Карла Бергрен.
Ему пришлось подняться по двум лестничным маршам, пересечь наискосок заасфальтированный двор, преодолеть еще три грязных лестничных пролета с облупившейся коричневой краской и разболтанными перилами, и наконец он оказался перед щелястой дверью, на которой висел металлический почтовый ящик и клочок картона с написанными от руки словами «Карла Бергрен, манекенщица».
Звонка, по-видимому, здесь не имелось, поэтому Ларссон негромко постучал в дверь, открыл ее и вошел внутрь, не дожидаясь ответа.
Квартира оказалась однокомнатной. Оконная штора была наполовину опущена, и внутри царил полумрак. Воздух был теплым и спертым. Тепло излучали два старомодных электрокамина с открытыми спиралями. Одежда и другие предметы в беспорядке валялись на полу. Единственным предметом в комнате, который нельзя было сразу же отправить в мусорное ведро, оказалась кровать. Она была достаточно большой, а постельное белье выглядело сравнительно чистым.
Карла Бергрен находилась в квартире одна. Она уже проснулась, но все еще не встала и лежала в кровати, читая женский журнал. Так же как и в прошлый раз, когда он ее видел, она была голая и выглядела почти как тогда, только теперь она не дрожала от холода и не заходилась в истерике. Напротив, казалась очень спокойной.
Она была хорошо сложена, очень стройная, с крашеными светлыми волосами и маленькими, чуть обвисшими грудями, которые наверняка смотрелись наиболее выгодно, когда она лежала на спине, как сейчас; волосы у нее между ног были мышиного цвета. Она лениво потянулась, зевнула и сказала:
– По-моему, еще немного рановато, но, впрочем, ладно.
Гунвальд Ларссон ничего не сказал, и она, очевидно, ошибочно истолковала его молчание.
– Деньги, естественно, вперед. Положи их на столик, вон там. Надеюсь, тебе известна такса? А может быть, тебе хочется чего-нибудь исключительного? Как насчет небольшого шведского массажа? Ручная работа, не пожалеешь.
Ему пришлось пригнуться, чтобы пройти в дверь, а комната была такой крошечной, что он едва в ней поместился. Здесь воняло потом, застоявшимся табачным дымом и дешевой косметикой. Он шагнул к окну и попытался поднять шторы, однако пружину заело, и в результате штора почти полностью опустилась.
Девушка на кровати наблюдала, как он это делает. Внезапно она узнала его.
– Ой! – воскликнула она. – Я тебя узнала. Ведь ты спас мне жизнь, да?
– Да.
– Я так тебе благодарна.
– Не стоит благодарностей.
Она чуть задумалась, слегка раздвинула ноги и провела правой рукой по гениталиям.
– Для тебя, конечно, это будет бесплатно, – сказала она.
– Набрось на себя что-нибудь, – велел Гунвальд Ларссон.
– Почти каждый говорит, что я привлекательно выгляжу, – застенчиво произнесла она.
– Только не я.
– В постели я тоже хороша. Так все говорят.
– Не в моих правилах допрашивать голых… людей.
Он чуть замялся, подыскивая слово, словно не был уверен, к какой категории следует ее отнести.
– Допрашивать? Ах да, конечно, ведь ты легавый. – И после секундного колебания: – Я ничего не сделала.
– Ты проститутка.
– Ой, не будь таким грубым. Разве в этом есть что-нибудь плохое?
– Оденься.
Она вздохнула, покопалась в простынях, нашла махровый халат и набросила его на себя.
– А в чем дело? – спросила она. – Чего тебе надо?
– Я хочу спросить тебя кое о чем.
– Меня? О чем же?
– Например, о том, что ты делала в том доме.
– Ничего противозаконного, – сказала она. – Это правда.
Гунвальд Ларссон вынул шариковую ручку и вырвал из блокнота несколько листов.
– Как тебя зовут?
– Карла Бергрен, но в действительности…
– В действительности? Не вздумай лгать.
– Нет, – сказала она, надувшись, как ребенок. – Я не собираюсь тебе лгать. В действительности меня зовут Карин София Петтерссон. Бергрен – это фамилия мамы. А Карла звучит лучше.
– Откуда ты приехала?
– Из Шиллингарюда. Это в Смоланде.
– Ты давно живешь в Стокгольме?
– Больше года. Почти восемнадцать месяцев.
– У тебя было здесь какое-нибудь постоянное место работы?
– Ну… смотря, что ты имеешь в виду. Я немного работала манекенщицей. Довольно тяжелая работа.
– Сколько тебе лет?
– Семнадцать… почти.
– Значит, шестнадцать, да?
Она кивнула.
– Итак, что вы делали в той квартире?
– У нас была всего лишь маленькая вечеринка.
– Ты имеешь в виду, что вы ужинали и все такое прочее?
– Нет. Это была секс-пати.
– Секс-пати?
– Ну да. Ты что, никогда о такой не слышал? Классная вещь!
– Ага, – равнодушно заметил Гунвальд Ларссон, переворачивая страницу. – Ты хорошо знала этих людей?
– Парня, который там жил, я раньше никогда не видела. По-моему, его звали Кент.
– Кеннет Рот.
– Ах вот как? Ну все равно, я никогда раньше о нем не слышала. С Мадлен я тоже была плохо знакома. Они умерли, да?
– Да. А что ты можешь сказать о Максе Карлссоне?
– Его я знала. Мы иногда с ним
