Ознакомительная версия.
Тетя Валя кормила во дворе кур, и они с заполошным кудахтаньем кучковались у ее ног, толкаясь и иногда запрыгивая друг на дружку.
— Та тю на вас! — привычно поругивала она шумное хозяйство и последнюю пригоршню пшена бросила подальше от себя. А то некоторые нетерпеливые особи уже норовили запрыгнуть на ее ноги и потоптаться по ее тапкам.
Когда Турецкий вышел на крылечко, тетя Валя подняла голову и всплеснула руками.
— О, какой красавец, прямо любо-дорого посмотреть! Далеко ли собрался с самого утра, не пивши не евши?
— Я чайку попил, тетя Валя. Что-то ничего больше не хочется.
— А где ж твой дружок? Что-то не видно его, не слышно. Неужто дома не ночевал?
— Не ночевал, тетя Валя. Но скоро уже придет. Так что вы уж будьте добры, позаботьтесь о нем. Вот уж кого нужно будет сытно покормить.
— Где гулял, там пускай и кормят, — проворчала тетя Валя, не одобряя легкомыслия Плетнева — отца почти взрослого сына, которому надо же брать с кого-то пример, раз у него, сиротки несчастного, матери нету. А какой тут пример, когда папаша так и норовит либо рюмку опрокинуть, либо приударить за женским полом. Ужас до чего ветрогон этот Антон. С кем поведешься, от того наберешься. Вот и Сашку сбивает с панталыку. Если бы не этот бесшабашный дружок, ее племянник не доставлял бы ей столько хлопот. В детстве был же замечательным мальчиком. По деревьям лазил, с крыши сарайчика прыгал, но чтобы водку пить!
Она залюбовалась статной фигурой племянника, такой солидный мужчина, все при нем: и умный, и красавец, а с женой только помирятся, не успеешь оглянуться — опять свары. Правда, была бы тетка ему женой, уж досталось бы ему от нее! И что мужики за порода такая? Не хотят тихого семейного счастья, им страсти подавай. Да желательно на стороне…
— А надолго ли ты, Сашко, уходишь? — решила проконтролировать племянника тетка.
— Может, и на весь день. Как сложится, — ответил деловой племянник и вышел на улицу.
Тетка припала к щели между потемневшими досками штакетника и проследила, как Сашко проголосовал, небрежно помахав перед машиной, и остановил чистенькую иномарку.
Куры доругивались за последние зернышки пшена, и тетя Валя пошла к грядке нарвать к обеду зелени. Может, Сашко приедет и пораньше — голодный, надо ему сварить борщ. Он любит ее борщи, всегда нахваливает.
Рослый водитель, похожий на Джеймса Бонда, доброжелательно улыбнулся Турецкому, когда тот садился в машину. Но стоило клиенту назвать адрес, Джеймс Бонд нахмурился. Не понравился ему пункт назначения. Но деньги, как говорится, не пахнут, особенно халявные, если их зарабатывать на машине шефа и даже не тратиться на бензин. Он покрутил магнитолу и настроил ее на городскую волну. Оба молча слушали новости. Жизнерадостный диктор брал интервью у местных учителей на общегородской педагогической конференции. Не менее жизнерадостная молодая учительница клялась, что с детства мечтала пойти по стопам своих родителей-учителей и их родителей. И даже родителей тех родителей. Турецкий подивился — надо же, четвертое поколение учителей в одной семье. И не обрыдло этой юной выпускнице педвуза слышать изо дня в день в течение всей ее недолгой жизни разговоры о школе.
Сводку криминальных новостей принялась сообщать диктор таким хулиганским голосом, что Турецкий подивился — как ее допустили информировать народ о серьезных преступлениях.
«Вчера на набережной возле баржи „Ставрида“ было обнаружено тело неизвестной девушки лет двадцати. Документов при ней не оказалось. Проводятся разыскные действия. Задержан свидетель, который, возможно, является соучастником преступления. В интересах следствия имя задержанного сотрудники милиции не сообщают».
— Проститутка, наверное, — подал голос водитель.
— А почему вы так думаете? — удивился Турецкий.
— Так всем известно, на этой барже притон.
— А милиция куда смотрит?
— Вот такая у нас милиция… — недовольно взглянул на попутчика водитель, подъезжая к прокуратуре. Турецкий протянул ему деньги и поблагодарил. Джеймс Бонд молча взял деньги. Турецкий подмигнул ему:
— Напрасно напрягаешься. Я не доносить приехал, а спасать хорошего человека.
Агент 007 недоверчиво посмотрел на Турецкого и независимо ответил:
— А мне по фигу! — и газанул с места.
Дежурный сверил паспорт Турецкого с записью в журнале и пропустил его.
В кабинете за солидным столом сидел крупный мужчина. Ворот его джинсовой рубахи был расстегнут и открывал золотую цепь внушительного размера. Такие цепи Турецкий видел обычно на бандитах. Но времена меняются, иногда трудно внешне отличить бандита от следователя.
Грабовенко, невзирая на свою внушительную фигуру, из-за стола все-таки встал и протянул руку Турецкому.
— И какие дела привели московского важняка к нам, в провинцию? — осклабился он и сверкнул двумя золотыми коронками на клыках.
— Ну, скромничаете… — усмехнулся Турецкий. — Новороссийск — вполне цивилизованный город, современный. Во всяком случае, я его уже достаточно изучил, и он мне нравится. И люди у вас интересные, общался.
— Люди везде интересные, особенно если копнуть поглубже, столько открывается, диву даешься… — заметил Грабовенко и приглашающим жестом указал на стул напротив себя.
— Присаживайтесь, я вас внимательно слушаю.
— Меня привело к вам дело весьма неожиданное. Оно уже давно раскрыто, человек получил срок согласно статье сто девять пункт два, отсидел и даже вернулся к нормальной жизни.
— На то мы и работаем с преступниками, чтобы они, отбыв наказание, возвращались к нормальной жизни, — парировал Грабовенко и даже слегка подбоченился. Мол, знай наших, работаем не за страх, а за совесть.
— Да вся беда в том, что человек вроде отбыл наказание за несовершенное им убийство. Несправедливо его осудили. Хочу разобраться, что это — судебная ошибка или злой умысел?
— Даже так? — поднял правую бровь Грабовенко, и в его глазах появилась злинка. Он сцепил перед собой пальцы, облокотясь локтями на стол. Руки у него были могучие, ничего не скажешь. Даже сквозь джинсовую ткань рельефно выделялись мышцы.
— Я ничего не утверждаю. Но разобраться нужно. Невзирая на то, что прошло достаточно много лет.
— Что за дело? — сердито проговорил Грабовенко, будто его уже обвиняли в ошибке.
— Дело Гущиной Анны. Вы его вели. Десять лет назад. Чемпион страны по пулевой стрельбе. Причинение смерти по неосторожности.
Грабовенко нахмурился. Он изобразил мучительный процесс воспоминания. Хотя Турецкий готов был побиться об заклад, следователь вспомнил дело Гущиной, едва он назвал ее фамилию.
— А точнее время назвать можете? Чтобы я архив запросил.
— 1997 год. Июнь месяц. Одиннадцатое число. Межрегиональные соревнования на стрельбище в пятнадцати километрах от Новороссийска.
— Припоминаю… — Грабовенко разлепил пальцы и припечатал ладони на стол. — Так там все ясно. Об ошибке и речи нет. Тем более о злом умысле. Экспертиза подтвердила, что пуля, извлеченная из тела трупа, выпущена из ствола Гущиной. Это факт. А мы, следователи, опираемся только на факты.
— Отличная у вас память, Василий Петрович. Столько дел проходит через ваши руки, а вы помните убийство десятилетней давности.
— Так ведь не обычная бытовуха или бандитская разборка. Не часто спортсмены, тем более чемпионы, попадают в такую переделку. А женщина-стрелок на моей памяти — первый раз.
— Да и у меня подобных дел не было, — сказал Турецкий. — Но я бы хотел ознакомиться с делом Гущиной.
— Только в моем присутствии, — быстро сказал Грабовенко.
— Согласен. Запросите, пожалуйста, архив, — невозмутимо попросил Турецкий.
— На это нужно время.
— Разве архив на другом конце города? — искренне удивился Турецкий.
— Нет, — неохотно ответил Грабовенко. — В нашем здании. Но знаете, человеческий фактор… Скоро обеденный перерыв.
— Времени еще предостаточно, — парировал Турецкий. — Рабочий день только начался. Я предполагал, что может возникнуть некая проблема с человеческим фактором, потому и приехал к вам пораньше.
Грабовенко угрюмо начал набирать номер телефона. Он не поднимал на Турецкого глаза, и тот понял — скрывает неприязненный взгляд. Дело давным-давно закрыто, для следователя в нем никаких неясностей нет. А тут приезжает московский проверяльщик и непонятно по какой причине ворошит старое.
Когда принесли наконец несколько томов дела Гущиной, Турецкий успел немного вздремнуть, пересев в удобное кресло в углу кабинета. Он не обращал внимания на красноречивые вздохи Грабовенко, его недовольное сопение, хождение того по кабинету, телефонные звонки. Турецкий умел отключиться от внешних раздражителей, когда предстояло нечто важное.
Ознакомительная версия.
