По дороге в Голливуд Джек делает крюк, заезжает в драйв-ин «У Стэна». Здесь, ловко жонглируя подносами, раскатывает на роликах Кристина Бергерон: смазливая мордашка, постреливает глазками. Станет такая позировать с членом во рту? Пожалуй, станет.
Джек припарковался, чтобы перелистать папку Бобби Инджа. Два ордера на арест: неоплата штрафного талона неявка в суд. Последний известный адрес: 1824, Норт-Кэмел в Западном Голливуде – в самом сердце Лавандового Ущелья. Три бара для голубых: «Берлога Лео», «Рыцарь в доспехах» и «Игровой зал Би-Джея» – все на бульваре Санта-Моника, совсем неподалеку. Джек приготовил наручники и поехал на Норт-Хэмел.
Бунгало на задворках Стрип. Дворик выложен дерном, на одном из почтовых ящиков надпись: «Индж – номер шесть». Джек находит нужную дверь, стучит – нет ответа.
Зовет фальцетом: «Бобби, солнышко!» – нет, не клюет. Дверь заперта, шторы спущены – похоже, и вправду никого. Джек возвращается в машину и поворачивает на юг.
Путешествие по пидор-барам: все они расположены на территории в два квартала. «Берлога Лео» закрыта до четырех утра. «Рыцарь в доспехах» пуст, бармен ворчит: «Какой еще там Бобби?» – и смотрит так, словно и вправду не знает. Джек отправляется в «Игровой зал Би-Джея».
Внутри стены, потолок, кабинки, даже крошечная сцена для музыкантов – все в искусственной коже. У стойки кучкуются педики. Бармен копа вычисляет сразу. Джек подходит и выкладывает на стойку фотографии.
– Вот этот, – бармен тычет пальцем в фотку, – Бобби, не знаю фамилии. Частенько сюда наведывается.
– Как часто?
– Ну, два-три раза в неделю точно.
– Днем или вечером?
– По-разному.
– Когда был здесь последний раз?
– Вчера. Да, вчера, как раз в это время. А вы…
– Я сяду в кабинку и его подожду. Если он появится, обо мне ни слова. Все понял?
– Да пожалуйста… Только, слушайте, вы и так мне всю клиентуру распугали…
– Убытки тебе из налогов вычтут.
Бармен хихикает. Джек садится в кабинке у сцены. Хорошая позиция: видна и парадная дверь, и задняя, а сам он спрятан в полумраке. Ждет, наблюдает ритуалы ухаживания у гомиков: обмениваются взглядами, перекидываются парой слов и скрываются за дверью. Над стойкой – зеркало: гомосеки оглядывают друг друга, встречаются взглядами, строят друг другу глазки, обмирают. Два часа, полпачки сигарет – а Бобби Инджа так и нет.
У Джека уже в животе урчит и в горле пересохло. Бутылки за стойкой нагло ему подмигивают. Подохнешь от скуки. Ладно, посидит до четырех – и в «Берлогу Лео».
В 3:53 появляется Бобби Индж.
Залезает на табурет, бармен наливает ему выпить. Джек встает.
Бармен перепуган: руки дрожат, глаза бегают. Бобби резко оборачивается.
– Полиция, – говорит Джек. – Руки за голову. Индж выплескивает стакан ему в лицо.
Вкус скотча на языке; скотч жжет глаза, туманит зрение. Джек отчаянно моргает, спотыкается, грохается на пол. Поднимается, кашляя и протирая глаза, оглядывается кругом – Бобби Инджа и след простыл.
Джек выбегает на улицу. Бобби не видно – зато видно, как отчаливает от бара седан. А машина Джека отсюда р. двух кварталах.
Черт бы побрал этот скотч – под веками, в горле, в носоглотке!
Перебежав через улицу, Джек находит бензоколонку, видается прямиком в сортир. Срывает с себя благоухающий выпивкой пиджак, бросает в мусорное ведро. Смывает виски с лица, трет мылом пятна на рубашке. Хочет проблеваться, чтобы избавиться от мерзкого вкуса, – не идет. В раковине плещется мыльная вода: Джек зачерпывает ее горстями, глотает, и его наконец-то выворачивает наизнанку.
Наконец прекращается дрожь в ногах, успокаивается бешено колотящееся сердце. Джек снимает кобуру, оборачивает ее бумажным полотенцем, возвращается к машине. Увидев по дороге телефон-автомат, инстинктивно останавливается и набирает знакомый номер.
– Сид Хадженс слушает. «Строго секретно», конфиденциально, без протокола…
– Сид, это Винсеннс.
– Джеки, как делишки? Вернулся в наркоотдел?
– Нет, нарыл кое-что интересное у себя в Отделе нравов.
– Насколько интересное? Знаменитости фигурируют?
– Насколько это интересно само по себе, пока не знаю, но не сомневаюсь, что у тебя в руках заиграет всеми красками.
– А что ты так тяжело дышишь, Джеки? Бегом бежал? Джек кашляет, выдувая мыльные пузыри.
– Сид, я сейчас расследую дело о порнографии. Непристойные фотоснимки. Причем ребята на снимках очень прилично выглядят и наряжены в дорогие театральные костюмы. Первоклассная, профессиональная работа. Я подумал, может быть, ты что-нибудь об этом знаешь?
– Первый раз слышу, Джеки.
Слишком быстро. Ни на секунду не задумавшись.
– А как насчет парня-проститутки по имени Бобби Индж? Или женщины по имени Кристина Бергерон? Работает официанткой, возможно, подрабатывает проституцией.
– Никогда о них не слышал.
– Черт! Ну, а каких-нибудь независимых порнодилеров ты знаешь, Сид? Что…
– Послушай, Джек, я знаю одно: о таких делах лучше вслух не болтать. Но я о них и не знаю. У всех нас есть свои секреты, Джек. Кстати, ты не исключение. Поговорим позже, Джек. Позвони мне из участка.
Щелчок – Сид вешает трубку.
У ВСЕХ НАС ЕСТЬ СВОИ СЕКРЕТЫ, ДЖЕК. КСТАТИ, ТЫ НЕ ИСКЛЮЧЕНИЕ.
Сид как-то странно с ним разговаривал. Непохоже на себя. И что означают его последние слова? Угроза? Предупреждение?
ЧТО, ЧЕРТ ПОБЕРИ, ЕМУ ИЗВЕСТНО?
Открыв все окна, чтобы выветрить запах мыла, трясущийся Джек подъезжает к драйв-ин «У Стэна». Кристины Фергерон не видать. Назад на Шарлвиль, в дом 9849. Тук-тук У дверей – нет ответа. Между дверью и косяком – широкая щель. Джек наваливается плечом – дверь поддана полу в гостиной разбросана одежда. Исчезли фотографии.
Крадется к дверям спальни. Черт, нехорошо – револьвер остался в машине.
Пустые полки и ящики, голая кровать. Теперь в ванную.
На полу – растоптанный тюбик зубной пасты и рассыпанные гигиенические тампоны. Стеклянная полочка разбита, осколки в раковине.
В общем, собирались второпях.
Джек гонит машину обратно в Западный Голливуд. Дверь квартиры Бобби поддается легче. Джек входит с револьвером наготове.
И здесь никого.
В отличие от Бергеронов, Бобби оказался аккуратистом. Чистенькая гостиная, безупречная ванная, распахнутый гардероб зияет пустыми полками. В холодильнике – банка сардин. Мусорное ведро на кухне пусто, в нем – свежий бумажный пакет.
Джек перетряхивает квартиру вверх дном: гостиную, спальню, ванную, кухню; переворачивает полки, перетряхивает ковры, распатронивает туалет. Внезапно его осеняет: переполненные мусорные баки по обеим сторонам улицы…
Последняя надежда.
С его столкновения с Инджем прошло не меньше часа. А пожалуй, и больше. Едва ли этот урод поскакал прямиком домой. Небось возвращался кружным путем, переулками, путая след. Соображал, за что же его чуть не взяли. За то, что не явился по вызову, – или раскопали насчет порнушки? Так или иначе, нельзя, чтобы его застукали с порнографией. И в машине ее возить нельзя – слишком велик риск обыска. А мусорный бак перед домом – самое подходящее для нее место.
Что ж, Джеку не впервой рыться в отходах. Не зря его Мусорщиком прозвали. Может, повезет.
Джек выходит на тротуар – и к бакам. Какие-то ребятишки показывают на него пальцами, хихикают. Джек считает баки: один, два, три, четыре, пять и еще два за углом. На последнем нет крышки, и из мусора торчит, трепеща на ветру, край черного глянцевого листа.
Джек рванул туда.
Три журнала, целых три гребаных журнала – на самом верху! Джек хватает их, мчится в машину – ребятишки разрисовали ветровое стекло, – торопливо листает. Все те же голливудские пейзажи на заднем плане, Бобби Индж с парнями и девушками, неизвестные красотули – все лица Джек видит в первый раз.
Чем дальше, тем разнузданней становятся снимки: к середине третьего журнала начинаются настоящие оргии, игра в «ромашку», десятки натурщиков на ковре. Дальше – хуже: расчлененные тела, потоки крови из отрубленных рук и ног. Джек всматривается, морщась, и замечает, что кровь подрисована красными чернилами, а сами снимки явно подретушированы – судя по всему, увечья фальшивые. Достаточно взглянуть, какими изящными алыми завитушками ложится на пол чернильная кровь.
Шокирующие сцены заставляют Джека на мгновение забыть о своей цели: опомнившись, он принимается снова просматривать журнал, разыскивая среди бледного человеческого мяса и чернильной крови знакомые лица. И находит их на последней странице: Кристина Бергерон и ее сын трахаются, стоя на роликах на исцарапанном дощатом полу.
Фотография в почтовом ящике: сержант Эд Эксли, дрожащий и жалкий, стирает кровь с разбитых губ. Подписи обороте нет – и не нужно, и без того все ясно. Негатив остался у Стенсленда и Уайта – страховка на случай, если Эд вздумает их заложить.
