Ознакомительная версия.
– Они такие, – подтвердила Нонна, чтобы не молчать, как дура.
Она скучала смертельно, но знала, как опасно прерывать очередную никчемную лекцию Толика. Осерчает же, кобелек занудный, и будет потом пыхтеть, как старый «москвичонок», который без подсоса никак завестись не может.
Нонка улыбнулась своей игривой мысли. Анатолий Анатольевич, видя, что его вербальные экскурсы в историю оценены и даже найдены веселыми, тоже повеселел.
– И, короче, – снова завел он свою речь, – король ждет ответа! А Шене, не будь дурак, возьми и брякни: не могу, мол, молчать, ваше величество, этот бутыльмент, как только вас увидал, сразу же и согнулся в поклоне перед вашим великолепием! Людовик посмеялся, отпустил своего поставщика без выговора и штрафных санкций, а с тех пор вся продукция фирмы Шене разливается только в кривые бутылки. Вот так вот!
«Вот так вот! – подумала Нонка. – Пришел ко мне, а мысли у него только про бутылки и всякую херню из древней истории. Скотина неблагодарная, как говорит Ольга, и, наверное, она права. Эта сука в оценке мужиков и их дурацких качеств почти всегда бывает права. Но все равно она сука. И швабра».
– Ты уже не дуешься, Нонка? – Анатолий Анатольевич отпил вина, прочувствовал его вкус и шумно проглотил. – Хорошо. Очень хорошо. Почему не пробуешь?
– Ты мне не ответил! Не сказал, что меня любишь! – напомнила Нонна, наклоняясь к столику, чтобы взять пальчиками кусочек мяса.
Анатолий Анатольевич промолчал.
Нонна откусила кусочек и посмотрела на своего Толика.
Анатолий Анатольевич лежал в ванной, откинувшись. Рот у него был приоткрыт, открытые глаза смотрели вверх.
– Толик, ты что это? – не поняла Нонна. – То-олик!
Она посмотрела, как тонет уроненный Толиком в воду фужер, постепенно наполняясь водой, осторожно протянула руку и еще осторожнее дотронулась до плеча Толика.
Казалось, что генералу Орлову было очень неудобно сидеть в своем кресле. И совсем уж неуютно – в своем собственном кабинете.
Он облизал губы, ослабил узел форменного галстука, освобождая шею, зачем-то переложил на столе авторучки и карандаши сперва в одном порядке, затем – в другом, потом снова зачем-то взял эти карандаши в руки.
– Ты не молчи, Петр! – крикнул Гуров. – Взял моду! Сказал какую-то чушь и сразу же заткнулся, как сфинкс, твою мать! Не прокатит! Ты не молчи и объясни мне, наконец, какого черта я должен расхлебывать это дерьмо? Почему из всех, кого можно, ты вызываешь только меня?! Я что, здесь самый последний бездельник?
– Лева, понимаешь какое дело… – Орлов собрался что-то высказать, но Гуров его прервал:
– Я-то понимаю, какое тут дело есть и какого дела тут нет! Я все прекрасно понимаю! И сейчас тебе объясню!
Стас Крячко, как всегда, сидел, развалившись в кресле, вытянув вперед ноги, и блаженно улыбался.
– Он вам, господин генерал, объяснит, что вы не последний бездельник, а предпоследний. Последним в списке буду я! – развязно пошутил Стас и отвернулся, чтобы не встречать бешеный взгляд Гурова. Он решил, что еще успеет за сегодня насладиться такой радостью. И был, конечно же, прав.
Редкое совещание у генерала Петра Николаевича Орлова, начальника главка, проходило без бурных выяснений отношений между ним и Гуровым. Вот и сейчас Гуров, услышав про новое задание, которое собирался на него повесить Орлов, взвился, словно его собирались засылать в никчемную тмутаракань собирать прошлогодний снег.
– Ты выдергиваешь меня с дела, которое уже почти закончено, и посылаешь на это, потому что не можешь отказать какому-то хмырю из правительства! – раздражаясь все больше и больше, крикнул Гуров, указывая пальцем прямо во вспотевший лоб Орлова. – А то, что там уже до приезда опергруппы какой-то кекс намудрил и все перепутал и перемешал, тебя не смущает? Да плевать я хотел на все это! Это мой геморрой, а не твой! А ты не подумал, почему этот парнишка из высокого кабинета вдруг стал так резво подписываться и требовать быстрого расследования? Да и вообще, какого черта… – Гуров внезапно замолчал и махнул рукой. – Надоели вы мне все, как эта гребаная реклама по этому гребаному ящику. У меня отпуска неотгуленного месяца три или четыре! Я устал, мне надоело, уезжаю в Питер!
– А почему конкретно в Санкт-Петербург? – Стас внезапно влез в разговор, хотя еще секунду назад просто наслаждался привычной атмосферой и вовсе не собирался подавать голос ни при каких обстоятельствах, однако последняя фраза Гурова снова пробудила его любопытство. – А почему не в славный стольный город Конотоп, известный всему миру тем, что он является малой родиной нашего любимого мэра Юрия Михайловича? Чем это Питер лучше Конотопа? Снобизмом грешишь, Лев Иванович!
– Мария давно хочет Эрмитаж навестить, – мрачно ответил Гуров, не оборачиваясь, и добавил: – И вообще заткнись, паяц! Пока тебя просят по-хорошему.
– Да я молчу уже третий день или даже четвертый, – лениво зевнул Стас. – Очень мне надо вмешиваться в ваши разборки, словно больше делать нечего. У меня три журнала кроссвордов еще не изучены…
– Заткнись, Стас, я сказал! – крикнул Гуров и собрался что-то снова сказать Орлову, но тот, воспользовавшись передышкой, собрал все силы и снова бросился в атаку.
– Ты не прав, Лева, – Орлов проговорил эту фразу весьма веско и очень даже начальственно. – Тут дело в том, что слишком заметный человек умер, слишком подозрительной смертью, и ты прав, говоря про непонятки, возникшие до приезда оперативников. С этим нужно разобраться, и разобраться быстро. И расследование нужно провести в максимально короткие сроки. Дело тут вовсе не в шишке из правительства, о котором ты говоришь, а в том, что налицо заказное убийство, произведенное необычным способом!
Гуров глубоко вздохнул, собираясь снова возражать, Орлов быстро закончил, как видно, не надеясь, что через мгновение его не перебьют:
– А кого я могу поставить на такое сложное заказное убийство? Может быть, мальчика-стажера? Ну укажи мне хоть кого-нибудь! Все же заняты! Все! А ты свое дело уже почти закончил и сделал это прекрасно! Кто еще, кроме тебя, сможет справиться с убийством Ветринова?
– Лев пьяных не любил, сам в рот не брал хмельного, но обожал подхалимаж, – пробормотал Стас, и оба – Орлов и Гуров – внимательно посмотрели на него.
– А я чего? Я – ничего, – забормотал Стас. – Это, некоторым образом, наш штатный государственный баснетворец и гимнописец Михалков. Это он сочинил. В перерыве между гимнами и производством одаренных сыновей.
– Тебе сказали, заткнись, – устало напомнил Орлов.
– Он понимает только с пятнадцатого раза, – хмуро сказал Гуров, – и то, если после этого запереть его в темной комнате.
– Вместе с черной кошкой, – подхватил Стас. – А ты тоже культурный человек? Не ожидал. Ну прямо-таки никак и ни под каким видом.
Орлов, снова воспользовавшись передышкой, наклонился над столом и быстро проговорил:
– Лева! Надо это сделать быстро! Быстро, чтобы никто не мог сказать и подумать, что, когда убийца не пользуется автоматом или пистолетом, а еще лучше гранатометом, тогда угрозыск глух, слеп и ничего не может. Это дело надо разработать быстро, в кратчайшие сроки, – почти приказным тоном повторил Орлов, обнадеженный молчанием Гурова.
Но молчание это было как затишье перед бурей. В чем Орлов сразу же и убедился.
– Как я это могу обещать?! – вскричал Гуров. – Что значат эти твои «кратчайшие сроки»?! Три дня, или, может быть, три часа, или три минуты?! А может быть, мне прямо сейчас, не сходя с этой табуретки, назвать убийцу?! Заказывай, Петр, тебе же надо!
Несмотря на то что Гуров сидел не на табуретке, а в высоком кожаном кресле, ему никто не возразил. Ну хочет человек называть итальянское кресло табуреткой – ради бога, называй, только не кричи и не ругайся.
– Достаточно будет, Лев Иванович, если ты просто возьмешься за это дело, – очень терпеливо и бережно, как ребенку, объяснил Орлов. – Мне этого будет достаточно. Обещаю тебе.
– Уж мы-то знаем, на что способен великий и ужасный Гуров. – Стас снова не промолчал, тут же пробормотал: «Ой, сорвалось, я нечаянно» – и втянул голову в плечи, словно ожидал удара. Однако бить его никто не стал.
– Заткнись, паяц! – рявкнул Гуров. – Сколько раз еще говорить?!
Генерал Орлов вынул из кармана кителя клетчатый носовой платок, развернул его и вытер взмокшую шею.
– Ну что ты всегда шумишь, Лева? – жалобно спросил он. – Или ты думаешь, что мне доставляет радость видеть, как ты тут яришься? Никакой радости мне от этого нет! Уверяю тебя! Поверь, мне проще было бы посидеть в тишине и в покое где-нибудь на рыбалке.
– На пенсии насидишься еще, – огрызнулся Гуров. – Пнут под зад, и насидишься.
– Типун тебе на язык, Лева, – почти обиделся Орлов.
– А кстати, господа-товарищи! – Стас поднял голову и обвел всех присутствующих торжествующим взглядом. – Я совсем недавно узнал, что такое этот типун. Представляете, всего лишь нарост, шишка, болячка! Причем не у человека даже, а у птички на клюве.
Ознакомительная версия.
