– Ты свалил на нас всю ответственность, – горько сказала она.
– А кто наложил лапу на все деньги? И на остальное?
– Ты промотал свою часть наследства еще до того, как тебя выгнали из флота, – холодно ответила она. – А как теперь ты называешься? Констебль?
– Первый помощник комиссара.
– Папа перевернулся бы в гробу, услышав об этом. Значит, ты даже не сумел дослужиться до комиссара, или как это называется. А сколько ты получаешь?
– Это тебя не касается.
– А что ты здесь делаешь? Может быть, пришел взять в долг? Это бы меня не удивило. – Она взглянула на подругу, молча следившую за их разговором, и деловито добавила: – Он всегда отличался наглостью.
– Вот именно, – сказал Гюнвальд Ларссон и сел. – Принеси-ка еще чашку.
Она вышла из комнаты. Гюнвальд Ларссон с проблеском интереса в глазах взглянул на подругу детства. Та не ответила на его взгляд. Вернулась сестра, неся на украшенном резьбой серебряном подносике чайный стакан в серебряном же подстаканнике.
– Зачем ты сюда пришел? – спросила она.
– Я уже сказал. Ты должна выложить все, что тебе известно об этом Бруберге и его шефе, Пальмгрене, который умер в среду.
– Умер?
– Да. Ты что, газет не читаешь?
– Может, и читаю. Только тебя это не касается.
– Его убили. Застрелили.
– Застрелили? Господи, какими пакостями ты занимаешься!
Гюнвальд Ларссон невозмутимо помешивал чай.
– Впрочем, я тебе уже ответила. Я не шпионю за соседями.
Ларссон отпил из стакана. Потом резко поставил его на стол.
– Перестань кривляться, Малышка. Ты любопытна, как омар, и была такой с тех пор, как научилась ходить. Я знаю, что тебе известно много всякой всячины и о Бруберге и о Пальмгрене. Ты и эта твоя крыса, то есть муж, оба все отлично знаете. Я же представляю себе, как это делается в ваших высоких кругах.
– Твои грубости ничему не помогут. Во всяком случае, я ничего не скажу. Тем более тебе.
– Нет, скажешь. Иначе я приведу с собой полицейского в форме и буду заходить в каждый дом в радиусе километра. Представлюсь и скажу, что ты моя сестра, но теперь стала важной и не хочешь мне помочь, приходится просить других.
Она уставилась на него неподвижным взглядом. Наконец глухо сказала:
– Неужели у тебя хватит нахальства…
– А ты не задумывайся над этим. Давай-ка, запускай свою мельницу.
Подруга детства следила за этим диалогом со скрываемым, но все-таки очевидным интересом.
После долгого, напряженного молчания сестра покорно сказала:
– Да, ты, как видно, и впрямь способен на это. Так что ты хочешь знать?
– Чем Бруберг занимался в последние дни?
– Это меня как раз не касается.
– Совершенно верно. Но именно поэтому я готов побиться об заклад, что ты стояла и глазела каждый вечер на этот дом. Ну?
– Его семья в пятницу уехала.
– Знаю. Еще что?
– В тот же день он продал автомашину жены, белый «феррари».
– Откуда тебе это известно?
– Приходил покупатель. Они стояли во дворе и договаривались.
– Вот оно как. Дальше.
– Я думаю, что Бруберг в последние дни не ночевал дома.
– Откуда ты знаешь? Ты что, проверяла?
– С тобой просто невозможно говорить. Ну, трудно не заметить того, что происходит в соседнем доме.
– Ты считаешь, его здесь не было?
– Да нет, несколько раз он приезжал. По-моему, увозил по частям вещи.
– Кроме этого покупателя автомашины, кто-нибудь еще здесь был? Кто и когда?
– В субботу вместе с Брубергом приехала какая-то блондинка. Они пробыли в доме часа два. Потом носили в машину вещи. Сумки и все такое. Вчера здесь тоже были люди. Изысканно одетая пара и какой-то человек, похожий на адвоката. Они ходили и все осматривали, а тот, который похож на адвоката, что-то записывал.
– И как ты это истолковала?
– Как то, что он пытается продать дом. Думаю, что ему это удалось.
– Ты слышала их разговор?
– Ну, иногда просто нельзя не услышать.
– Это уж точно, – сухо сказал Гюнвальд Ларссон. – И похоже, что он продал виллу, так?
– Да, я слышала обрывки разговора. Говорили, например, что быстрые сделки всегда самые удачные, а эта устраивает обе стороны.
– Дальше.
– Они распрощались очень любезно. Жали руки и хлопали друг друга по плечу. Бруберг передал часть вещей. И ключ, по-моему. Потом эти люди уехали в своей машине. Черный «бентли». А Бруберг еще оставался часа два. Топил печки. Обе трубы долго дымились. Мне показалось… Она замолчала.
– Что тебе показалось?
– Что это странно. Ведь жара стоит. Потом он ходил по дому и опускал шторы. После этого уехал. С тех пор я его не видела.
– Малышка, – дружелюбно сказал Ларссон.
– Ну что еще?
– Из тебя мог бы выйти отличный полицейский.
Она сделала брезгливую гримасу и сказала:
– Ты еще долго будешь меня мучить?
– Теперь уже нет. Насколько хорошо ты знаешь Бруберга?
– Иногда встречались. Ведь соседи.
– А Пальмгрена?
– Бегло. Как-то видела его у Бруберга. Один раз мы дома устраивали прием в саду, он тоже был. Ты же знаешь, на такие вечера обычно приглашают всех соседей. А Пальмгрен оказался случайно у Бруберга, ну и пришел за компанию.
– Один?
– Нет, с женой – молодой и совершенно очаровательной.
– Ну, а какое у тебя впечатление от этих людей?
– Они очень состоятельные – безразлично сказала она.
– Так и вы тоже, ты и твой фон барон.
– Да, – сказала она. – Это верно.
– Рыбак рыбака… – философски заметил Гюнвальд Ларссон.
Она долго смотрела на него, потом резко сказала:
– Я хочу, чтобы ты понял одно, Гюнвальд: такие люди, как Бруберг и Пальмгрен, вовсе не принадлежат к нашему кругу. Правда, у них много денег, особенно у Пальмгрена. Но им не хватает стиля, изысканности. Это бесцеремонные дельцы, которые сметают все на своем пути. Я слышала, Бруберг чуть ли не ростовщик, а Пальмгрен большинство своих темных дел вел за границей. Конечно, у таких людей есть деньги, которые открывают им доступ в высшие сферы, но все-таки им чего-то не хватает. И их никогда не признают до конца.
– Ну-ну, это уже занятно. Значит, ты не признаешь Бруберга?
– Признаю, но только из-за его денег. То же самое с Пальмгреном. Его состояние сделало его влиятельным и там и сям. Общество зависит от наличия людей типа Пальмгрена и Бруберга. Во многом они – более важные детали механизма страны, чем и правительство, и риксдаг, и прочее. Поэтому даже люди нашего круга вынуждены их признавать.
Потом она холодно добавила:
– Хюгольд может вернуться в любую минуту. И я не хочу, чтобы он тебя здесь застал.
– Короткий же у него рабочий день!
– Да, короткий. У людей высокой квалификации часто так бывает. Прощай, Гюнвальд.
Он встал.
– Ну что ж, ты, во всяком случае, помогла.
– Я бы не сказала тебе ни слова, если бы ты не шантажировал меня. И для меня было бы лучше не видеть тебя еще лет десять.
– И для меня тоже. Пока.
Она не ответила.
Подруга поднялась и сказала:
– Я, пожалуй, тоже пойду.
Гюнвальд Ларссон взглянул на нее. Высокая симпатичная девушка, ему почти по плечо. Хорошо и со вкусом одета. В меру накрашена. Вообще все в меру. Он не видел автомашины на улице и спросил:
– Подкинуть вас в город?
– Да, спасибо.
Когда они садились в машину, он покосился на руку девушки – нет ли обручального кольца. Кольца не было.
– Простите, я тогда не расслышал фамилию?
– Линдберг. Соня Линдберг. Я тебя помню с детства.
Может, пригласить ее куда-нибудь? Нет, спешить ни к чему. Он ей как-нибудь позвонит.
– Где тебя высадить? – спросил он.
– На Стюреплан. Я работаю на Биргерярлсгатан. И живу там же.
«Хорошо, – подумал он. – Не пришлось спрашивать». В кабинете на Кунгсхольмсгатан его ждало много дел. Сделав самые первоочередные, Гюнвальд Ларссон позвонил Колльбергу и пересказал ему то, что услышал, не называя источника этих сведений.
