услышал твой голос. Твои интонации, старик! Не поверишь?
— Ну почему же?
Лесть, какой бы она ни была, все равно приятна. Тем более Игорь сообразил уже, что его крики и восторги совсем не на пользу, и снизил тональность до громкого шепота:
— Ей-богу, не вру! Это незабываемо. Слушай, а почему, кстати, тебя самого вчера в зале не было? Неужели неинтересно?
— Угадал, Игоряша. У меня это ваше общее дело во где! — Турецкий ткнул себя большим пальцем в кадык.
— Но почему «наше»? — сделал удивленные глаза Игорь.
— А-а, ты не знаешь?.. — наивно протянул Турецкий. — То-то ж я смотрю…
Однако Игорь не был намерен обсуждать такой поворот темы. Он сдержанно кашлянул в пухлый свой кулачок и сказал решительно, будто о самом главном, что вынашивал в себе во время судебного процесса:
— Я готов, впрочем, тебя понять, потому что увидел гигантский объем работы, которую ты, как следователь, провернул. И потом, все выглядело абсолютно достоверно и доказательно, без этого… понимаешь? — Он покрутил поднятой ладонью. — Без шуры-муры. Могу как бы голову дать на отсечение!
— Ну, о честности обвинителя лучше всего судить по самому обвинению. — Турецкий озорно хмыкнул.
— Недурно сказано! — оценил Игорь. — Сам придумал?
— Нет, того, кто придумал, звали Плиний Цецилий Секунд, или Плиний-младший. — Заметив, что Игорь, как говорят, не врубился, Турецкий объяснил: — В отличие от дяди его, Плиния-старшего, знаменитого древнеримского историка. Сечешь? — Но взгляд Игоря указывал на обратное. — Ну, хоть об Иосифе Бродском слыхал? Нобелевский лауреат, недавно в Штатах помер, а вообще-то он наш, российский, питерский, его у нас за тунеядство еще судили… Есть у него такие стихи — «Письмо римскому другу». Про Плиния-старшего. Нет? Не помнишь?
— Тебе бы со Светкой моей… с дочкой… — он вздохнул. — От Татьяны… Ты ведь ее, кажется, знал? Ну, еще в институте мы с ней… Что «нет»? А мне казалось…Царствие ей небесное, да… И Светка вся в нее, характер — не дай бог! Вот она обожает такие приколы… А ты ж у нас всегда был мальчиком начитанным. Эти самые, как их? Парадоксы, опять же, да?
— Насчет «начитанности» — это, Игоряша, давно в прошлом. Когда у всех у нас была бездна свободного времени. И неутолимая жажда откровений. К сожалению, бездонные кладези, которые почему-то всегда казались таковыми, стремительно опустошаются.
— Ну и хрен с ними, на наш-то век как бы хватит, верно?
— Вот именно, как бы… — хмыкнул Турецкий.
— А ты сам, значит, пришел сюда как бы просто удостовериться в торжестве справедливости? — не понял сути ухмылки Залесский. — И все? И не больше? Не врешь?
— Отнюдь. И при чем тут справедливость? Просто зло, если называть предмет судебного разбирательства таким неюридическим термином, в какой-то мере наказано. Преступника уличили, схватили за руку. И точка. На том может все и закончиться. Иначе зачем же он тонны «бабок» своим адвокатам отстегивает? Это было бы несправедливо, с его точки зрения. Так что по поводу торжества справедливости ты, старина, загнул. От избытка эмоций. Заметь, ничто так не выделяет свет, как тени. Тоже, кстати, из Плиния-младшего.
— Ох, да по мне сейчас, что старый, что малый… Слушай, ну чего мы тут топчемся, как неродные, а? Давай отвалим куда-нибудь? Посидим, столько не виделись!
— Я за рулем.
— Ну, так что? Даже и не отметим? Да я тебе за руль любого посажу, вон их сколько!
— Я понимаю, о чем ты, — усмехнулся Турецкий. — Только давай как-нибудь в другой раз. Я ж наотрез-то не отказываю. Тем более старому школьному товарищу, которому невольно оказал некую, скажем так, услугу, верно?
— Ну, а я про что! Как бы не вижу причины не пересечься! Слушай, придумал! У тебя что с ближайшими выходными?
— Пока не знаю.
— Отлично! Тогда я забил стрелку! Приглашаю к себе в субботу. Вместе с супругой, с Ириной Генриховной, ее ведь так зовут?
— Ишь ты, все знаете! — восхитился Турецкий.
— А то! Мы как бы в курсе! Вот и я тебя со своими домашними познакомлю. С новой женой, с дочкой. Соседи у меня тоже… отличная компания. Хочешь, машину пришлю, как пожелаешь! И вообще бы лучше с ночевкой. Чтоб вечерком оттянуться как следует. А помещения у меня хватит! Да ты сам увидишь! И от Москвы недалеко, опять же и река под боком, купанье — такое удовольствие! Можно в бассейне, там морская вода. Тебе понравится, Саша.
— Давай не будем торопиться. Мой служебный ты наверняка знаешь, если хочешь, запиши еще и мобильный. Созвонимся.
— Диктуй!.. Я знаю, мы устроим «пати»!
— А это еще что?
— Ага! И ты, оказывается, не все у нас знаешь! Прием такой, ну, как бы в светском обществе. Вроде российского пикничка. Тебе понравится, поверь на слово. Держи пять! Привет супруге! Я позвоню! — Игорь радостно сунул ему пухлую, почти женскую ладонь и пошел к машине, уверенный, что все сделал правильно и, главное, очень своевременно.
«Гляди-ка, этак ты, Турецкий, и в светское общество наконец попадешь! А ребятки-то не просты, нет. Глазастые. Вон их сколько! Из каждого „мерина“, из каждого джипа пялятся. Неужто тебя всерьез пригласили в „крутую“ компанию, Турецкий, и ничего не просят при этом? Удивительно… Но так, к сожалению, не бывает, можешь не обольщаться, друг Саша…»
В обычные, то есть нормальные, человеческие отношения верить почему-то давно уже расхотелось. Всякий раз выходил не тот расклад. А впрочем, чем он рискует? Своей репутацией? Но ведь если судить по таким вот «неожиданным» встречам, она и не может быть приличной уже изначально. Или, как говорят эти деятели, как бы по определению…
Алексей-младший маршировал из комнаты в комнату и громко кричал — это у него называлось петь:
Мы учим итать самаёты!
Мы учим их стах пабездать!
Такая у нас я-бо-та:
Учить самаёты итать!
Летный высотный шлем на его голове катался по плечам из стороны в сторону, прозрачное забрало было откинуто — ну прямо космонавт из какого-нибудь давнего мультика. Алексей-старший наблюдал за сыном с умилительной усмешкой: смена подрастает, ничего не поделаешь…
— Папка! — вдруг вспомнил Лешка. — А ты зеезно обещай меня взять на витаёт! Када будет выходной!
— Обещал, обещал, — заторопилась Люся. — Но папка тебе обещал именно в выходной, а сегодня у него не выходной еще. Потерпи!
— Хочу! — стал заводиться младший.
— Саша, забери его! — приказала Люся старшему сыну. — Ну что вы, в самом деле! Не даете отцу спокойно заниматься работой! И мне все нервы истрепали!
Двенадцатилетний, невозмутимый Александр снисходительно пожал плечами, бесцеремонно ухватил младшего братца за шиворот и уволок в соседнюю комнату, в детскую. Слава Богу, теперь уже появилась такая возможность…
Дошли наконец до летного начальства бесконечные Люсины жалобы на то, что ведущему на предприятии, заслуженному-перезаслуженному летчику-испытателю, полковнику и тэ дэ, и тэ пэ, просто жизненно необходимо иметь между полетами хоть какой-нибудь угол для отдыха. Жили-то в однокомнатной квартире. Все четверо. Видно, доняла-таки их Людмила, достала всерьез. Либо побоялись потерять классного и всегда безотказного специалиста. Выделили в старой хрущевке трехкомнатную квартиру. Дом этот, правда, к сносу бы готовить, но, пока то да се, пожить еще можно. Опять же и не господа какие-нибудь! Для тех-то вон, на самом берегу озера, экую домину отгрохали, по три лоджии в каждой квартире.
Или вот тоже верстах в тридцати отсюда, в заповедных местах, где до прихода демократии размещался известный колхоз-миллионер, а сегодня кончают свой век вросшие в землю избы, и мужиков-то, фермеров, по-нынешнему, раз-два и обчелся, чуть ли не сотню гектаров пашни продали под коттеджи богатым, из Москвы. Там уже всамделишные замки построили и кирпичной стеной почище кремлевской обнесли. И речка рядом, и родники с какой-то минеральной водой. А за стеной, говорили деревенские, свой бассейн есть, с модным нынче аквапарком, какой разве что по телевизору и увидишь. Бар там опять же, казино, прочие увеселения. Обслуживающий персонал из города приезжает в специальном автобусе. В общем, поняли жены летчиков: организовали себе богатенькие русские маленький Лас-Вегас. А с другой стороны, значит, могут люди, поскольку большие деньги имеют…
Ознакомительная версия.
