Ознакомительная версия.
— Вячеслав Иванович! Вы же начальник МУРа! А ведете себя как участковый из деревни Авдотьино на симфоническом концерте!
К удивлению Турецкого, Грязнов сделал извиняющийся жест и, что называется, обратился в слух. Пришлось присоединиться; интересно, что еще за шишка такая этот сосед.
— Особенно стоит сказать о детской наркомании, — продолжала Старухина. — За последний год количество преступлений, совершенных под воздействием наркотиков, только среди подростков возросло в семнадцать раз. На сегодняшний день в столице функционируют двадцать три медико-социальных реабилитационных центра для подростков, страдающих наркозависимостью. Только в прошлом году в московских наркодиспансерах состояли на учете восемнадцать (восемнадцать!) тысяч несовершеннолетних, а за совершение преступлений в состоянии наркотического или токсического опьянения было задержано более двадцати тысяч подростков. Между прочим, медики вообще регистрируют наркоманов в несколько раз больше, чем правоохранительные органы. По официальным медицинским данным, наркоманов сейчас тридцать пять тысяч, и почти одна треть из них — подростки. — В голосе Старухиной послышался демонстративный скепсис. — По нашей же статистике, в Москве пятьдесят восемь тысяч наркоманов. Но и это только те, кто зарегистрирован. Согласно же последним исследованиям, базирующимся как на оперативных, так и на косвенных данных, можно с уверенностью утверждать: в Москве проживает сегодня, по крайней мере… полмиллиона наркоманов.
Она сделала театральную паузу и обвела взглядом зал.
Полный бред, подумал Турецкий (до того он слушал ее речь как музыку, не слишком углубляясь в смысл). Можно подумать, каждый десятый житель столицы, считая грудных младенцев и высоконравственное старшее поколение, сидит на игле, или на колесах, или балуется травкой, или, не знаю, ставит себе опиумные клистиры. Бред.
— Я полагаю, некоторые из присутствующих сочтут названные цифры нереальными, — как бы возразила она его молчаливому негодованию и опять обвела глазами зал. — Однако в своих расчетах мы опирались на среднее расхождение между числом зарегистрированных и выявленных наркоманов на тех уникальных, следует с сожалением признать, территориях, где процент выявляемости приближается к ста. И разница эта десятикратная. Кроме того, поддается достаточно точной оценке количество ежегодно выращиваемого и перерабатываемого опиумного мака и другого наркосодержащего сырья, потребляемого в конечном счете жителями столицы. И мы вновь получим тот же устрашающий итог — миллион наркоманов в Москве.
Сосед обернулся к Грязнову и покачал головой:
— Вячеслав Иванович, по-моему, это вызов здравому смыслу.
— Н-н-н… — уклончиво ответил Грязнов.
Турецкому тоже захотелось высказать свое мнение, но Славка зашептал на ухо:
— По-моему, она заканчивает, сейчас пойдет на место, не прозевай ножки. Обнаружим изъян — пиво с тебя.
— А вот еще статистические данные из Центра временной изоляции для несовершеннолетних преступников, — гнула свое Старухина. — После прохождения курса реабилитации практически все подростки (а точнее, девяносто восемь процентов) заявляют, что никогда не будут больше употреблять наркотики. Однако сдержать обещание и избавиться от пагубной привычки, от этой ужасной болезни удается лишь четырем процентам наркоманов…
Вопреки грязновскому предположению, она говорила еще довольно долго. И бесспорно красиво, но слишком научно-популярно, и Турецкий вернулся к созерцанию.
В конце концов она закончила просвещать аудиторию и покинула трибуну. Турецкий даже привстал, чтобы рассмотреть получше. Но. Но увы. Увы, ранее недоступные для созерцания части тела таковыми и остались — их скрывали просторные шелковые брюки а-ля Марлен Дитрих.
— Пока один-ноль в твою пользу, — зашептал Грязнов, — во всяком случае, они у нее не короткие.
Потом выступал генерал Кривенков, и тоже не поведал ничего выдающегося, а смотреть на него тем более не было никакого интереса. Через полтора часа наконец перешли к вопросам из зала, началась некоторая неразбериха. Турецкий с Грязновым, воспользовавшись непосредственной близостью выхода, немедленно из зала удалились.
— В буфет? — задал Турецкий риторический вопрос.
— Погоди. Надо все-таки выяснить.
Они прождали еще минут двадцать, пока мероприятие не закончилось и народ не повалил из зала. Грязнов перехватил на выходе Старухину и постарался увлечь поближе к окну.
— А, Вячеслав Иванович! Наслышана… — Она не позволила Грязнову взять себя под руку, от чего Турецкий испытал истинное наслаждение. Но к окну подошла.
Он не слышал, о чем они говорят, — изучал ее брюки на просвет. И ни единого изъяна не обнаружил, даже малого намека на изъян. Все, пиво со Славки. Он подал знак, и Грязнов со Старухиной приблизились к нему.
— Позвольте представить, Татьяна Викторовна, лучший в мире следователь Генпрокуратуры по особо важным делам Сан Борисыч Турецкий.
Она протянула руку и бодро улыбнулась (сам Турецкий последние минуты ощущал, что от инфаркта его может спасти только экстренная доза холодного «Туборга»).
— Я все время на вас смотрела. У вас было такое лицо, словно вы не понимаете, что происходит и как вы здесь оказались.
В буфет они не пошли, народу туда набилось как в лучшие советские времена — всем после томительного брифинга хотелось освежиться. Выбрались на улицу и направились к ближайшему кафе. Уселись за столиком прямо на тротуаре, заказали по баночке «Туборга» (платил, естественно, Грязнов, поскольку проиграл) и орешков — есть в такую жару совершенно не хотелось. Огромный зеленый зонт над головой создавал иллюзию прохлады, но только иллюзию. В тени было, наверное, градусов тридцать. Пиво, даже ледяное изначально, мгновенно нагревалось, потому пить приходилось быстро. В десяти метрах с ревом проносились раскаленные машины, уминая податливый асфальт, на горизонте висело зыбкое горячее марево, пахло бензином, горячей пылью и подгоревшим жиром из расположившегося рядом гриля. Этот последний запах разбудил в Грязнове аппетит.
— Может, цыпленка сжуем?
— Он же горячий, — лениво возразил Турецкий.
— Ну, закажи себе мороженое.
Переливчато и длинно забибикал пейджер, Турецкий по звуку определил, что вроде не его, Грязнов тоже, но оба потянулись к карманам с единственным желанием, чтобы все-таки чужой. Оказалось, не повезло обоим. Биперы сработали одновременно, оттого и вышла такая чудная трель.
«В 12.50 у меня. Обязательно и без опозданий.
Меркулов».
— Начальство вызывает, — вздохнул Турецкий.
— Аналогично, — буркнул Грязнов и подозвал официанта: — Пару цыплят сухим пайком заверните.
— Давай вечером ко мне, — предложил Турецкий, — посидим спокойно, моих же нет. И цыплята к тому времени как раз остынут.
— А кондиционер у тебя есть?
— Есть три вентилятора и полный морозильник льда… и еще холодный душ.
— Заметано, — кивнул Грязнов, принимая у официанта объемистый пакет. — Тебя подвезти?
Турецкий взглянул на припаркованную у тротуара раскаленную «Ниву» и отказался:
— Я лучше на метро, там прохладно.
Нужно было все-таки на Славке подъехать, вяло упрекал себя Турецкий, с семиминутным опозданием проникая к Меркулову.
В кабинете заместителя генерального прокурора натужно ревел кондиционер, создавая вполне сносную атмосферу. Константин Дмитриевич и еще какой-то толстый тип сидели за маленьким столиком и потягивали чай со льдом. Красное щекастое лицо посетителя лоснилось от пота, и он поминутно обтирал его огромным клетчатым платком. Пиджак гостя висел на спинке кресла, узел галстука покоился где-то в области живота. Лицо это Турецкий уже определенно где-то видел, — скорее всего, по телевизору. Наверняка какая-нибудь правительственная шишка со своими личными неразрешимыми проблемами, которые никак нельзя доверить обычным ментам не вследствие реальной сложности и глобальности, а просто потому, что чин обязывает пользоваться исключительно услугами следователей по особо важным делам.
Меркулов Турецкому ничего не сказал, только посмотрел на часы, а потом поверх очков на «важняка» со значением. Гость с некоторым трудом вынул себя из кресла и, для проформы подтянув галстук сантиметра на полтора вверх, начал знакомиться:
— Промыслов Валерий Викторович. Наслышан о вас как о высоком профессионале. Рад встрече и возлагаю на ваш профессионализм большие надежды. — Он перевел дух и вытер снова взмокший лоб. — Жарко, не правда ли?
— Лето же, — сдержанно ответил Турецкий.
— Я тут начал было излагать Констанин Дмитричу подробности… — Промыслова прервал звонок мобильника. — Извините. — Он, поморщившись, взялся за трубку: — Слушаю. Да-да. Да слушаю же. Черт, вот вам и японская техника, ничего не слышно. — Он беспомощно посмотрел на трубку, издававшую нечленораздельные хрипы, а потом на Меркулова: — От вас можно позвонить?
Ознакомительная версия.
