Ознакомительная версия.
— Коллега там. Тоже следователь.
— Я думаю, он не будет против? Туда-сюда, больше часа не задержу, честное слово! Но, Саша, клянусь честью…
— Сейчас я его спрошу, — кивнул Турецкий и отправился к своей машине. — Платон Петрович, если не возражаешь, это мой еще школьный приятель, и у него какое-то дело срочное обнаружилось. Ко мне лично. Но он предлагает обсудить его за обедом. На час, не дольше, как?
И понял, что сделал правильно. Платон поморщил лоб, обдумывая предложение, наконец снисходительно кивнул:
— Думаю, можно. Если на часок…
Турецкий, скрывая ухмылку, обернулся и махнул рукой Залесскому: мол, езжайте, а мы следом. Сел сам за руль, и, когда кавалькада тронулась, вырулил на шоссе. Просто для интереса взглянул на часы. А когда подъехали к воротам поселка, еще раз проверил себя. Точно, пятнадцать минут. Оказался прав, хотя от этого ровным счетом ничто в принципе не зависело…
— Моих никого нет, — зачем-то предупредил Игорь, когда поднимались в дом.
Он уже познакомился с Платоном, после чего, взглянув на Александра, изобразил на лице некую степень уважения: ишь ты, мол, какой серьезный и суровый дядечка! Ну да, Платон умел напускать на себя этакую неприступность. Турецкий подмигнул в ответ.
Стол был уже накрыт. Видя, что Турецкий за рулем, Игорь не стал предлагать спиртного, хотя разнообразных бутылок на специальном столике, для этой цели предназначенном, было вволю. Он просто показал на него и сделал неопределенный жест — если желаете, то… сами решайте. Методичный Платон, однако, подошел, стал рассматривать этикетки с глубокомысленным выражением лица. Но наливать себе ничего не стал — работа, служба, что поделаешь! Это было предельно ясно из его скупой мимики.
А тем временем, неохотно побалтывая ложкой в густом, вероятно протертом, овощном супе, Игорь мрачно повествовал о своей беде.
— Светка пропала, Саш… Ничего не могу понять. Ни скандалов, ни криков. Вот уже четвертый день пошел. А ни слуху ни духу. Просто не знаю, что думать.
— А чего думать? — прихлебывая оказавшийся довольно вкусным суп и хрустя поджаренными гренками, сказал Турецкий. — Обзвонить подруг, приятелей… У нее раньше бывало подобное?
— Да никогда! — с жаром воскликнул Игорь, отложив ложку. — Ну, шумели, случалось, ссорились по мелочам, но чтоб исчезнуть… на столько дней? Саш, я очень волнуюсь. Лерка вот умчалась в город. С Верой. Они хотят там среди ее школьных подруг пошерстить. В московской-то квартире ее тоже нет. И не было.
— А чего только сейчас хватились?
— Ну, мало ли… думали, может, шлея какая… бывает у девчонок… в пятнадцать-то…Ну да, тебе откуда знать, твоей только десять, счастливый…
— Почему?
— А вот доживешь до моих… забот… — совсем уже тяжко вздохнул Игорь и отодвинул недоеденный, да практически и не начатый свой суп. Морщась, показал лощеному официанту, чтоб подавал, что у него там дальше. Все равно аппетита никакого.
Тот немедленно подкатил столик, заполненный различными тарелками под блестящими крышками. Стал одну за другой поднимать, предлагая. Но Игорь отрицательно качал головой и продолжал кисло морщиться, будто во рту у него была какая-то гадость. А потом и вовсе махнул рукой: убери, не хочу. Официант элегантно откатил столик в сторону и остановился за спиной у Турецкого, ожидая, когда тот закончит громко хлюпать и аппетитно хрустеть отлично поджаренными, румяными гренками-сухариками, натертыми чесноком. Лафа, если кто понимает! Но здесь, кажется, никто, кроме него и официанта, не желал ничего понимать. Даже Платон, которому сам Бог велел в данной ситуации активно радоваться жизни, отчего-то хмурился. Или напускал таким образом на себя важный вид? Вот же чудак, пользовался бы халявой! Когда еще представится подходящий случай!
Пустяки это все, конечно, но ведь и Игорь не стал бы зря паниковать. При его-то всегда уравновешенном характере и несколько отстраненном отношении ко всему окружающему. И вообще, Залесский — не тот тип человека, которого могут всерьез взволновать семейные неприятности. Ну так, во всяком случае, казалось Турецкому. А сейчас он, похоже, в растерянности. Но пытается при этом не потерять своего лица, как выражаются тонкие физиономисты японцы.
— А кто-нибудь видел, когда и при каких обстоятельствах она покинула этот ваш замок? — спросил Александр.
— Я уж тут целое расследование провел, — безнадежно отмахнулся Игорь. — Не знают, не видели… Пропал человек, и никто не в курсе! Бред какой-то…
— А домашние?
— О них и речь… Зла не хватает!
— Так, может, это не они уехали искать, а ты всех разогнал? — Турецкий испытующе посмотрел на Игоря.
— Саша, скажи честно, я похож на диктатора?
— Вообще-то, не очень… Но мало ли?
— Скажи, что предпринять? Объявлять в розыск? Как это у вас называется? Или, может, частного сыщика нанять?
— А что он будет делать?
— А я почем знаю? Разве вопрос ко мне? Он — профи, вот пусть и занимается. Чего я буду подсказывать? Слушай, а может?.. — Он с просительной надеждой взглянул на Александра. — А, Саш?
Турецкий понял его.
— Даже и не думай. Мы вот с Платоном Петровичем тем самолетом занимаемся. И погибшим летчиком.
— Погоди, что ты говоришь? — возразил Игорь. — Он же выпрыгнул с парашютом! Мы оба с тобой видели!
— То второй летчик выпрыгнул. А тот, который погиб, вот он-то как раз спас и весь ваш поселок, и все остальное. Сам погиб, а это спас. А как все произошло и почему, об этом приказал нам выяснить сам Президент. И ослушаться его, чтобы заняться другими проблемами, мы не имеем права. Я верно излагаю, Платон Петрович?
И Платонов солидно кивнул, подтверждая незыблемую истину.
Все, что оставалось Игорю Валентиновичу Залесскому, это в бессчетный уже сегодня раз вздохнуть и смириться с неизбежным. Что ж, пусть все будет, как будет…
Обед закончился в натянутом молчании. Турецкий решил даже отказаться от чашки превосходного послеобеденного кофе, чтобы не насиловать себя. Да и Платону вовсе незачем принимать участие в вещах, которые ему и неинтересны, и попросту не нужны. Поэтому, когда расправился со вторым, демонстративно поглядел на часы, укоризненно покачал при этом головой и заметил:
— Нехорошо, задерживаемся… Давай-ка, Игорек, сделаем вот что. Мы сейчас все-таки поедем, а вечерком созвонимся. Мой номер у тебя есть. И если ничего не прояснится, тогда подумаем, что делать дальше. Спасибо за прекрасный обед.
— Да, да, спасибо, — солидно согласился и Платонов, тоже поднимаясь и складывая свою салфетку, что было, как ему казалось, вполне прилично. А уже сидя в машине, вдруг сказал задумчиво: — Школьный, говоришь, дружок? Не прост, нет, не прост…
— Это в каком смысле?
— Он от тебя, Александр Борисович, уже не отвяжется. Такие люди просто так от своих идей не отказываются. А знаешь, почему он мрачный сидел?
— Ну, интересно?
— Потому что от тебя отказ услышал. Вот увидишь, я прав. А что хоть за девочка?
— Банкирская дочка. Но на стерву не похожа. Стерва там скорее мачеха ее, которая и старше-то всего на десяток годков. Может, в этом и конфликт…
— Все может быть. Вот видишь, чего, казалось бы, тебе еще надо? Дом-дворец, прислуга, машин там крутых, мать родная! А все что-то, получается, не то. Я так мыслю, что к большим деньгам должна прилагаться еще и большая культура.
— А к очень большим — соответственно? — ухмыльнулся Турецкий.
— Вот именно. Тогда не страшно.
— Чего?
— Не страшно, что дети превратятся в монстров. Не страшно за будущее. А так?..
— Вот именно, так… Ладно, пузо набили, пора и делом заниматься. Тебя я завезу в институт, а сам заскочу к Щетинкину, не возражаешь? У тебя уже была с ним встреча…
— Краткая. Ты ж видел протокол.
— Ну вот, поэтому мне и сподручней будет, как бы по-новому. А потом соединим наши впечатления. В общем, давай постоянно держать связь. Домой вместе поедем.
В палате городской больницы пострадавшего летчика не оказалось. То есть его еще не выписали, но просто тут не было. Турецкий подозвал симпатичную медсестричку, на которых всегда почему-то производил впечатление, и попросил помочь найти выздоравливающего Щетинкина. Та и не думала искать. Сказала, что надо спуститься по другой, противоположной, лестнице на первый этаж и уже там, на площадке подвального этажа, у больных своя курилка.
Отличная возможность поговорить по душам, подумал Турецкий и отправился в курилку.
Напротив двери в подвал, подостлав под себя газеты, сидели на ступеньках с десяток мужиков в полосатых больничных пижамах и коричневых халатах с почему-то голубыми обшлагами. Оглядев это разномастное, но единое по духу воинство, Турецкий спросил:
— Мужики, а Петра Степановича я могу здесь увидеть?
Ознакомительная версия.
