– Я же говорил, – без выражения произнес Засекин.
Полковник Крячко обернулся и, задрав голову, проводил взглядом группу посетителей, поднимавшихся по лестнице на второй этаж. Потом подмигнул Гурову и, понизив голос, сказал:
– Из-за чрезвычайных обстоятельств я считаю, что мы можем позволить себе проникнуть в бюро без всяких нудных формальностей. Два раза ковырнуть отмычкой, и все дела. Мы только посмотрим, чтобы не терять времени. Наверное, в базе данных у него есть какой-то план, из которого станет понятно, чем он занимался в последнее время.
– Наверное, есть, – кивнул Гуров. – Но твое предложение мне не нравится. И вообще, что о нас подумают?
Засекин помалкивал, деликатно отвернувшись.
– Что о нас подумают, это не так важно, а вот что я думаю, послушай! – пробормотал Крячко, буквально обнюхивая запертую дверь сверху донизу. – Офис не поставлен на сигнализацию, замок несложный. Вообще, у меня такое ощущение, будто заперли это на скорую руку, мимоходом. Словно собирались вот-вот вернуться. Был такой случай в мировой истории. Помнишь «Марию-Селесту»? Брошенный корабль, ни одного человека, а в каютах еще кофе дымится…
– Ладно, не нагоняй таинственности! – отмахнулся Гуров. – Сирена! Кофе дымится… Это у тебя кофе дымится – когда выкипает на раскаленную плитку. Пока ты мух ловишь.
– Нет, серьезно, Лева, – продолжал как ни в чем не бывало Крячко. – А для чего мы вообще сюда ехали? Чтобы убедиться, что граница на замке? По-моему, это очень непродуктивно. Давайте, отвернитесь, а я одним глазком…
– Ну вот что! – решительно заявил Гуров, поворачиваясь к Засекину. – Доставай телефон и звони. Сначала Быкову, потом его секретарше. По всем известным тебе номерам. Если не откликнутся…
Они не откликнулись. Засекин добросовестно несколько раз набирал номера мобильных телефонов, принадлежавших его другу Быкову и секретарше, но без толку. Тогда Гуров сделал знак Крячко:
– Дьявол с тобой, искуситель! Вскрывай! Не нравится мне это молчание. Сколько же это, получается, дней? Суток пять? Неделю?
На риторический вопрос никто Гурову не ответил. Засекин, видимо, не знал, что сказать, а Крячко был занят своим делом. Обладая золотыми руками и набором великолепных отмычек, он справлялся в считаные минуты с самым сложным замком. Гуров не позволял ему сильно разворачиваться на этом поприще, иначе полковник Крячко вообще бы без затруднений проникал в любые помещения и в любое время. Авантюрная жилка была в нем сильна, несмотря на долгий опыт аналитической оперативной работы. А может быть, как раз благодаря этому самому опыту…
Дверь «Доверия» полковник Крячко открыл почти мгновенно, презрительно усмехнувшись.
– Было о чем говорить! Можно сказать, почти открыта…
Он заглянул в комнату и осекся. Гуров поспешно шагнул вперед и навис над его плечом. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять – кто-то уже побывал здесь до них. И явно не хозяева. Поскольку в офисе все было выпотрошено и перевернуто – видимо, тут долго и упорно что-то искали. Пол был усыпан бумагами, а крышки с компьютеров сняты.
– М-да, – сказал Гуров с сожалением. – Кто не успел, тот опоздал. Наша находка, конечно, весьма красноречива, но, похоже, бесполезна, как пустой орех. Держу пари, что нужную нам информацию отсюда уже вынесли.
Засекин, сохраняя абсолютно невозмутимый вид, задал тем не менее на редкость глупые вопросы:
– Кто вынес? Куда вынес? Зачем?
Гуров иронически на него посмотрел.
– Так я вам и сказал, кто и куда! А вот зачем – пожалуйста. Кому-то очень не хотелось, чтобы мы знали, чем занимался Быков. Но эти люди очень торопились, поэтому для верности вынесли все, что могло хранить информацию.
– И что теперь? – спросил Крячко.
– Теперь ходатайствуем о проведении обыска на квартире гражданки Пригожиной Лидии Ивановны, – сказал Гуров. – Так, кажется, зовут секретаршу Быкова? Они ведь теперь вместе живут. Вот и посмотрим, чем живут.
Несмотря на обещание генерала Орлова быстро оформить разрешение на обыск в квартире гражданки Пригожиной, секретарши детективного агентства «Доверие», сразу получить его не удалось. В прокуратуре посчитали недостаточными те основания, которые предъявили оперативники. Даже разгром, который обнаружился в офисе агентства, никого не убедил. Гурову было предложено установить местонахождение Быкова и его сотрудницы без проникновения в жилище. Гуров испытывал по этому поводу тревогу, но, хладнокровно поразмыслив, пришел к выводу, что переубедить ему никого не удастся. Придется смириться с обстоятельствами.
Он предполагал проверить кассы железных дорог и аэропортов, чтобы выяснить, пользовались этим транспортом Быков и его любовница в последние дни или нет, а также навестить жену Быкова и его мать, которые жили порознь и, по слухам, не поддерживали между собой никаких отношений. Полковник Крячко убеждал Гурова в том, что и в случае с квартирой Пригожиной они могут применить тот же способ, что и в офисе агентства, но Гуров попросил об этом даже не заикаться. Им не составило труда убедить генерала, что офис вскрыли еще до них (состояние, в котором находились кабинеты, подтверждало это), но второй раз похожий трюк явно не прошел бы.
Что произошло с Быковым и его секретаршей, никто не знал. Не было даже фактов, стопроцентно подтверждающих, что действительно что-то произошло. Но общее ощущение настораживало, и Гуров отчетливо понимал, что с каждым часом они теряют нечто очень важное. Требовались немедленные результаты, однако рассчитывать на них Гуров не мог.
Увы, ни жена Быкова, ни его мать также не прояснили ситуацию. Несмотря на разницу в возрасте, обе женщины в чем-то оказались неуловимо схожими между собой. Гурову показалось, что обеих более волнует собственное представление о муже и сыне, нежели сам муж и сын во плоти и крови. Наверное, и у матери, и у жены имелись поводы для обиды, и, наверное, обе женщины были по-своему правы, но ситуацию их позиция нисколько не проясняла.
– Дима рос замечательным мальчиком, – убежденно заявила Гурову мать Быкова, Валентина Сергеевна, женщина уже в годах, сохранившая гордую осанку и твердость речи. – Послушным, заботливым сыном. С ним никогда не возникало проблем. Его испортили эти женщины. Им были нужны только материальные блага. Чтобы их обеспечить, Дима целыми днями работал, совершенно забыл о себе, обо мне… Мне показалось, что он одумался, когда ушел от этой… Ведь вы знаете, она и сына воспитала таким же, как она сама! Бессовестным потребителем, который знает только одно слово: «Дай!» Мне показалось, что начнется новая жизнь, но выяснилось, что моего сына опутала еще одна безнравственная женщина…
Дальнейший разговор ничего нового не прибавил. Валентину Сергеевну совершенно не интересовало, чем занимался ее Дима помимо своих взаимоотношений с женщинами. Она понятия не имела, какие он вел дела и куда мог уехать. Но узнав, что Пригожиной тоже нет в городе, безапелляционно заявила, что ей все понятно и «что эта женщина наверняка поехала просаживать заработанные Димой деньги на какой-нибудь модный курорт».
Жена Быкова смотрела на проблему совсем под другим углом, но столь же неконструктивно.
– Он предал не меня, – заявила она Гурову. – Он предал семью. В первую очередь сына. Он предпочел все отдать той шлюхе… Извините. Но теперь мы прекрасно без него обходимся, и я не желаю знать, чем этот человек сейчас занимается. Его жизнь меня больше не волнует.
Эти два мнения Гуров и Крячко живо обсуждали по дороге в Новогиреево, где проживала гражданка Пригожина. Жара стояла необыкновенная. Даже при открытых окнах в машине сохранялась температура сауны, а врывавшийся в салон ветерок был насыщен жаром доменной печи и сизым дымом сгоревшего бензина. Грубо вылепленное лицо полковника Крячко было красным и мокрым, словно он действительно только что выбрался из парной. Гуров, который по случаю жары позволил себе снять пиджак и галстук и даже засучить рукава рубашки, крутил баранку и размышлял вслух:
– Вот что за странная штука семейная жизнь! Казалось бы, самые близкие люди, вместе живут столько лет! И в то же время такое глубочайшее взаимное непонимание!
– Так оно всегда и бывает, – глубокомысленно заметил Крячко. – Достаточно бегло просмотреть криминальные сводки. Убийства как чаще всего происходят? Сидят близкие люди, выпивают, а потом обнаруживают это самое взаимное непонимание и начинают проламывать друг другу черепа. Видимо, чтобы лучше проникнуть в мысли друг друга… Ничего удивительного тут я не вижу. Чужая душа, как говорится, потемки.
– Тебе бы только потрепаться, – вздохнул Гуров. – А ведь это поистине философский вопрос. Ни мать, ни жена меня будто не слышали. Обе заняты своими обидами. Одна считает состоявшегося матерого мужика ребенком, которого испортили гадкие женщины. Другая безоговорочно называет его предателем семьи. Хотя, думаю, репутация Быкова в смысле того, что он якобы бабник, почти безупречна. Подумаешь, разлюбил одну и нашел другую! Сын у него уже совершеннолетний… Нет, конечно, я понимаю, что женщины имеют право по-своему смотреть на жизнь, но ведь ни та, ни другая даже не обеспокоились исчезновением Быкова! Как будто он вышел за хлебом и через пятнадцать минут вернется! А ведь до сих пор никто не может толком сказать, где Быков и что с ним!
