Ты просто убиваешь меня. Но думаю, что это у тебя все нервы. Посоветовалась с Максимом Савельевичем. Он настаивает, чтобы ты приехал в Москву для обследования. По его мнению, у тебя нервное истощение. Женя, прошу тебя, отнесись к своему здоровью самым серьезным образом. Крепко тебя целую. Регина».
Даты на этом послании не было. Игорь Андреевич передал письмо Дагуровой, а сам занялся содержимым ящиков стола. Следующей находкой были два документа: командировочное удостоверение на имя Евгения Тимуровича Баулина, согласно которому профессор выезжал на десять дней в Теберду. Срок командировки начинался с 4 июля 1984 года.
— Значит, завтра, — прокомментировал Латынис.
— Вот именно, — кивнул Чикуров. — Но, пожалуйста, полюбуйтесь.
Он протянул оперуполномоченному билет на самолет в Махачкалу, датированный тоже 4 июля.
Оба документа решили изъять.
Затем Игорь Андреевич увидел список, сделанный от руки. В нем было десятка четыре названий городов. Трудно было догадаться, чем руководствовался человек, составлявший этот список. Тут и Прибалтика, и Кавказ, и Сибирь, и Центральная Россия, словом, различные уголки страны. Рядом с каждым названием города стояли три заглавные буквы и в скобках какие–то цифры. Больше половины городов были помечены крестиком.
— Странная бумага, — заметила Ольга Арчиловна. — Прямо ребус какой–то…
— Разгадывать будем потом, — сказал Чикуров, откладывая лист в сторону.
Он извлек из ящика толстую папку в переплете. Это оказалась докторская диссертация Баулина с мудреным медицинским названием, длинным подзаголовком и датой — 1978 год. Игорь Андреевич перелистал работу. Из нее выпала выписка из решения ученого совета, которая удостоверяла, что диссертацию Евгений Тимурович успешно защитил 18 мая 1978 года. Однако диплома о присвоении Баулину докторской степени Чикуров не обнаружил.
«Возможно, в доме имеется какое–нибудь укромное место, где профессор держит важные документы, — подумал Чикуров. — Или они в Москве, у жены».
Больше ничего примечательного в столе не было. Электробритва, перьевая авторучка «паркер», вырезки из медицинских журналов и газет, а также всякая мелочь вроде ластика, поломанной запонки, дешевого перочинного ножа, календарика.
На первом этаже располагалась еще кухня и темная каморка наподобие чулана.
В кухне стоял стандартный недорогой гарнитур. Посуда была простая, для каждодневного обихода. На столе несколько увядших темно–бордовых роз. В огромном финском холодильнике «Розенлев» было много моркови, лука, петрушки, укропа и другой зелени. В чулане хранился огородный и домашний инвентарь.
Словом — глазу остановиться не на чем.
Поднялись на второй этаж и попали в комнату с камином. Сиротливо стояло кресло с высокой спинкой, а в углу на полу — небольшая картина с изображением не то сельского праздника, не то ярмарки. Удивительно живо были выписаны фигуры нарядно одетых баб, детей и мужиков, лихая тройка и сказочная церквушка.
— Напоминает Кустодиева, — сказала Дагурова.
— Очень, — поддакнула девушка–понятая, но под суровым взглядом пожилого мужчины осеклась и замолкла.
— Здесь тоже не одна картина висела, — сказал Латынис, кивая на стены. — Сплошь гвозди… А осталось всего четыре.
Камин отличался богатой отделкой. Мрамор, чеканка по меди, искусно выполненная кованая решетка.
Под стать камину была и люстра — под старину, в виде керосиновой лампы, подвешенной на цепях. Она чуть поблескивала бронзовыми частями.
Игорь Андреевич заглянул внутрь камина. На колосниках лежала кучка обгоревших бумаг. На сохранившихся белых клочках были видны написанные от руки фрагменты слов.
«Может, записи Баулина? — подумал Чикуров. — Но почему он их сжег? Скорее всего черновики».
Пепел и несгоревшие остатки бумаг были со всеми предосторожностями упакованы и изъяты. Возможно, экспертам удастся восстановить текст.
Осмотреть в доме осталось только спальню. Она поражала несоответствием дорогих штор и пуританской холостяцкой кровати с дешевеньким покрывалом.
— Непонятно все–таки, — пожал плечами Латынис.
— Смотрите, — сказала вдруг Дагурова.
Рядом с кроватью на полу валялась деревянная шкатулка, поблескивающая лакированной поверхностью. На ее крышке была изображена какая–то фантастическая птица, царственно раскинувшая крылья. Тонкие изящные мазки, совершенство линий, изумительно подобранный цвет — алый с золотистым — говорили о большом вкусе и талантливости художника. Было такое ощущение, что эту прекрасную вещь забыли на полу нечаянно.
Чикуров аккуратно, двумя пальцами, поднял шкатулку, осмотрел и передал Хрусталеву. Тот, вооружившись лупой, стал исследовать ее.
— Отпечатки есть, — сказал Хрусталев и осторожно открыл крышку.
Шкатулка была пуста.
Изъяли и ее.
На тумбочке у изголовья кровати высилась стопка книг. Чикуров взял в руки одну. Мишель Монтень «Опыты». Другая — Лев Толстой, третья — Платон.
«Увлекался философией?» — подумал о профессоре следователь.
В книжках торчали закладки. Кое–какие мысли и фразы были подчеркнуты.
Игорь Андреевич положил книги на место, выдвинул ящичек. В нем лежали паспорт, профсоюзный билет и служебное удостоверение Баулина. Тут же были обнаружены две связки ключей, один из которых подошел к замку входной двери.
В шкафу лежало постельное белье, висели два костюма, один строгий, выходной, другой светлый, попроще.
Если все это вызвало подозрение и настороженность у Чикурова и его коллег, то понятые отнеслись по–другому.
— А трепались, что у Евгения Тимуровича только что птичьего молока нет, — разочарованно сказал пожилой мужчина. — Гляди–ка, скромно живет мужик. Другой бы на его месте… — Он не договорил, только многозначительно хмыкнул.
Вдруг зазвонил телефон на тумбочке. Звонки были частые, резкие — явно звонили из другого города.
— Послушать? — спросил у Чикурова Латынис, который ближе всех стоял к аппарату.
— Я сам, — ответил Игорь Андреевич.
Он поднял трубку. Сквозь треск донесся далекий мужской голос:
— Евгений Тимурович! Товарищ Баулин!..
— Его нет, — отчетливо проговорил следователь. — Кто звонит и что ему передать?
— Евгений Тимурович, Евгений Тимурович! — надрывались на том конце провода. — Говорите громче, не слышно!..
Чикуров повторил свой вопрос, но и на этот раз звонивший ничего, видимо, не разобрал, дунул несколько раз в трубку и прокричал:
— Зачем вы это сделали, товарищ Баулин? Зачем?!.
Неожиданно Слышимость стала нормальной, потому что когда Чикуров сказал, что у телефона не профессор, а следователь прокуратуры, то услышал в ответ:
— Как не Баулин?.. Странно…
Больше, не было произнесено ни слова. Отключились.
— Ян Арнольдович, как бы узнать, откуда звонили? — спросил следователь.
— На всякий случай не кладите трубку, — сказал Латынис и обратился к понятым: — У вас телефон есть?
— Есть, есть, — закивала девушка. — Мама не спит….
Оперуполномоченный выскочил из комнаты, прогремел быстрыми шагами по лестнице.
Спальню досматривали без него. Латынис вернулся, когда уже были обследованы чердак, солярий, сарай.
— Ну и бестолковая же телефонистка попалась, — пожаловался Ян Арнольдович, отведя в сторону Чикурова. — Звонили из Кишинева.
— Кто?
— Неизвестно.
— Что, по автоматической связи?
— В том–то и дело, что заказывали. С переговорного пункта, на пять минут… Заказавший неожиданно прервал разговор и ушел.
— Это я, наверное, спугнул, — поморщился Игорь Андреевич. — Ляпнул, что следователь.
