– Да ведь он вовсе не обвиняет в этом тебя, Пит. И никого из нас он ни в чем не винит.
– Да он считает весь мир виноватым и это как раз и есть самое паршивое. Вот, например, сегодня он всерьез поругался с Мейером только потому, что Мейер взял трубку телефона, стоявшего на его столе. Понимаешь? Этот чертов телефон зазвонил, а Мейер снял параллельную трубку на ближайшем из столов, который и оказался столом Клинга. И только из-за этого Клинг полез в бутылку. Просто невозможно вести себя так в отделе, где люди работают вместе. Нет, Стив, дальше терпеть этого нельзя. Я намерен добиться его перевода.
– Это будет для него страшнейшим ударом.
– Но это будет огромным облегчением для всего участка.
– Не думаю...
– А никто и не спрашивает, что ты по этому поводу думаешь, я не нуждаюсь в чьих-либо советах, – оборвал его Бернс.
– Тогда какого черта ты позвал меня сюда?
– Понимаешь, чего я хочу? – сказал Бернс. Он вдруг резко поднялся из-за стола и начал прохаживаться у затянутого сеткой окна. – Ну, ты видишь, какие склоки он заводит? Даже мы с тобой просто не можем сесть и спокойно поговорить о нем, без того, чтобы не приняться орать друг на друга. Именно это я и имею в виду и именно поэтому я хочу избавиться наконец от него.
– Но ведь ты не станешь выбрасывать на помойку хорошие часы, если они вдруг начали немного отставать, – сказал Карелла.
– Нечего прибегать к дурацким сравнениям, – рявкнул Бернс. – У меня здесь отдел детективов, а не часовая мастерская.
– Это метафора, – поправил его Карелла.
– Мне все равно, что это, – отрезал Бернс. – Я завтра же позвоню шефу службы детективов города и попрошу его перевести куда-нибудь Клинга. И нечего больше говорить об этом.
– А куда перевести?
– Что значит – куда? А какое мне дело – куда? Для нас главное, чтобы его убрали отсюда, а больше меня ничего не интересует.
– И все-таки – куда? В какой-нибудь другой участок, где он попадет в окружение совершенно чужих ему парней, которым он там будет так же действовать на нервы, как нам здесь? Да тогда он...
– О, наконец-то ты и сам признал это.
– Что? То, что Берт действует мне на нервы? Само собой – действует.
– И при этом положение с каждым днем только ухудшается. Ты же, Стив, и сам прекрасно это знаешь. С каждым днем атмосфера все больше накаляется. Послушай, да какого черта мы тут с тобой спорим? Его уберут отсюда и все. – Бернс коротко кивнул как бы в подтверждение своих слов и тяжело плюхнулся в кресло, уставившись на Кареллу с почти детским вызовом.
Карелла тяжело вздохнул. Он пробыл на работе почти без перерыва уже около пятидесяти часов и жутко устал. На службу он прибыл без четверти девять утра в четверг и весь день был занят сбором информации, необходимой для завершения дел, накопившихся за март. Потом он проспал несколько часов в кладовке, прикрывшись собственным пальто, а в семь часов утра в пятницу его вызвали на пожар, где пожарные заподозрили поджог. Когда он вернулся в участок, там его уже ждала телефонограмма с просьбой безотлагательно позвонить по указанным там телефонам. К тому времени, когда он позвонил по всем указанным телефонам – причем один из них был от помощника судебно-медицинского эксперта, который почти целый час объяснял ему, что яд, который обнаружен в желудке вскрытой собаки, абсолютно идентичен яду, обнаруженному в желудках других шести собак, отравленных на этой неделе – на часах уже была половина второго. Карелла послал Мисколо в ближайший ресторанчик за завтраком, но не успели принести сделанный заказ, как ему срочно пришлось выехать на ограбление, совершенное на Одиннадцатой Северной. Вернулся он оттуда примерно в половине шестого, и снова отправился в кладовку, чтобы хоть немного поспать. Потом всю ночь, разбившись по тройкам, они обследовали притоны для подпольной карточной игры. А в половине девятого в субботу поступило сообщение о случае в квартире Закс, в результате чего ему пришлось допрашивать маленькую плачущую девочку. Сейчас была половина одиннадцатого, он жутко устал и единственное, чего ему хотелось в настоящий момент, так это добраться наконец до дома, а не спорить с лейтенантом по поводу человека, который и в самом деле был виноват в том, в чем лейтенант его обвинял. На такие споры просто уже не хватало сил.
– Пускай он поработает со мной, – сказал он наконец.
– Как это – поработает?
– Поручи нам расследование дела об убийстве Закс. В последнее время я работал с Мейером. Вот ты и дай мне вместо него Берта.
– А в чем дело? Тебе что – не нравится чем-нибудь Мейер?
– Мейер мне нравится, я просто обожаю работать с Мейером, но сейчас я устал, я думаю только об одном – как бы мне добраться до дома, до постели и поэтому я прошу – поручи мне вместе с Бертом вести новое дело.
– И чего ты собираешься этим добиться?
– Я и сам не знаю.
– Я решительный противник шоковой терапии, – сказал Бернс. – Эта женщина, Закс, была убита самым жестоким образом, и это только будет напоминать Берту о...
– Да причем тут терапия! – возразил устало Карелла. – Я просто хочу поработать вместе с ним. Мне хочется, чтобы он понял, что в этом дурацком участке есть еще люди, которые продолжают думать, что он приличный парень. Послушай, Пит, я и в самом деле очень устал и совсем не хочу продолжать спор на эту тему, честное слово. Если ты собираешься переводить Берта в другой участок – это твое дело. Хватит с меня споров. Но все-таки я хотел бы, чтобы ты прямо сейчас сказал мне, согласен ты на мое предложение или нет?
– Ладно, бери его, – сказал Бернс.
– Вот и спасибо, – ответил Карелла и сразу же направился к двери. – Спокойной ночи, – сказал он, обернувшись в дверях, и вышел.
Бывает иногда так, что при начале нового дела тебе кажется, будто у тебя на руках одни сплошные козыри.
Именно так началось и это дело, когда в понедельник утром Стив Карелла в сопровождении Берта Клинга прибыл к дому на Стаффорд-Плейс для допроса лифтера.
Лифтеру этому было около семидесяти лет, но он все еще отличался отменнейшим здоровьем, держался совершенно прямо и фигурой своей и ростом походил даже чем-то на Кареллу. Но при этом у него был только один глаз, за что его и называли Циклопом, – и это было, пожалуй, единственным, что могло вызвать сомнение в его показаниях как свидетеля. Однако он привычно и охотно объяснил, что глаз свой он потерял еще во время Первой мировой войны. Он явно гордился и героически потерянным глазом, и связанным с этим прозвищем Циклоп. Его сохранившийся глаз сиял такой ясной и проникающей чистотой, что, казалось, в нем виден был также и живой ум бодрого ветерана. Он внимательно выслушал все вопросы, которые задавали ему попеременно оба детектива.
– Конечно же, это я подымал его наверх в лифте, – сказал он в ответ.
– Значит, это вы доставили мужчину в квартиру миссис Закс вечером в пятницу? – уточнил еще раз Карелла.
– Совершенно верно.
– И в котором часу это было?
Циклоп задумался на минуту. Он носил черную повязку на пустой глазнице и поэтому несколько смахивал на пирата, наряженного в форму лифтера, да вдобавок еще и совершенно лысого.
– Кажется, тогда было девять часов или половина десятого.
– А потом этот мужчина вместе с вами спускался вниз, да?
– Нет.
– А в котором часу вы сменились?
– Я не покидал этого дома до восьми часов утра.
– А с какого и до какого часа вы работаете, мистер Месснер?
– Мы тут работаем в три смены, – пояснил Циклоп. – Утренняя смена начинается в восемь и длится до четырех, а кладбищенская смена длится с полуночи до восьми утра.
– Так в какой же смене были вы? – спросил Клинг.
– В ночную, ее-то мы и называем кладбищенской. Вы просто случайно застали меня здесь. Меня должны были сменить через десять минут.
– Но если вы заступаете на смену с полуночи, то как же вы очутились здесь в девять часов вечера в пятницу?
– Мой напарник, которого я должен был сменять в двенадцать, заболел и попросил отпустить его домой. Смотритель дома позвонил мне и попросил прийти в этот день пораньше. Вот я и решил выручить напарника.
– Тинке Закс эта ночь наверняка показалась длинной, – сказал Клинг.
– Верно. Но я-то, во всяком случае, вез в лифте этого парня часов в девять – половине десятого, а вниз он так и не спустился к тому моменту, когда мне нужно было сменяться с дежурства.
– Это было в восемь часов утра? – спросил Карелла.
– Правильно.
– А это обычно? – спросил Клинг.
– Что – обычно?
– Это обычно, что к Тинке Закс приезжали мужчины, которые поднимались к ней в квартиру в девять, половине десятого вечера и не спускались вниз до восьми утра.
Циклоп помигал своим единственным глазом.
– Я не люблю разговаривать о мертвых, – сказал он.
– А мы пришли сюда именно ради того, чтобы поговорить с вами о мертвых, – возразил ему Клинг. – И о тех живых, которые навещают этих мертвых. Я задал вам простой и понятный вопрос и ожидаю услышать на него прямой и ясный ответ. Имела Тинка Закс обыкновение принимать гостей мужского пола и оставлять их у себя на всю ночь?
