Характеристика, которую госпожа Лоньон дала своему мужу, не была такой уж неточной. Этот болван от излишнего усердия постоянно попадал в дурацкие положения и был при этом уверен, что весь мир в сговоре против него, что все вокруг тайно строят козни, чтобы помешать ему получить повышение.
И удивительнее всего то, что инспектор Лоньон был вовсе не глупым и действительно на редкость добросовестным и честным человеком.
— Она лежит? — спросил он, прерывая затянувшееся молчание.
— Когда я приехал, она была на ногах.
— Сердится?
— Располагайтесь поудобней, Лоньон, и не отводите глаз. Вне зависимости от того, что мне наговорила ваша жена, достаточно взглянуть на вас, чтобы понять: с вами происходит что-то неладное. Вы мне непосредственно не подчиняетесь, следовательно, ваши дела меня как бы не касаются. Но раз уж ваша супруга обратилась ко мне, может быть, все же лучше посвятить меня в то, что приключилось. Как вы думаете?
— Думаю, вы правы.
— В таком случае я попрошу вас рассказать мне все, вы понимаете, все, а не почти все.
— Понимаю.
— Очень хорошо. Курите, пожалуйста.
— Я не курю.
Это было правдой. Мегрэ просто забыл, что Лоньон не курит из-за жены, которой делается дурно от запаха табака.
— Что вы знаете об этих гангстерах?
— Я думаю, это настоящие гангстеры.
— Американцы?
— Да.
— Как вы с ними связались?
— Сам толком не пойму. Я оказался сейчас в таком положении, что, наверное, лучше вам во всем чистосердечно признаться, даже если я потеряю из-за этого место.
Он не сводил глаз с письменного стола, и его нижняя губа дрожала.
— Все равно рано или поздно это должно было случиться.
— Что именно?
— Вы сами знаете. Меня держат только потому, что нет повода меня уволить, потому что им еще ни разу не удалось ко мне прицепиться, все они уже много лет так и норовят застукать меня…
— Кто они?
— Да все.
— Послушайте, Лоньон!..
— Да, господин комиссар!
— Пожалуйста, не считайте себя жертвой, которую все преследуют, — это просто смешно!
— Извините, господин комиссар.
— Да что вы стоите точно в воду опущенный? Взгляните хоть разок на меня. Ну вот, так-то оно лучше, так вы хоть похожи на мужчину. А теперь выкладывайте, в чем дело.
Лоньон не плакал, но от насморка глаза его слезились, он ежесекундно подносил платок к лицу, и это раздражало Мегрэ.
— Ну так я вас слушаю.
— Это случилось в понедельник, вернее в ночь с понедельника на вторник.
— Вы дежурили?
— Да. Было что-то около часа ночи. Притаившись, я наблюдал за происходящим вокруг.
— Где вы стояли?
— За оградой церкви Нотр-Дам де Лорет, на улице Флешье.
— Выходит, на чужом участке?
— Нет, как раз на границе двух участков; правда, улица Флешье относится к третьему кварталу, но следил я за баром на углу улицы Мартир, которая входит в мой участок. Мне донесли, что туда по ночам захаживает один тип, торгующий кокаином. Улица Флешье плохо освещена и в такой поздний час всегда пустынна. Вдруг из-за угла улицы Шатодэн появилась какая-то машина, резко затормозила и на мгновение остановилась метрах в десяти от меня. Люди, сидевшие в машине, меня не заметили. Дверца распахнулась, и на тротуар выбросили человека, точнее, труп человека; затем машина сорвалась с места и умчалась по улице Сен-Лазар.
— Вы записали ее номер?
— Да. Прежде всего я кинулся к трупу. Я мог поклясться, что человек этот мертв, но все же мне надо было в этом убедиться. В темноте я ощупал его грудь и тут же отдернул руку — рубаха была пропитана липкой, еще теплой кровью.
Нахмурив брови, Мегрэ пробормотал:
— Что-то я ничего об этом не читал в сводке происшествий за ту ночь.
— Знаю.
— Каким же образом?..
— Сейчас я вам объясню. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что поступил неправильно. Быть может, вы мне даже не поверите…
— Что стало с телом?
— Вот именно об этом я и хочу рассказать. Полицейского поблизости не оказалось. Бар — он находился метрах в ста от места происшествия — был еще открыт. Я бросился туда, чтобы позвонить.
— Кому?
— В комиссариат третьего квартала.
— Вы позвонили?
— Я подошел к стойке, чтобы взять жетон для автомата, и, машинально бросив взгляд через окно на улицу, увидел вторую машину, которая свернула с улицы Флешье на улицу Нотр-Дам де Лорет и затормозила у того места, где лежал труп. Тогда я выскочил из бара, чтобы записать ее номер, но машина была уже слишком далеко.
— Такси?
— Не думаю. Все это произошло очень быстро. Я почувствовал что-то неладное и со всех ног кинулся к церкви. Трупа у решетки не оказалось.
— И вы не доложили об этом?
— Нет.
— Вам не пришло в голову, что если сообщить номер первой машины, ее, может быть, удалось бы задержать?
— Я подумал об этом, но решил, что люди, способные на такие вещи, не настолько глупы, чтобы долго разъезжать на этой машине.
— И вы не написали рапорта о происшедшем?
Мегрэ, конечно, понял, в чем дело. Долгие годы бедняга Лоньон ждал, что ему посчастливится напасть на какое-нибудь громкое дело, которое привлечет к нему всеобщее внимание. И, как нарочно, всякий раз, когда на его участке происходило что-нибудь серьезное, он либо не дежурил, либо по тем или иным причинам розыск поручали оперативной группе с Набережной Орфевр.
— Я знаю, что поступил неправильно. Я понял это очень скоро, еще ночью, но, поскольку я тут же не доложил начальству, было уже поздно…
— Вы нашли машину?
— Утром я отправился в префектуру, просмотрел списки и установил, что эта машина приписана к гаражу у ворот Майо. Я пошел туда и выяснил, что в этом гараже можно взять машину напрокат — на день, два или даже на месяц.
— Машина была на месте?
— Нет. Ее взяли за два дня до этого на неопределенный срок. Мне показали регистрационную карточку клиента — это был некий Билл Ларнер, подданный США, проживающий в гостинице «Ваграм» на авеню Де Ваграм.
— Вы застали там Ларнера?
— Нет, он ушел из гостиницы в четыре часа утра.
— Вы хотите сказать, что до четырех утра он находился в своей комнате?
— Да.
— Значит, в машине его не было?
— Наверняка. Портье видел его, когда он поднимался к себе в номер, — это было около двенадцати ночи. В половине четвертого утра Ларнеру позвонили, и он тут же ушел.
— Вещи он взял с собой?
— Нет. Он сказал, что идет на вокзал встретить друга и вернется к завтраку.
— Конечно, он не вернулся?
— Нет.
— А машина?
— Утром ее обнаружили возле Северного вокзала. — Лоньон снова высморкался и с виноватым видом поглядел на Мегрэ. — Повторяю, я поступил неправильно. Сегодня уже четверг, а я со вторника, с самого утра, безуспешно пытаюсь во всем этом разобраться. Двое суток я не был дома.
— Почему?
— Жена вам, наверное, сказала, что во вторник, едва я ушел, они явились ко мне домой. Ведь это о чем-то говорит, верно?
Мегрэ его не перебивал.
— По-моему, здесь может быть только одно объяснение: выбросив труп на тротуар, они заметили, что кто-то стоит в тени у решетки. Они подумали, что, вероятно, я записал номер их машины, и бросили ее у вокзала, а потом позвонили Биллу Ларнеру и предупредили его — ведь по регистрационной карточке в гараже его теперь легко найдут.
Мегрэ слушал, рисуя что-то в блокноте.
— А дальше что?
— Не знаю. Я ведь только высказываю предположение: должно быть, они просмотрели газеты и убедились, что об этом деле молчат.
— А как узнали ваш адрес?
— Я нахожу этому только одно объяснение, и оно доказывает, что мы имеем дело с очень ловкими людьми, с профессионалами высокого класса. Видимо, кто-то из них дежурил возле гаража, когда я приходил туда справиться о машине, и выследил меня. А как только я, позавтракав, ушел из дому, они проникли в мою квартиру.
— Они что, надеялись найти у вас труп?
— Вы тоже так думаете?
— Не знаю… Почему вы с тех пор не были дома?
— Потому что они, скорее всего, наблюдают за домом.
— Вы их боитесь, Лоньон?
Щеки Лоньона стали такими же пунцовыми, как и его нос.
— Я предполагал, что меня в этом заподозрят. Но это неправда. Я хотел только сохранить свободу передвижения. Я снял комнату в маленькой гостинице на площади Клиши. С женой я говорю по телефону. Все это время я работаю без устали. Я обошел больше ста гостиниц в районе Терн, вокруг авеню Де Ваграм и авеню Дел Опера. Жена описала мне тех двух типов, которые ворвались к нам в дом. Я побывал в префектуре, в отделе иностранцев. При этом я делал и всю свою текущую работу…
— Короче говоря, вы надеялись, что сумеете один расследовать это дело?
— Сперва — да. Я считал, что это мне окажется под силу. А теперь я отступаю. Пусть будет что будет.
