Молчит.
– Тайрон, тебе светит вышка. Если не заговоришь, не проживешь и полугода.
Молчит и не поднимает головы.
– Сынок, все, что от тебя требуется, – сказать, где Сахарный Рэй спрятал тачку и дробовики.
Молчит.
– Послушай, сынок, это дело одной минуты. Ты говоришь, где стволы и тачка, и тебя переводят в Отдел зашиты свидетелей. Ни Рэй, ни Лерой до тебя не доберутся.
Окружной прокурор обеспечит тебе охрану. И ты не попадешь в газовую камеру. Нет ответа.
– Сынок, убиты шесть человек. Кто-то должен за это ответить. Либо ты, либо Рэй.
Нет ответа.
– Тайрон, он назвал тебя пидором. Сказал, что ты подставляешь жопу и тебе это нравится. Что ты берешь в ро…
– Я НИКОГО НЕ УБИВАЛ!
Эд едва не подпрыгнул от этого неожиданного вопля.
– Сынок, у нас есть свидетели. Есть доказательства. Коутс уже во всем признался. Сказал, что зачинщиком был ты. Спаси свою жизнь, сынок. Это очень просто. Тачка, стволы. Где они?
– Я никого не убивал!
– Тише, Тайрон. Знаешь, что говорил о тебе Рэй Коутс?
Джонс, вздернув голову:
– Брехня все это!
– Вот и я думаю, что брехня. Нет, ты не пидор. Скорее уж это он пидор – он ведь женщин ненавидит. Небось, ему понравилось убивать тех женщин. А вот тебе нет, верно?
– Не убивали мы никаких женщин!
– Тайрон, где ты был вчера в три часа ночи? Молчит.
– Тайрон. почему Сахарный Рэй спрятал машину? Молчит.
– Тайрон, почему вы спрятали стволы, из которых стреляли в Гриффит-парке? У нас есть свидетель, он вас опознал.
Молчит, качая головой, и из его зажмуренных глаз текут слезы.
– Скажи, сынок, зачем Рэй сжег одежду, в которой вы были прошлой ночью?
Джонс уже рыдает в голос, по-собачьи подвывая.
– На ней была кровь, верно? Черт возьми, как не быть крови, вы же застрелили шестерых! Рэй спрятал все концу в воду. Это он избавился от стволов и машины, он придумал сжечь одежду. Главарем был он, верно? Он у вас всегда был главным, он говорил вам с Лероем, что делать, всегда, с тех самых пор как ты стал пидором в Казитасе, верно? Говори, сволочь!
– МЫ НИКОГО НЕ УБИВАЛИ! Я НЕ ПИДОР НИКАКОЙ!
Эд обходит стол, приближается к нему. Говорит медленно, раздумчиво.
– Знаешь, как мне кажется, все это было? Сахарный Рэй в вашей компании главный. Лидер. Лерой у него на побегушках. А ты – просто жирный клоун, над которым все смеются. Ты к ним прибился, чтобы почувствовать себя человеком, верно? А Сахарный Рэй тебя терпит, потому что ему нравится над тобой прикалываться. Вы с ним вместе сидели в Казитасе, потом вместе сеанса набирались. Сахарку нравилось подглядывать за девками, тебе – за парнями. И вам обоим нравилось смотреть на белых, потому что белые для цветного – запретный плод. И в ту Ночь вы сели в шикарный «меркури» сорок девятого года, захватили с собой помповики, нажрались «красных дьяволов», которые вам продает Роланд Наваретте, и поехали в Голливуд, в город белых. Сахарок все тебя дразнил – говорил, что ты голубой. Ты отвечал: неправда, это только потому, что в колонии девок не было. А Сахарок говорит: докажи. Вы ехали и заглядывали в окна. Но время было уже позднее, белые задернули занавески и легли спать, а ты накачался наркотой и тебя просто распирало изнутри, хотелось сделать что-то такое – ты сам не понимал что. А потом вы подъехали к «Ночной сове». Заведение открыто, внутри одни белые… И тут ты не выдержал. Бедный Тайрон, бедный жирный педик Тайрон – он сорвался. Ты ведешь парней в «Ночную сову». Там шестеро: трое мужчин и три женщины. Вы запираете всех в подсобке, взламываете кассу, заставляете повара сказать вам код сейфа и все выгребаете оттуда. Вытряхиваете сумочки и бумажники, спрыскиваете руки женскими духами. И тут Сахарок говорит: «Эй, Тайрон, трахни вон ту бабу. Докажи, что ты не пидор». Но этого ты сделать не можешь. И тогда ты начинаешь стрелять, а следом за тобой и остальные, и тебе это нравится, потому что в этот миг ты перестаешь быть несчастным, жирным, черномазым, дрисливым пидором…
– НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕТ!
– Да! Где стволы, мразь? Или ты сознаешься и начнешь давать свидетельские показания, или отправишься в газовую камеру!
– Нет! Я никого не убивал!
Эд грохает кулаком по столу.
– Зачем вы избавились от машины?
Джонс мотает головой, разбрасывая вокруг капельки пота.
– Зачем сожгли одежду?
Молчит.
– Почему от вас несет духами?
Молчит.
– Сахарок и Лерой изнасиловали тех женщин?
– Нет!
– Вот как! Значит, вы их насиловали втроем?
– Мы никого не трогали! Нас там вообще не было!
– А где же вы были?
Молчит.
– Тайрон, где ты был прошлой ночью?
Джонс молча рыдает. Эд кладет руки ему на плечи.
– Сынок, ты знаешь, что будет, если ты не заговоришь? Если ты это сделал, признайся и спаси свою шкуру.
– Мы этого не делали! Мы никого не убивали! Нас вообще там не было!
– Нет, сынок, это вы и были.
– Нет!
– Вы были там, сынок, вы это сделали. Так что признавайся.
– Это не мы!
– А теперь успокойся. Вздохни поглубже. И выкладывай все.
Джонс лепечет что-то невнятное. Эд опускается на колени перед его стулом и весь обращается в слух.
Он различает: «Господи, пожалуйста, мне просто надоело целкой быть!» И еще: «Мы же не хотели ее убивать! Мы ее не убили, так что нас не казнят, правда?» И еще: «Если она не умрет, нас не отправят в газовую камеру, правда? Господи, пожалуйста, только бы она не умерла! Тогда и я не умру, потому что я не пидор!»
Дальше что-то про Иисуса, Отца небесного – но это Эд уже не слушает. Он бросается в комнату № 2.
Запахи пота и сигаретного дыма. Лерой Фонтейн – крупный, мускулистый – сидит закинув ноги на стол. Эд Говорит:
– Надеюсь, ты окажешься умнее своих дружков. Даже если вы убили ту женщину – это не то, что прикончить Шестерых.
Фонтейн трогает разбитый нос – бинты закрывают пол лица.
– То, что в газетах пишут, – брехня.
Он прикрывает за собой дверь.
– Лерой, если в момент их смерти ты был с той женщиной, это твое спасение. Молись, чтоб так и было.
Молчание.
– Кто она такая? Шлюха?
Молчание.
– Вы ее убили?
Молчание.
– Хотели помочь Тайрону целину вспахать, потом увлеклись… Я прав?
Молчание.
– Лерой, даже если вы ее убили и она цветная, ты можешь просить о помиловании. Даже если она белая, у тебя еще остается шанс. Но пока что все улики указывают, что ты был в «Ночной сове». И если не докажешь, что ты пакостил где-то в другом месте, тебе пришьют то, чем пишут в газетах. Понимашь, что это значит?
Фонтейн молчит, вертя в руках спичечный коробок.
– Если вы ее похитили, но она еще жива, вышака избежите. Под закон Линдберга это не подпадает [27]. – Это, конечно, ложь.
Молчание.
– Лерой, где стволы и тачка? Молчание.
– Лерой, она еще жива?
Фонтейн усмехается, и от этой усмешки по спине у Эда проходит холодок.
– Если она жива, она – твое алиби. Не буду тебя обманывать, ничего особо хорошего тебя не ждет. Нападение, похищение, изнасилование – статьи серьезные. Но если ты докажешь, что непричастен к делу «Ночной совы», то сбережешь нам много времени, и окружной прокурор будет тебе благодарен. Не надо запираться, Лерой. Помоги нам, помоги себе.
Молчание.
– Лерой, подумай сам. Вы похитили женщину, угрожая ей оружием. От машины пришлось избавиться, потоку что на обивке была ее кровь. Видимо, она запачкала бровью и ваши шмотки, так что их пришлось сжечь. Вы вылили на себя ее духи. Зачем спрятали стволы, я не совсем понимаю, видимо, боялись, что она может их опознать. Сынок, если эта женщина жива, она – твой единственный шанс.
– Я так думаю, что жива, – говорит Фонтейн.
Эд садится.
– Ты думаешь?
– Ну да.
– Кто она такая? Где она?
Молчит.
– Цветная?
– Мексиканка.
– Как ее зовут?
– Не знаю. Чистенькая такая сучка, вроде как из колледжа.
– Где вы на нее напали?
– Не знаю… в Истсайде.
– Куда вы ее затащили?
– Не знаю… заброшенный дом где-то в Данкерке.
– Где тачка и стволы?
– Не знаю… Сахарок о них позаботился.
– Если вы ее не убивали, зачем Коутс спрятал стволы?
Молчит.
– Зачем, Лерой?
Молчит.
– Зачем? Скажи мне, сынок.
Молчит.
Эд ударяет по столу:
– Говори, придурок!
Фонтейн грохает по столу еще сильнее.
– Это все Сахарок! Он стволы ей в пизду совал! Л потом сказал, что теперь от них надо избавиться!
Эд прикрывает глаза.
– Где она сейчас?
Молчит.
– Вы оставили ее в том доме?
Молчит.
Эд открывает глаза.
– Оставили где-то еще?
Молчит.
Внезапная мысль. Когда их взяли, наличных у них не нашли. Может, они припрятали деньги, когда Сахарок жег одежду?
– Лерой, что вы с ней сделали? Кому-то продали? С друзьями поделились?
– Мы… ну, мы ее сначала по кругу пустили. А потом отвезли к знакомым ребятам.
– В Голливуд?
– Мы не стреляли в тех белых!
